-- Во всяком случае, в любое время дня и ночи шлите телеграмму,
и я приду вам на помощь.
с ее лица, она проворно поднялась. -- Сейчас же напишу мистеру
Рукаслу, вечером остригу мои бедные волосы и завтра отправлюсь
в Винчестер.
ушла.
быстрым, твердым шагам на лестнице, -- она производит
впечатление человека, умеющего за себя постоять.
сомневаюсь, через несколько дней мы получим от нее известие.
неделя, в течение которой я неоднократно возвращался мыслями к
нашей посетительнице, задумываясь над тем, в какие дебри
человеческих отношений может завести жизнь эту одинокую
женщину. Большое жалованье, странные условия, легкие
обязанности -- во всем этом было что-то неестественное, хотя я
абсолютно был не в состоянии решить, причуда это или какой-то
замысел, филантроп этот человек или негодяй. Что касается
Холмса, то он подолгу сидел, нахмурив лоб и рассеянно глядя
вдаль, но когда я принимался его расспрашивать, он лишь махал в
ответ рукой.
Когда под рукой нет глины, из чего лепить кирпичи?
когда я уже собирался лечь спать, а Холмс приступил к опытам,
за которыми частенько проводил ночи напролет. Когда я уходил к
себе, он стоял, наклонившись над ретортой и пробирками; утром,
спустившись к завтраку, я застал его в том же положении. Он
открыл желтый конверт и, пробежав взглядом листок, передал его
мне.
повернулся к своим колбам.
полдень. Приезжайте! Не знаю, что делать. Хантер".
от своих колб.
справочник. -- Он прибывает в Винчестер в одиннадцать тридцать.
завтра утром нам может понадобиться максимум энергии.
древней столице Англии. Холмс всю дорогу не отрывался от газет,
но после того как мы переехали границу Хампшира, он отбросил их
принялся смотреть в окно. Стоял прекрасный весенний день,
бледно-голубое небо было испещрено маленькими кудрявыми
облаками, которые плыли с запада на восток. Солнце светило
ярко, и в воздухе царило веселье и бодрость. На протяжении
всего пути, вплоть до холмов Олдершота, среди яркой весенней
листвы проглядывали красные и серые крыши ферм.
энтузиазмом человека, вырвавшегося из туманов Бейкер-стрит.
как у меня, в том, что я воспринимаю окружающее очень
субъективно. Вот вы смотрите на эти рассеянные вдоль дороги
дома и восхищаетесь их красотой. А я, когда вижу их, думаю
только о том, как они уединенны и как безнаказанно здесь можно
совершить преступление.
связывать эти милые сердцу старые домики с преступлением?
уверенность эта проистекает из опыта, -- что в самых
отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных
грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской
местности.
состоянии совершить закон, в городе делает общественное мнение.
В самой жалкой трущобе крик ребенка, которого бьют, или драка,
которую затеял пьяница, тотчас же вызовет участие или гнев
соседей, и правосудие близко, так что единое слово жалобы
приводит его механизм в движение. Значит, от преступления до
скамьи подсудимых -- всего один шаг, А теперь взгляните на эти
уединенные дома -- каждый из них отстоит от соседнего на добрую
милю, они населены в большинстве своем невежественным
бедняками, которые мало что смыслят в законодательстве.
Представьте, какие дьявольски жестокие помыслы и
безнравственность тайком процветают здесь из года в год. Если
бы эта дама, что обратилась к нам за помощью, поселилась в
Винчестере, я не боялся бы за нее. Расстояние в пять миль от
города -- вот где опасность! И все-таки ясно, что опасность
угрожает не ей лично.
нас, значит, она в состоянии вообще уехать.
ограничена.
опирается на известные нам факты. Но какая из них правильная,
покажут новые сведения, которые, не сомневаюсь, нас ждут. А вот
и купол собора, скоро мы узнаем, что же хочет сообщить нам мисс
Хантер.
Хайд-стрит, совсем близко от станции, там мы и нашли молодую
женщину. Она сидела в гостиной, на столе нас ждал завтрак.
Большое спасибо. Я в самом деле не знаю, что делать. Мне
страшно нужен ваш совет.
мистеру Рукаслу вернуться к трем. Он разрешил мне съездить в
город нынче утром, хотя ему, конечно, неведомо зачем.
ноги в сторону камина и приготовился слушать.
Рукасл встретили меня довольно приветливо. Ради справедливости
об этом следует упомянуть. Но понять их я не могу, и это не
дает мне покоя.
мистер Рукасл встретил меня на станции и повез в своем экипаже
в "Медные буки". Поместье, как он и говорил, чудесно
расположено, но вовсе не отличается красотой: большой
квадратный дом, побеленный известкой, весь в пятнах и подтеках
от дождя и сырости. С трех сторон его окружает лес, а с фасада
-- луг, который опускается к дороге на Саутгемптон, что
проходит примерно ярдах в ста от парадного крыльца. Участок
перед домом принадлежит мистеру Рукаслу, а леса вокруг --
собственность лорда Саутертона. Прямо перед домом растет
несколько медных буков, отсюда и название усадьбы.
тот же вечер познакомил со своей женой и сыном. Наша с вами
догадка, мистер Холмс, оказалась неверной: миссис Рукасл не
сумасшедшая. Молчаливая бледная женщина, она намного моложе
своего мужа, на вид ей не больше тридцати, в то время как ему
дашь все сорок пять. Из разговоров я поняла, что они женаты лет
семь, что он остался вдовцом и что от первой жены у него одна
дочь -- та самая, которая в Филадельфии. Мистер Рукасл по
секрету сообщил мне, что уехала она из-за того, что испытывала
какую-то непонятную антипатию к мачехе. Поскольку дочери никак
не менее двадцати лет, то я вполне представляю, как неловко она
чувствовала себя рядом с молодой женой отца.
существом, сколь и внешне. Она не произвела на меня никакого
впечатления. Пустое место. И сразу заметна ее страстная
преданность мужу и сыну. Светло-серые глаза постоянно блуждают
от одного к другому, подмечая их малейшее желание и по
возможности предупреждая его. Мистер Рукасл тоже в присущей ему
грубовато-добродушной манере неплохо к ней относится, и в целом
они производят впечатление благополучной пары. Но у женщины
есть какая-то тайна. Она часто погружается в глубокую
задумчивость, и лицо ее становится печальным. Не раз я
заставала ее в слезах. Порой мне кажется, что причиной этому --
ребенок, ибо мне еще ни разу не доводилось видеть такое