Думы, и попутно перечислил болезни главы пока еще действующего Совета
Федерации. Обсосав косточки видных политиков, Петя Рюмин перешел к артистам,
писателям-сатирикам, певичкам, модельерам и прочим активистам вечной
московской тусовки.
интересовали, но перекрыть поток Петиного тусовочного сознания было
практически невозможно. Поэтому оставалось ждать, пока он удовлетворит
собственное тщеславие, после чего только и можно будет ввернуть несколько
вопросов о присутствующих здесь думских деятелях второго плана.
серьгам. А начал с того, что красочно расписал крепких молодцев из ближнего
и дальнего окружения фракции либерал-демократов:
депутата Государственной думы и личные средства, которых хватает на
безбедную жизнь. И помощнику хорошо, и депутату -- один имеет возможность
тереться вокруг политики и устраивать свои коммерческие делишки, другой не
только экономит на ассистентах, но и имеет своих агентов влияния в
специфических предпринимательских кругах. Этим все пользуются, не только
соколы Жирика. Только у каждого -- свои бизнесмены. У кого-то вот такие. --
Петя небрежным кивком обозначил, о ком идет речь, -- на лестнице кучковались
четверо пухлых юношей в разноцветных пиджаках, одинаковых черных брюках и с
одинаковыми стрижками не то под бокс, не то под полубокс. -- Кто-то любит с
перчиком и поострей. У них помощники более изысканные, преуспевающие
продюсеры или модельеры, вроде этого фрукта. -- Теперь в качестве наглядного
пособия был выбран худощавый тридцатилетний мужчина с разболтанной походкой
и в шейном платке от Версаче.
нее чертовская интуиция и очень тонкий слух.
народоволки -- истовым, серьезным. Платье и выражение лица отличали ее от
всех присутствующих, она сразу бросалась в глаза, словно красный стяг среди
унылых триколоров. Петя опять тарахтел:
сюда заблаговременно. Остальные отсиживаются по штаб-квартирам -- ждут,
когда верные птички-осведомители принесут на хвосте вести о первых итогах.
Никто не хочет прилюдно переживать неудачу. Вот когда начнут побеждать,
тогда и появятся.
исключение.
Молодой человек тут же нашел в очереди знакомых, пристроился сам и пристроил
Лизавету. Одним из знакомых оказался давешний парень, разъяснивший
руководителю пресс-центра, чем отличается "Огонек" от стенной газеты.
Лизавета сразу его узнала -- не так часто встречаешь журналистов с легкой
походкой атлета и хорошей осанкой. Загадка природы -- все более или менее
преуспевающие прогрессивные журналисты умудряются размордеть и забыть о
таком архитектурном украшении, как тонкая талия, за два-три года. Видно,
этот парень был из начинающих.
Леонтьевич! -- поприветствовал знакомых Петя Рюмин. -- Можно к вам
присоединиться? А то если всю очередь выстаивать, свой стакан пепси с водкой
получишь, когда начнет заседать уже новая Дума!
Семеновна и посторонилась, освобождая для Пети пространство внутри очереди.
Блондинка с пышной шевелюрой, изрядно потертая и порастратившая свежесть и
красоту в боях за место под солнцем, она благосклонно относилась к молодым
коллегам мужского пола и недолюбливала младших коллег-женщин. Поэтому
Лизавету она подчеркнуто не заметила. Зато ее заметил Глеб из "Огонька".
звучавшее "Петр", -- я терпеливо жду, когда ты познакомишь нас...
знакомствами, особенно когда речь шла о провинциалах из Петербурга, но
выхода у него не было.
запнулся, отыскивая в кладовых памяти отчество бывшей сослуживицы; память у
каждого сплетника превосходная, что Петя и доказал: -- Алексеевну Зорину,
ведущую "Петербургских новостей".
разучился склонять числительные! -- вдруг просиял тот, кого назвали Валерием
Леонтьевичем. Петя слегка смутился. Видимо, Валерий Леонтьевич считался в
здешних кругах "журналистом в законе", и то, что он знал Лизавету, огорчило
ревнивого карьериста Рюмина.
разговор Нинель Семеновна. -- Ничего не слышно! Черт знает что такое!
наверное, техника сохранилась со времен политического просвещения, разобрать
что-либо среди хрипов и сипов сумел бы только высококвалифицированный
радист. Лизавета, привыкшая к плохому звуку -- у них на студии тоже работала
аппаратура времен царя Гороха, -- решила утешить огорченную Нинель
Семеновну. Она подняла руку, призывая к тишине, и начала "переводить" текст.
замолкла. -- Вашим слуху и памяти можно позавидовать! Но чукчи-то, чукчи
каковы! Большинство за партию власти -- и никаких гвоздей! А Явлинский им не
по нраву -- знай наших! -- Он просто захлебывался. -- И коммунисты на
Чукотке подзамерзли, Геннадий Андреевич расстроится, ох расстроится.
знаменитости Петя Рюмин. В том, что Валерий Леонтьевич был знаменитостью,
Лизавета уже не сомневалась. И, как выяснилось чуть позже, она не ошиблась.
Леонтьевич, -- в национальных округах им ловить нечего, там привыкли
голосовать за тех, кто у власти. Коммунисты это прекрасно знают, и тебе
такого рода познания не повредили бы!
профессиональный разговор неожиданно вмешался толстяк в бежевом костюме,
мирно попивавший водочку за соседним столиком.
уже минут десять -- с той поры, как его покинули сотрапезники: две шумные
дамочки, одна худая и длинная, другая низенькая и полноватая, и мужчина с
никакой внешностью. Лизавета их заметила по чистой случайности -- пока Петя
Рюмин втирался в очередь, она приотстала и остановилась как раз возле этого
столика. Бежевый костюм она запомнила. Это он полчаса назад толкался у
полиэкрана, а потом доказывал что-то охране.
святого не осталось ни в душах, ни в сердцах. Почему святого нет? -- Толстяк
очень органично проповедовал при помощи риторических вопросов. -- Потому что
сыновья топтали веру и идеалы отцов, и так из поколения в поколение! Почему
же они крушили идеалы?
носом, -- правые, левые... Это ж все равно идеалы! И если их топтать, то
душа задубеет. Вот она и задубела. Теперь у нас как? -- Он опять стал трясти
рукой. Водку, однако, не расплескал. -- Теперь все средства хороши! Все!
водкой:
любые средства хороши, то я в такие игры не играю, мне не все равно, как и
что делать, я не иезуит!
посмевшему нахамить убеленному сединами мудрецу, и вдруг, как-то нехорошо
захрипев, уронил пластиковый стаканчик. Здесь все пили из одноразовых
пластиковых стаканчиков -- местные буфетчики не видели ничего
предосудительного в том, чтобы разливать в них и российскую пшеничную, и
шведскую смородиновую. Но толстяк уже не обращал внимания на пролившуюся
водку, он посинел, в уголках рта появилась розоватая пена. Ноги его не
слушались. Он попробовал зацепиться за край стола, вернее, за долгополую
скатерть алого искусственного шелка, но ткань не выдержала немалого веса
мужчины в бежевом, и он упал на спину. Сверху его накрыл алый шелк.
Валерий Леонтьевич практично побежал за доктором. Нинель Семеновна
нервически кричала или, скорее, визжала. Побледневший Петя Рюмин озирался и
явно старался запомнить -- что, где, когда.
над ним и схватила за руку, пытаясь нащупать пульс. Она никогда не попадала
в подобные ситуации и действовала интуитивно -- точнее, так, как действовали
героини американских боевиков: только на съемочных площадках Голливуда
толстые солидные гости парламентских центров теряют сознание, ввязавшись в
диспут с прогрессивными журналистами.
ожидая ответа.
страшная тайна. Тайна, несущая смерть. Ведь человек в бежевом костюме умер
или вот-вот умрет. Но Лизавете отчего-то померещилась цепочка, в которой это
была не первая и не последняя смерть. Может, потому, что слишком алым был