Чтение 3–й страницы книги ~Биография отца Бешеного~

Татьяне пришлось остановиться: она еще не совсем вышла из роли, которую
играла около полутора недель, и потому, не видя, кто к ней обратился, на
всякий случай сгорбилась, состроила плаксивую физиономию и стала медленно
поворачиваться, канюча при этом на чистом польском языке:

- Прошу пана не оскаржачь бидочку!

Но когда она разглядела во тьме белый полушубок, на котором красовались
полковничьи погоны, Татьяна мгновенно вытянулась по стойке "смирно".

- Товарищ полковник, старший сержант Татьяна возвращается с боевого
задания! - отрапортовала она.

- Татьяна? - удивленно переспросил он, решив, что у нее такая фамилия.

- Да, меня зовут Татьяна! - кивнула она, потом чуть смущенно добавила:
- Я из роты капитана Каблуани, товарищ полковник!

В этот момент на лицо девушки упал свет от фар подъехавшего
"опель-капитана", и полковник восхищенно воскликнул:

- Однако черт бы меня побрал: у моих разведчиков такая красавица, а я
ничего об этом не знаю! Ну Каблуани... - Он хитро погрозил в пространство
указательным пальцем. - Значит, Татьяна, а меня Николаем величают, Николаем
Яковлевичем, - добавил с важностью. - Ладно, поехали ко мне в штаб:
расскажешь, что тебе удалось узнать...

Уже на четвертый день полковник перевел Татьяну к себе в штаб писарем,
а месяца через четыре они поженились. Полковник любил пускать пыль в глаза и
прихвастнуть перед остальными офицерами, а потому свадьбу устроил довольно
пышную, несмотря на походные условия...

Победу над Гитлером они отметили на немецкой земле, но об их
возвращении домой речи пока быть не могло: полковнику Доценко было
предписано стать военным комендантом в небольшом румынском городе. А вскоре
Татьяна забеременела, и это известие полковник встретил резко отрицательно,
заявив при этом:

- О каком ребенке может идти речь? Со дня на день возвращаться на
родину, а у меня там ни кола ни двора. Делай аборт!

Татьяна наотрез отказалась, начались дрязги, ругань, а то и
рукоприкладство. А потом она узнала, что муж путается с шестнадцатилетней
румынкой, которая в конце концов наградила его сифилисом. Это и стало
последней каплей, которая переполнила чашу ее терпения. Тогда Татьяна была
на восьмом месяце, но и это ее не остановило: она окончательно порвала с
мужем и развелась с ним.

После развода она поехала на родину, чтобы там родить, а потом уж
решать, что делать дальше: то ли возвращаться в отчий дом, то ли ехать к
одной из сестер.

Отец Татьяны до революции был довольно зажиточным лавочником. Его род
шел из бывшей сибирской столицы Ермака, а позднее и Колчака, из города
Омска. У него был большой дом с хорошим приусадебном участком. Кряжистый
сибиряк Антон Порохонько родился в тысяча восемьсот девяностом году и
спокойно прожил до восьмидесяти девяти лет.

Он был умным и тонко понимавшим окружающую жизнь человеком. Когда
произошла революция, дед Антон сразу понял, что красные Советы пришли
всерьез и надолго, а потому не стал ждать, когда у него все отнимут силой, и
отдал свою лавку Советской власти. За что ему оставили его довольно большой
дом, благо можно было сослаться на многодетную семью.

К тому времени, когда началась Гражданская война, он уже принял, или по
крайней мере сделал вид, что принял, Советскую власть и потому сколотил
партизанский отряд, возглавил его и стал воевать с белогвардейскими частями
адмирала Колчака.

Он был молчалив от природы, и заставить его рассказать о прошлой жизни
удавалось с таким огромным трудом, что это воспринималось всеми, а не только
счастливчиком, который смог уговорить его, как огромная победа. Может,
поэтому мне запомнился только один рассказ деда Антона из его партизанских
будней.

Эта история относилась к самому тяжелому периоду похождений его отряда.
Пробыв несколько недель в лесах Сибири, назойливо "покусывая" части Колчака,
дед Антон в сопровождении трех партизан-земляков приехал в деревню к своей
жене, а моей бабушке, Ольге, чтобы наконец-то спокойно помыться и пару
часиков отдохнуть и повидать своих детей. За километр от деревни в дозоре
оставили мальчика, который должен был оповестить, если вдруг заметит белых.
Но маленький дозорный не выдержал долгого напряжения - заснул и прозевал
отряд белогвардейцев.

Дед Антон, к счастью, обладал каким-то дьявольским, а может, и божеским
внутренним чувством опасности и вовремя успел заметить в окно подъезжающих
белогвардейцев. Он быстро спустил в погреб детей, и они забились в самый
дальний угол под семейную икону. Сам дед схватил шубу, выскочил через заднюю
дверь и устремился во весь дух к речке со странным названием Уй. А бабушка
Ольга как ни в чем не бывало, спокойно отправилась к соседям, где хозяйка в
это время пекла хлеб. Увидев Ольгу, та сказала:

- Ты зачем пришла? Из-за тебя и нас белые расстреляют: у тебя же на лбу
написано, что ты партизанская командирша.

- Зачем ты так, подруга? - с горечью сказала Ольга и уже повернулась,
чтобы уйти, но тут заговорил хозяин дома:

- Цыц, баба, раскудахталась, курица! - прикрикнул он. - Ты, Ольга, не
обращай внимания, а берись-ка лучше за хлеб: вытаскивай из печи! Да
побыстрей скидывай одежу-то!

Не успела Ольга взяться за ухват, как в дом ввалились несколько
белогвардейцев. Они внимательно осмотрели дом, потом и говорят Ольге:

- Знатный запах от твоего хлеба, хозяюшка!

Ольга виновато улыбнулась и взглянула на хозяина дома.

- Да, она у нас на все руки мастерица, - поддержал тот и предложил: -
Угощайтесь, солдаты, прошу!

- С удовольствием отведаем! - Один из них, хорунжий, видно старший по
званию, нахально взял каравай, разрезал его тесаком, а у каравая немного
отстала корочка. Он ущипнул стоящую рядом Ольгу за ляжку и хитро прищурился:
- Что, под корку партизан прячете?

Ольга чуть побледнела, но тот не заметил ее волнения и неожиданно
громко на всю хату самодовольно заржал...

Когда белые уехали, Ольга вернулась домой и с ужасом обнаружила, что
подпол открыт. Она едва не рухнула как подкошенная, успев истерично
выкрикнуть:

- Дети!

Упасть она не успела - снизу донеслось:

- Мамочка, мы здесь!

Все дети оказались целыми и невредимыми, несмотря на то, что белые,
обнаружив подпол, открыли крышку и довольно долго стреляли туда. Детей
спасло то, что они забились в самый угол, а может быть, и икона
Матери-Богородицы. Кто знает?

Когда Ольга вытащила их по одному из подпола, дети долго не могли
очухаться после испытанного ими ужаса. Любопытная деталь: чтобы самая
маленькая не заплакала, старшая догадалась сунуть ей в рот свой язык, и та
спокойно сосала его до тех пор, пока не миновала опасность и не пришла мать.

Мама рассказывала, как дед Антон возил ее в те места, где воевал его
отряд, и там они встретили мужика из его отряда, которого белые схватили,
когда тот навещал своих детей. Всю семью его расстреляли, а самого забрали с
собой, чтобы выведать сведения о партизанах. В плену над ним жестоко
издевались: из кожи на спине резали ремни. Чудом ему удалось бежать. В то
время, когда они с дедом Антоном этого человека встретили, по постановлению
поселкового совета его бесплатно кормили, обували и одевали, как говорится,
он был на гособеспечении.

Где-то в начале восьмидесятых годов, когда еще была жива мамина сестра
Евдокия, к ней приходил какой-то журналист: он собирал материал о
партизанском командире, прозванном белыми Порох-Антон. Этот журналист хотел
написать о нем книгу. Написал он эту книгу или нет, к моему огорчению,
неизвестно...

Однако продолжим рассказ о деде Антоне.

Он был женат трижды и первых двух жен пережил: моя бабушка Ольга умерла
через два месяца после победы над фашистской Германией, вторая, тетя Нюра,
умерла от рака желудка.

На третьей женился в семьдесят три года, и хотя она была моложе его на
сорок шесть лет, родила ему двух сыновей.

От второй жены тоже было двое сыновей, а от первой, моей бабушки Ольги,
дед Антон - так звали его даже собственные дети - имел двух сыновей:
старшего звали Иваном, второго сына - Михаилом, и пятерых дочерей, старшая -
Евдокия, потом Мария, после нее, в золотой серединке, моя мама - Татьяна, за
ней пришла очередь красавицы Валентины, а потом родилась Любочка.

Для абсолютной точности следует сказать, что на самом деле у деда
Антона народилось шестнадцать детей, но пятеро умерли в раннем возрасте, а
потому ничего существенного сообщить о них невозможно.

Судьба оставшихся в живых сложилась по-разному: младший сын, Михаил, в
четырнадцать лет залез в колхозный сад за яблоками, был схвачен и осужден на
четыре года. Нахватавшись в лагере воровской романтики, он незадолго до
освобождения, отстаивая свою воровскую честь, убил своего обидчика, и ему
добавили пятнадцать лет, потом еще пять. На свободу он вышел почти в сорок
лет, заработав при этом чахотку и покрыв наколками все тело.

Не понимая обычной жизни и не принимая ее, он пробыл на свободе всего
около двух месяцев, после чего в драке сильно порезал собутыльника, который,
по его мнению, "должен был держать язык в жопе, а не шлепать им направо
налево". На этот раз Михаил был признан рецидивистом и осужден на восемь лет
лишения свободы с отбыванием наказания в колонии особого режима. Не успел он
отсидеть и полутора лет, как дед Антон получил извещение о том, что его сын
Михаил был убит при попытке сбежать из колонии.

Со старшим сыном - Иваном - приключилась непонятная и трагическая
история. Он рос вполне самостоятельным и умным парнем. Был балагуром,
любимцем компаний, нравился слабому полу, слыл общественным лидером, вожаком