Чтение 3–й страницы книги ~Свет на исходе дня~

темноте мерно и оглушительно падали в бочку с водой срывающиеся с крыши
капли. И едва сестры приблизились к окну, как створка распахнулась и в
черном проеме появилась Дарья.

- Пришли? - спросила она просто, точно встреча была назначена. -
Тихо, спит он.

Она была в белой рубашке, голые руки лежали на подоконнике.

- Отпусти его, - плача, попросила Варвара.

- Отпущу, - тихо и покладисто согласилась Дарья. - Я ведь твоя
должница, Варя, вот и отдаю должок.

Она исчезла, и сразу в глубине комнаты послышался ее тихий голос:

- Митенька, мама пришла, одевайся, голубчик...

Послышались шорохи, тихая возня и ласковый приглушенный голос Дарьи:

- Надевай, сухое уже... Так... штанишки... рубашечку...

Варвара уткнула лицо в ладони и глухо зарыдала.

Дверь отворилась, на крыльцо нескладно вышел сонный Митя.

- Получи, Варя, мужичка в готовом виде, - насмешливо сказала Дарья из
окна.

- Мы-ы-тя! - замычала радостно Сима и засмеялась счастливо. -
Мы-ы-тя! Мы-ы-тя! - ликовала она, а Варвара всхлипывала и стонала, как от
боли.

Митя не знал, в чем его мать должница перед Дарьей. Но Варвара
знала...

Когда-то увела она, что называется из-под венца, жениха у Дарьи.
Увести увела, но не удержала, он канул однажды, как в воду, - по сей день.

Два дня Митя молчал, словно немой, подурнел, почернел лицом, два дня
никуда не выходил, а когда Варвара по привычке вздумала его отчитать,
сказал хмуро и твердо:

- Отвяжись.

Она едва не задохнулась от злости:

- Что?!

Но он не оробел, не потерялся, как прежде, а с той же хмуростью и
твердостью сказал:

- Замолчи.

Она поняла: что-то переменилось.

Шла в нем скрытая напряженная работа, а потом вдруг он, как будто
решился на что-то, встал и пошел к двери.

- Ты куда? - спросила Варвара. Он не ответил, она стала на его пути.
- Куда?

Он сказал непреклонно:

- Отойди.

До нее одним ударом, одним острым уколом дошло: как было, не будет,
вся их жизнь теперь переломится.

Митя не раз и не два уходил по известной дороге, петлял и слонялся
вокруг Выселок, - две деревни насмешничали: "Была у Варвары одна
полоумная, теперь двое..."

Он весь высох, тосковал отчаянно, Варвара боялась, не заболел бы...
Хоть сама иди к Дарье, проси угомонить мальчишку. Полной мерой отдавала ей
Дарья долг.

В один из дней Митя снова направился в Выселки. Он дошел до обычного
предела, но не свернул, не побрел потерянно в сторону. Напряженный от
борьбы страха и решимости, он шел к знакомому дому. Он шел бледный и
оцепенелый, - повернуть бы, убежать, - но он уже переступил себя, взнуздал
на первый взрослый поступок - и скованно шел с холодом в груди.

Он приблизился к дому, взошел на крыльцо - дверь открылась. На грани
полумрака и света стояла Дарья.

- Ты куда? - спросила она легко и улыбчиво, как будто на мгновение
оторвалась от приятного занятия. Он остановился и молчал. - Куда,
Митенька?

Он молчал, губы его вздрагивали.

- К тебе, - сказал он хрипло и кашлянул, стараясь очистить осипший от
волнения голос.

- Ко-о мне? - живо пропела она и глянула на него с веселым
удивлением. - А что это ты, дружок, мне "ты" говоришь? Я ведь постарше
тебя, а?

Он хмурился, стремительно краснея, а она насмешливо заглядывала в
лицо.

- В гости? - и снова усмехнулась легко и ласково. - А ведь я не звала
тебя в гости.

Он топтался перед ней, и было заметно, как тянет его убежать или даже
заплакать. Но победило что-то новое, что проснулось в нем в эти дни.

- А тогда? - спросил он все еще сипло и скованно.

- Тогда? - повторила она. - Тогда я позвала тебя, а сейчас не зову, -
объяснила она ему ласково, как маленькому. - Да и видишь, как мама тогда
испугалась. Иди домой...

- Я сам знаю, что делать, - сказал он угрюмо.

- Знаешь? Нет, Митенька, пока еще не знаешь. Потом, может, и узнаешь,
а пока - нет. Иди.

- Не пойду.

- Ну, ну, не упрямься... иди.

- Сказал - не пойду!

- Что ж, так и будешь стоять? - засмеялась она. - Ну стой...

Дверь закрылась, легкие шаги потерялись в глубине дома. Митя не
двигался. Сердце его колотилось, как после бега. Вокруг было тихо, точно
все дома и жители умолкли, смотрели и ждали.

Он тронул дверь, она скрипнула, поехала внутрь, в полумрак, но скрип,
словно привязью, сразу же явил Дарью.

- Ты что? - спросила она с легкой строгостью и недоумением. - Иди, я
тебе все сказала, не напрашивайся.

Она коснулась его ладонью, обозначив запрет. Митя дернулся и
отстранился. Дарья засмеялась:

- Не брыкайся, мал еще.

- Я не мал, - ответил ей Митя. Голос его очистился и звучал зло и
ломко.

- Мал, мал, подрасти... Ишь ты, нужда вздернула! Успеешь еще мужского
хлеба наесться, вся жизнь впереди, баб на твой век хватит.

Она хотела снова закрыть дверь, но неожиданно для себя самого Митя
протянул руку и не пустил. Дарья даже не сразу поняла, что мешает.

- Ты куда пришел?! - спросила она рассерженно. - Тебе еще в игры с
мальчишками играть, а ты себя мужиком вздумал?! А ну, пусти! - она с силой
захлопнула дверь.

Он ткнулся было вперед, но внутри так же рассерженно стукнула
щеколда.

Митя бешено ударил кулаком в дверь, пнул ногой и озирался в
лихорадке. На глаза попалась большая кадка с дождевой водой, он метнулся к
ней, с неизвестной прежде силой рванул и опрокинул - вода хлынула, обдав
его по пояс.

В окне показалась Дарья. Она стояла, скрестив руки, и смотрела
внимательно и спокойно, с некоторой печалью. Митя рванулся к поленнице
дров, сложенной во дворе, схватил полено и пустил в окно, где стояла
Дарья. Полено ударило в переплет рамы, зазвенели и осыпались стекла. Дарья
вздрогнула, отступила, но не произнесла ни слова и смотрела все также
внимательно и спокойно. Он схватил второе полено и бросил в другое окно.
Снова зазвенели стекла, а Митя толкнул всю поленницу, накренил, упираясь
ногами, и с грохотом обрушил. Потом, мокрый, усыпанный дровяной пылью,
бросился прочь.

Скоро его узнали в окрестных деревнях. Вечерами или среди ночи он
тихонько стучался то к одинокой женщине, то к мужней жене, у которой муж
работал на стороне. Даже в ненастье, когда и плохой хозяин жалеет
выпустить собаку, Митя шастал по округе.

В школу он больше не пошел. Сколько не упрашивала его мать, сколько
ни плакала - не помогло. Митя пошел слесарем в колхозные мастерские.

После работы он приходил домой, наскоро ел, переодевался в свой
первый в жизни костюм и уходил. Варвара уже смирилась и только жалобно
просила:

- Не поздно, сынок...

Не пустить его она уже не могла. Митя стал диким и злым, как лесной
кот, в ярости бледнел, натягивался, точно струна.

"В отца", - думала Варвара и старалась не сердить сына, чтобы и он
однажды не канул бесследно.

С него могло стать. В гневе он подбирался весь, стискивал зубы и
почти что впадал в беспамятство, - любой отступал: мало ли... Даже
начальство на работе старалось не гладить его против шерсти.

Как-то новый молодой и бравый мастер приказал ему что-то. Митя
работал за верстаком и, не оборачиваясь, сказал:

- А пошел ты...

- Что-что?! - удивленно переспросил мастер и двумя пальцами потянул
его за рукав. - Ну-ка, повтори...

Митя удобно взялся за разводной ключ.

- Хочешь, дырку в голове сделаю?

Мите не дали премию, но работать было некому, и тем обошлось.

Вечерами Варвара не находила себе места. Митю не раз били. Бывало,
разбитого в кровь, его приводили чужие люди, но чаще он сам кое-как,
насилу, добирался до дома. И все же он не менялся, оклемается - и за свое.

Случалось, Митю ловили и на горячем.

Шофер Степан Хомутов, здоровенный малый, отсидевший два года за
пьяную драку в столовой райцентра, регулярно приезжал с грузом в сельпо и
всегда ночевал у Дуняши, веселой пышной продавщицы, разведенной с мужем
лет семь назад.

Расписание поездок было постоянное, но однажды Степан приехал в
неурочный день. Он поставил машину, как всегда, у ворот и направился в