Чтение 3–й страницы книги ~Берилловая диадема~

бериллами.

-- Подлец! -- закричал я вне себя от ярости. -- Сломать
такую вещь! Ты обесчестил меня, понимаешь? Куда ты дел камни,
которые украл?

-- Украл? -- попятился он.

-- Да, украл! Ты вор! -- кричал я, тряся его за плечи.

-- Нет, не может быть, ничего не могло пропасть! --
бормотал он.

-- Тут недостает трех камней. Где они? Ты, оказывается, не
только вор, но и лжец! Я же видел, как ты пытался отломить еще
кусок.

-- Хватит! Я больше не намерен терпеть оскорбления, --
холодно сказал Артур. -- Ты не услышишь от меня ни слова. Утром
я ухожу из дому и буду сам устраиваться в жизни.

-- Ты уйдешь из моего дома только в сопровождении полиции!
-- кричал я, обезумев от горя и гнева. -- Я хочу знать все,
абсолютно все!

-- Я не скажу ни слова! -- неожиданно взорвался он. --
Если ты считаешь нужным вызвать полицию -- пожалуйста, пусть
ищут!

Я кричал так, что поднял на ноги весь дом. Мэри первой
вбежала в комнату. Увидев диадему и растерянного Артура, она
все поняла и, вскрикнув, упала без чувств. Я послал горничную
за полицией. Когда прибыли полицейский инспектор и констебль,
Артур, мрачно стоявший со скрещенными руками, спросил меня,
неужели я действительно собираюсь предъявить ему обвинение в
воровстве. Я ответил, что это дело отнюдь не частное, что
диадема -- собственность нации и что я твердо решил дать делу
законный ход.

-- Но ты по крайней мере не дашь им арестовать меня сейчас
же, -- сказал он. -- Во имя наших общих интересов разреши мне
отлучиться из дому хотя бы на пять минут.

-- Для того, чтобы ты скрылся или получше припрятал
краденое? -- воскликнул я.

Я понимал весь ужас своего положения и заклинал его
подумать о том, что на карту поставлено не только мое имя, но и
честь гораздо более высокого лица, что исчезновение бериллов
вызовет огромный скандал, который потрясет всю нацию. Всего
можно избежать, если только он скажет, что он сделал с тремя
камнями.

-- Пойми, -- говорил я. -- Ты задержан на месте
преступления. Признание не усугубит твою вину. Напротив, если
ты вернешь бериллы, то поможешь исправить создавшееся положение
и тебя простят.

-- Приберегите свое прощение для тех, кто в нем нуждается,
-- сказал он высокомерно и отвернулся.

Я видел, что он крайне ожесточен, и понял, что дальнейшие
уговоры бесполезны. Оставался один выход. Я пригласил
инспектора, и тот взял Артура под стражу.

Полицейские немедленно обыскали Артура и его комнату,
обшарили каждый закоулок в доме, но обнаружить драгоценные
камни не удалось, а негодный мальчишка не раскрывал рта,
несмотря на наши увещевания и угрозы. Сегодня утром его
отправили в тюрьму. А я, закончив формальности, поспешил к вам.
Умоляю вас применить все свое искусство, чтобы раскрыть это
дело. В полиции мне откровенно сказали, что в настоящее время
вряд ли смогут чем-нибудь помочь мне. Я не остановлюсь ни перед
какими расходами. Я уже предложил вознаграждение в тысячу
фунтов... Боже! Что же мне делать? Я потерял честь, состояние и
сына в одну ночь... О, что мне делать?!

Он схватился за голову и, раскачиваясь из стороны в
сторону, бормотал, как ребенок, который не в состоянии выразить
свое горе.

Несколько минут Холмс сидел молча, нахмурив брови и
устремив взгляд на огонь в камине.

-- У вас часто бывают гости? -- спросил он.

-- Нет, у нас никого не бывает, иногда разве придет
компаньон с женой да изредка кто-либо из друзей Артура. Недавно
к нам несколько раз заглядывал сэр Джордж Бэрнвелл. Больше
никого.

-- А вы сами часто бываете в обществе?

-- Артур -- часто. А мы с Мэри всегда дома. Мы оба
домоседы.

-- Это необычно для молодой девушки.

-- Она не очень общительная и к тому же не такая уж юная.
Ей двадцать четыре года.

-- Вы говорите, что случившееся явилось для нее ударом?

-- О да! Она потрясена больше меня.

-- А у вас не появлялось сомнения в виновности Артура?

-- Какие же могут быть сомнения, когда я собственными
глазами видел диадему в руках у Артура?

-- Я не считаю это решающим доказательством вины. Скажите,
кроме отломанного зубца, были какие-нибудь еще повреждения на
диадеме?

-- Она была погнута.

-- А вам не приходила мысль, что ваш сын просто пытался
распрямить ее?

-- Что вы! Я понимаю, вы хотите оправдать его в моих
глазах. Но это невозможно. Что он делал в моей комнате? Если он
не имел преступных намерений, отчего он молчит?

-- Все это верно. Но, с другой стороны, если он виновен,
то почему бы ему не попытаться придумать какую-нибудь версию в
свое оправдание? То обстоятельство, что он не хочет говорить,
по-моему, исключает оба предположения. И вообще тут есть
несколько неясных деталей. Что думает полиция о шуме, который
вас разбудил?

-- Они считают, что Артур, выходя из спальни, неосторожно
стукнул дверью.

-- Очень похоже! Человек, идущий на преступление, хлопает
дверью, чтобы разбудить весь дом! А что они думают по поводу
исчезнувших камней?

-- Они и сейчас еще простукивают стены и обследуют мебель.

-- А они не пытались искать вне дома?

-- Они проявили исключительную энергию. Они прочесали весь
сад.

-- Ну, дорогой мистер Холдер, -- сказал Холмс, -- разве не
очевидно, что все гораздо сложнее, чем предполагаете вы и
полиция? Вы считаете дело ясным, а с моей точки зрения это
очень запутанная история. Судите сами, по-вашему, ход событий
таков: Артур поднимается с постели, пробирается с большим
риском в ту комнату, открывает бюро и достает диадему,
отламывает с большим трудом зубец, выходит и где-то прячет три
берилла из тридцати девяти, причем с такой ловкостью, что никто
не может их разыскать, затем вновь возвращается в вашу комнату,
подвергая себя огромному риску: ведь его могут застать там.
Неужели такая версия в самом деле кажется вам правдоподобной?

-- Но тогда я ума не приложу, что могло случиться! --
воскликнул банкир в отчаянии. -- Если он не имел дурных
намерений, почему он молчит?

-- А вот это уже наше дело -- разгадать загадку, --
ответил Холмс. -- Теперь, мистер Холдер, мы отправимся вместе с
вами в Стритем и потратим часок-другой, чтобы на месте
познакомиться с кое-какими обстоятельствами.

Мой друг настоял, чтобы я сопровождал его. И я охотно
согласился: эта странная история вызвала у меня предельное
любопытство и глубокую симпатию к несчастному мистеру Холдеру.
Говоря откровенно, виновность Артура казалась мне, как и нашему
клиенту, совершенно бесспорной, и все же я верил в чутье
Холмса: если мой друг не удовлетворился объяснениями Холдера,
значит, есть какая-то надежда.

Пока мы ехали к южной окраине Лондона, Холмс не проронил
ни слова. Погруженный в глубокое раздумье, он сидел, опустив
голову на грудь и надвинув шляпу на самые глаза. Наш клиент,
напротив, казалось, воспрянул духом от слабого проблеска
надежды и даже пытался завести со мной разговор о своих
банковских делах. В пути мы были недолго: непродолжительная
поездка по железной дороге, краткая прогулка пешком -- и вот мы
уже в Фэрбенке, скромной резиденции богатого финансиста.

Фэрбенк -- большой квадратный дом из белого камня,
расположенный недалеко от шоссе, с которым его соединяет только
дорога для экипажей. Сейчас эта дорога, упирающаяся в массивные
железные ворота, была занесена снегом. Направо от нее -- густые
заросли кустарника, за ними -- узкая тропинка, по обе стороны
которой живая изгородь; тропинка ведет к кухне, и ею пользуются
главным образом поставщики продуктов. Налево -- дорожка к
конюшне. Она, собственно говоря, не входит во владения Фэрбенка
и является общественной собственностью. Впрочем, там очень
редко можно встретить посторонних.

Холмс не вошел в дом вместе с нами; он медленно двинулся
вдоль фасада, по дорожке, ведущей на кухню и дальше через сад,