Золушке.
скособоченный подросток женского пола в русском сарафане, платочке на голове
и в обрезанных по щиколотку валенках. Меня посетило подозрение, что
подросток подслушивал под дверью, уж очень быстро явился.
По длинным темным коридорам со скрипучими паркетами мы двинулись в левое
крыло. Я старалась не отставать от источника света в Глашиных руках. Со стен
на меня смотрели дамы и кавалеры в пудреных париках, огромные зеркала в
богатых рамах отражали наши силуэты, в нишах притаились чьи-то мраморные
бюсты. Дробный собачий перебор лапами по деревянным полам придавал мне
смелости. В таком доме, наверняка, и привидения водятся.
Стало светлей. Тут выяснилось, что мой проводник - вовсе не подросток, а
старушка, очень худая, со сморщенным личиком, выглядывавшим из-под низко
повязанного платка.
голосом. - Я Вам тут отужинать припасла и песику Вашему - сахарную косточку.
одиночестве.
голландскими изразцами. Слева у стены стояла девичья кровать с
никелированными шарами на спинках, застеленная подзором ручной вышивки и
одеялом из разноцветных кусочков ткани. В головах кровати высилась пирамида
подушек. У противоположной стены стоял комод с небольшим зеркальцем,
напротив двери - окошко, у которого примостился столик для рукоделия и
кресло с прямой спинкой. Посреди комнаты, на полу лежал коврик не первой
молодости. Ветерок из приоткрытого окна чуть шевелил тюлевую занавеску.
Спартанская обстановка. Как раз для непритязательной компаньонки. Моя сумка
и Гошины вещи лежали у двери.
тарелке. В отдельной миске - косточка из бульона.
во сне с ней не расставаться. Я тоже пожевала свой ужин и решила
укладываться спать.
современные, блистали чистотой, и из крана текла теплая вода. Почистив зубы,
я забралась под перину и задула свечу. Темнота не была полной, ее разбавлял
оптимистичный огонек лампадки перед иконой, стоявшей на полочке в красном
углу.
Родственница или наемная работница? Внучка на окладе... Зачем называть меня
Лизой? Полина - не сложное имя, легко запомнить. Эмма Францевна совсем не
выглядит склеротической старушкой, ей от силы лет шестьдесят. А уж пасьянсы
требуют сосредоточенности, внимания и хорошей памяти. Ну, да, как
говориться, у каждого свой скелет в шкафу!..
комнате, где сидела женщина, от которой пахло медом и властью. Однако запах
смерти и нафталина доминировал. Очень хотелось задрать морду и завыть во
весь голос первобытного страха. Но этот порыв пришлось в себе подавить, так
как Полина неодобрительно нахмурилась на мой немой вопрос. Что поделаешь,
порой приходится наступать песне на горло... Жаль, песня была бы красивой...
И звучала бы в ней печаль, нежная, как тополиный пух, пронзительная, как
скрип тормозов, и безнадежная, как осенний затяжной дождь... Смерть - это
неподвижность, темнота, вечность! Глаза стекленеют, язык вываливается из
пасти, инстинкт выживания покидает подкорку. Бр-р-р!!! Опять захотелось
завыть и спрятаться куда-нибудь подальше...
Глава 3
глаз или пошевелюсь. Я держалась из последних сил, которых хватило
ненадолго.
терпят хотя бы до восьми.
лапами, повизгивал и размахивал из стороны в сторону хвостом, изображая
нетерпение. Я побоялась, что хвост в такой крутой амплитуде движения может
не выдержать и оторваться. Пришлось выбираться из-под перины в утреннюю
прохладу комнаты.
выходило на яблоневый сад. Время цветения уже подходило к концу, и ветерок
легко срывал с веток лепестки и рассыпал их с милой непринужденностью,
превращая пейзаж за окном в картину "Летний снегопад". Я поспешила одеться и
удостовериться, что пейзаж за окном существует на самом деле. Моя светелка
находилась в самом конце коридора, который заканчивался деревянной
лестницей. Боковая дверь вывела нас на полянку и к яблоням.
щенок. День обещал быть погожим. На небе - ни облачка. Хотелось петь и
выделывать пируэты в воздухе вместе со стрижами. Но я ограничилась пробежкой
с прискоком по едва заметной тропинке, которая обогнула яблоневый сад с
правой стороны, и вывела нас к флигелю.
черепичной крышей, на макушке которой красовался флюгер в виде петуха. К
сожалению, флигель выглядел заброшенным и необитаемым. Штукатурка
обвалилась, черепица побилась и потемнела от времени, флюгер завалился
набок, ставни плотно закрыты, на двери - амбарный замок. Крапива подступила
к самому крыльцу.
яблоневому саду, и пошли вдоль посадок.
Гоша метался в траве, усердно демонстрируя свои охотничьи инстинкты. Один
раз ему даже удалось поднять зайца. Радости было - на всю округу.
Вода крутила деревянное колесо. Основной механизм водяной мельницы скрывался
в избушке. Сложенная из толстых бревен, слегка покосившаяся и вросшая в
землю по самое окошко, она напоминала жилище лешего. К самой избушке
подступали ели, переходившие дальше в дремучий лес. Однако мельница работала
исправно, так как внутри домика что-то гудело. От избушки в сторону большого
дома тянулись электрические провода. Тропинка в этом месте раздваивалась. Та
дорожка, что вела к лесу, была еле заметна.
петляя в высоких травах, вывела нас к заводи, где речушка после плотины
замедляла свой бег. Среди камыша, которым зарос берег, были проложены мостки
к чистой воде. Мы с Гошей посидели на мостках, любуясь ровной гладью воды,
по которой иногда разбегались круги от плескавшейся рыбы.
самого горизонта в утренней дымке виднелись домики населенного пункта. А
чуть в стороне - церквушка, с ярко блестевшем на солнце крестом. Руки
чесались запечатлеть всю эту первозданную тишину и благолепие с помощью
акварели.
затем поворачивала обратно в сторону большого дома. Мимо хозяйственных
построек непонятного предназначения она привела нас к бревенчатому дому, из
трубы которого шел дым. Дверь была распахнута, и из недр избы звучал мужской
бас, выводящий рулады, близкие к известной мелодии из оперы "Кармен".
за ним.
столом, лавками и буфетами. Под потолком висели медные кастрюли и
сковородки. А у стола в белом переднике и поварском колпаке стоял
здоровенный мужик и могучими руками молотил тесто. Пахло дрожжами и сложной
смесью корицы, топленого молока и горячих углей.
поглядеть-то на тебя. Совсем дядю Осипа забыла!
полотенце и утопил меня в объятиях. Гоша зашелся грозным лаем из-под стола.
молодцы! Ты и раньше-то хороша была, а теперь - хоть на конкурс красоты
посылай. Все женихи в округе от любви к тебе иссохнут, - тут дядя Осип
спохватился. - Ой, да ты, наверное, еще не завтракала. Сейчас я тебя
побалую... - и он положил мне из кастрюльки настоящей гурьевской каши. -
Садись, поешь. В больнице, небось, изголодалась. Совсем похудела, и загар
сошел...
Глаша.
из миски, а я уткнулась в кашу, так как Глаша имела вид неприветливый.