хотя я никого из начальников на Петровке не знал, но легко представлял
себе, каково сейчас достается Жеглову...
снились, наверное, неприятные, потому что он еле слышно постанывал,
тоненько и протяжно:
смазывал каждую детальку. Гриша невесело насвистывал что-то. Я
выпрямился на стуле, спросил у Пасюка:
сказал медленно:
грабители.
вон Шесть-на-девять пусть лучше расскажет, он говорун у нас
наиглавный...
Пасюка его мало волновало, или желание рассказать было в нем сильно, но,
во всяком случае, Пасюку он ничего не ответил, только рукой махнул на
него и протянул презрительно:
похожа, потому нам и поручено ее разрабатывать...
тебя сейчас уся надежда...
Шейнин - обязательно об этом деле книгу бы написал!
увертливые они, гады. Грабят зажиточные квартиры, продовольственные
магазины, склады, людей стреляют почем зря. И где побывали - или углем
кошка нарисована, или котенка живого подбрасывают.
свой показывают...
сказал:
Ярославль, от нас всех проводишь его в последний путь, мать его
постараешься успокоить. Хотя какое к чертям собачьим тут придумаешь
успокоение!
желваки на скулах.
аккуратно свернул его и бросил в корзину, встал, коротко сказал:
делать?
кажется, прикрыв глаза, я испуганно вскочил на кровати - показалось, что
я проспал. В комнате было темно и очень холодно, и мне жаль было
вылезать из нагретой за ночь постели. Я вытащил из-под одеяла руку и
посмотрел на мерцающий зеленым светом циферблат: стрелки плотно слиплись
на половине седьмого. Я досадливо крякнул - пропало полчаса сна; и я
подумал о том, что утрачиваю фронтовую привычку спать до упора,
используя каждую свободную минуту, возмещая вчерашний недосып и стараясь
хоть миг вырвать у завтрашнего.
глубоко затянулся. Ничего нет слаще этой первой утренней затяжки, когда
горячий сухой дым ползет в легкие, заливая голову мягкой одурью, и тело
наполняется радостным ощущением бездельного блаженства, когда точно
знаешь, что у тебя есть несколько свободных от беготни, суеты и забот
минут, отданных всецело пустому глядению в потолок и удовольствию от
горьковато-нежного табачного вкуса.
машины на улице, сдержанно урча, сворачивали с бульвара на Дзержинку,
свет их фар белыми плотными столбами таранил стекло и, ворвавшись в
комнату, упирался в стену, на одно мгновение замирал, словно в раздумье,
куда ему дальше деваться, и затем стремительно прыгал на потолок яркими
сполошными пятнами, прочерчивал его наискось и прятался в углу за
карнизом, будто там была дырка, через которую он навсегда исчезал из
комнаты.
света, курил папироску и думал о том, что в МУРе мне, наверное, придется
нелегко. Чуть больше суток минуло с того момента, как я вошел в желтый
трехэтажный особняк Управления милиции, предъявил в подъезде пропуск,
поднялся на второй этаж, разыскал комнату номер 64 и постучал в дверь.
представился по-уставному:
прибыл!
оперуполномоченный Глеб Жеглов, начальник оперативной бригады отдела по
борьбе с бандитизмом, к которому меня направили для стажировки, сидел за
письменным столом, заваленным папками и исписанными на машинке листами.
Меня удивило, что у знаменитого сыщика такой невзрачный вид - был он
очень тощ, очень длинен, и очень сильные очки в роговой оправе сидели
косо на хрящеватой переносице. И наверное, от сознания физической своей
немощности держался он очень важно. Смотрел поверх меня, откидывая
голову и задирая высоко подбородок, и, хотя происходило это скорее всего
от недостатка зрения, вид у него при всей его нескладности все равно был
крайне высокомерный.
уже звонили.
ответил, пожав плечами:
ребята и нужны нам. Чем занимаемся, знаешь?
важно сказал, подняв вверх палец:
разведчиком был?
затолкаем...
смуглый, волосы до синевы черные, глаза веселые и злые, а плечи в
пиджаке не помещаются.
медленно разогнул свои бесчисленные суставы и выпрямился, как штатив на
пляже.
головой:
непревзойденный фотограф, старший сын барона Мюнхгаузена. Мог бы
зарабатывать на фотокарточках бешеные деньги, а он бескорыстно любит
уголовный розыск...
закричал Гриша; он покрылся неровными красными пятнами, и стекла очков у
него запотели. - Если ты хочешь со мной поругаться...
он тебя лучше всех поймет. Не твоя же вина, что медкомиссия тебя до
аттестации не допускает. Но разве дело в погонах? А, Гриша? Все дело в
бесстрашном сердце и быстром уме! Так что ты еще нами всеми здесь
покомандуешь!
двое - квадратный человек с неприметным серым лицом и совсем молоденький
парнишка, и я узнал, что их фамилии - Пасюк и Векшин, а еще через минуту
прибежал Коля Тараскин и задыхающимся шепотом сообщил, что звонил Сенька
Тузик: бандиты назначили встречу...
произошло с нами всеми за этот день такое, что у меня теперь не будет
времени на привыкание, учебу и притирку - надо с ходу заменять погибшего
сотрудника...