минуту, -- уговаривал меня швейцар. -- Поверьте мне, моя
старуха никакого отношения к этому не имеет. Пойдемте скорее в
другую сторону от входной двери. И если вы не пойдете, то я
пойду один".
я догнал его и схватил за рукав. "Где вы живете?" -- спросил я.
ложном следу, мистер Фелпс. Пойдем лучше в ту сторону улицы и
посмотрим, нет ли там чего!"
противоположную сторону и вышли на улицу, где было большое
движение и масса прохожих. Но все они в этот сырой вечер только
и мечтали поскорее добраться до крова. Не нашлось ни одного
праздношатающегося, который бы мог сказать нам, кто здесь
проходил. Потом мы вернулись в здание, поискали на лестнице и в
коридоре, но ничего не нашли. Пол в коридоре покрыт кремовым
линолеумом, на котором заметен всякий след. Мы тщательно
осмотрели его, но не обнаружили никаких следов. -- Дождь шел
весь вечер? -- Примерно с ^семи.
около девяти, не наследила своими грязными башмаками?
То же самое пришло в голову и мне. Но оказалось, что уборщицы
обычно снимают башмаки в швейцарской и надевают матерчатые
туфли.
никаких следов не оказалось? Дело принимает чрезвычайно
интересный оборот. Что вы сделали затем? -- Мы осмотрели и
комнату. Потайной двери там быть не могло, а от окон до земли
добрых футов тридцать. Оба окна защелкнуты изнутри. На полу
ковер, так что люк исключается, а потолок обыкновенный,
беленый. Кладу голову на отсечение, что украсть документ могли,
только войдя в дверь. -- А через камин?
от моего стола. Значит, тот, кто звонил, стоял по правую руку.
Но зачем понадобилось преступнику звонить? Это неразрешимая
загадка.
дальше? Вы осмотрели комнату, я полагаю, чтобы убедиться, не
оставил ли незваный гость каких-нибудь следов своего пребывания
-- окурков, например, потерянной перчатки, шпильки или другого
пустяка? -- Ничего не было. -- А как насчет запахов? -- Об этом
мы не подумали.
расследовании.
Нет. Зацепиться там было совершенно не за что. Одно только
существенно -- жена швейцара миссис Танджи спешно покинула
здание. Сам швейцар объяснил, что его жена всегда в это время
уходит домой. Мы с полицейским решили, что лучше всего было бы
немедленно арестовать женщину, чтобы она не успела избавиться
от документа, если, конечно, похитила его она.
прибыл сыщик мистер Форбс, энергично взявшийся за дело. Наняв
кеб, мы через полчаса уже стучались в дверь дома, где жил
швейцар. Нам отворила девушка, оказавшаяся старшей дочерью
миссис Танджи. Ее мать еще не вернулась, и нас провели в
комнату.
серьезный промах, в котором я виню только себя. Вместо того
чтобы открыть дверь самим, мы позволили сделать это девушке. Мы
услышали, как она сказала: "Мама, тебя ждут двое мужчин", -- и
тотчас услышали в коридоре быстрый топот. Форбс распахнул
дверь, и мы оба бросились за женщиной в заднюю комнату или
кухню. Она вбежала туда первая и вызывающе взглянула на нас, но
потом вдруг, узнав меня, от изумления даже переменилась в лице.
она.
нас?" -- спросил мой спутник.
Мы задолжали лавочнику".
есть причины подозревать вас в краже важного документа из
министерства иностранных дел. И я думаю, что вы бросились в
кухню, чтобы спрятать его. Вы должны поехать с нами в
Скотленд-Ярд, где вас обыщут".
и мы все трое сели в него. Но перед тем мы все-таки осмотрели
кухню и особенно очаг, предположив, что она успела сжечь бумаги
за то короткое время, пока была в кухне одна. Однако ни пепла,
ни обрывков мы не нашли. Приехав в Скотленд-Ярд, мы сразу
передали ее в руки одной из сотрудниц. Я ждал ее доклада,
сгорая от нетерпения. Но никакого документа не нашли.
действовал и, действуя, забывался. Я был совершенно уверен, что
договор найдется немедленно, и не смел даже думать о том, какие
последствия меня ожидают, если этого не случится. Но теперь,
когда розыски окончились, я мог подумать о своем положении. Оно
было поистине ужасно! Уотсон вам скажет, что в школе я был
нервным, чувствительным ребенком. Я подумал о дяде и его
коллегах по кабинету министров, о позоре, который я навлек на
него, на себя, на всех, кто был связан со мной. А что, если я
стал жертвой какого-то невероятного случая? Никакая случайность
не допустима, когда на карту становятся дипломатические
интересы. Я потерпел крах, постыдный, безнадежный крах. Не
помню, что я потом делал. Наверно, со мной была истерика.
Смутно припоминаю столпившихся вокруг и старающихся утешить
меня служащих Скотланд-Ярда. Один из них поехал со мной до
Ватерлоо и посадил меня в поезд на Уокинг. Наверно, он проводил
бы меня до самого дома, если бы не подвернулся доктор Ферьер,
живущий по соседству от нас и ехавший тем же поездом. Доктор
любезно взял на себя заботу обо мне, и как раз вовремя, потому
что на станции у меня начался припадок, и мы еще
буйнопомешанного.
звонка доктора все поднялись с постелей и увидели меня в таком
состоянии. Бедняжка Энни, сидящая здесь, и моя мать были в
отчаянии. Доктор Ферьер рассказал родным то, что ему сообщил на
вокзале сыщик, и только подлил масла в огонь. Всем было ясно,
что я заболел надолго, а посему Джозефа выпроводили из этой
веселой комнаты и обратили ее в больничную палату. Здесь я и
провалялся более девяти недель в полном беспамятстве и бреду.
Если бы не мисс Гаррисон и не заботы доктора, я бы еще и сейчас
не был способен здраво рассуждать. Энни ходила за мной днем, а
ночью дежурила сиделка, так как в приступе безумия я мог
сделать что угодно. Постепенно сознание мое прояснилось, но
память ко мне вернулась только три дня назад. Порой мне хочется
вовсе лишиться ее. В первую очередь я попросил телеграфировать
мистеру Форбсу, который расследует дело. Он приехал и заверил
меня, что делается все возможное, хотя на след преступника еще
не напали. Швейцара и его жену проверили самым тщательным
образом и ничего не обнаружили. Тогда полиция стала подозревать
Горо, который, как вы помните, оставался в тот вечер работать
дольше других. Подозрение могла вызвать только его французская
фамилия и тот факт, что он тогда задержался в министерстве; но
я приступил к работе лишь после его ухода, а он сам и его семья
-- предки Горо были гугенотами -- по своим симпатиям и образу
жизни такие же англичане, как вы и я. Как бы там ни было,
инкриминировать ему ничего не могли, и пришлось отказаться и от
этой версии. Вы, мистер Холме, -- моя последняя надежда. Если
вы не спасете меня, моя честь и мое положение -- все погибло
безвозвратно.
а его сиделка налила ему в стакан какую-то успокаивающую
микстуру. Холме сидел, запрокинув голову и закрыв глаза, и
молчал. Стороннему человеку показалось бы, что им овладело
безразличие, но я-то знал, что эта его поза означает
напряженнейшую работу мысли.
наконец, -- что мне почти нечего спрашивать.
все-таки задам. Говорили вы кому-нибудь о том, что получили
специальное задание? -- Никому. -- Хотя бы вот... мисс
Гаррисон? -- Нет. Я не был в Уокинге после того, как мне дали
это задание.
Ни с кем.