поеду! -- воскликнул он. -- Просто на первый взгляд глупо
рассчитывать, что этот пастор что-нибудь может знать. Но раз вы
так считаете...
был решен. Прежде чем мы вышли из комнаты, Холмс отвел меня в
сторону и дал краткое наставление, из которого видно было, что
он придает серьезное значение этой поездке.
тем, чтобы он действительно поехал. Если он, паче чаяния,
улизнет или вернется с дороги, бегите на ближайший телефон и
передайте мне одно-единственное слово: "Удрал". Я распоряжусь,
чтобы мне сообщили, где бы я ни находился.
оно расположено на боковой ветке. От дороги у меня остались не
слишком приятные воспоминания: погода стояла жаркая, поезд полз
медленно, мой попутчик был угрюм и молчалив и если раскрывал
рот, то лишь затем, чтобы отпустить язвительное замечание
насчет того, в какую пустую затею мы ввязались. Когда мы,
наконец, сошли с поезда, пришлось ехать еще две мили до
пасторского дома, где нас принял в своем кабинете
представительный, важный, слегка напыщенный священник. Перед
ним лежала наша телеграмма.
он.
Джозии Эмберли, насчет его жены и денег.
сердито сказал пастор. -- Я никогда не слышал про джентльмена,
чье имя вы назвали, и никому не посылал телеграммы.
случайно не два прихода? Вот телеграмма, подпись -- "Элман",
адрес -- "Дом священника".
Что же до вашей телеграммы, то это возмутительная фальшивка,
происхождением которой непременно займется полиция. А пока не
вижу причин затягивать далее нашу беседу.
деревушке Малый Пэрлингтон, захолустнее которой, наверное, не
сыскать во всей Англии. Мы направились на телеграф, но там было
уже закрыто. К счастью, в маленькой привокзальной гостинице
оказался телефон, и я связался с Холмсом, который был удивлен
не меньше нас, узнав об исходе нашей поездки.
высшей степени странно! Я очень боюсь, милый Уотсон, что
сегодня обратного поезда уже нет. Сам того не желая, я обрек
вас на муки захолустной гостиницы. Но ничего, Уотсон, зато вы
побудете на лоне природы. Природа и Джозия Эмберли -- вы
сможете вполне насладиться общением с ними. -- Я услышал его
суховатый смешок, прежде чем нас разъединили.
скрягой. Сначала он сетовал на дорожные расходы, настоял, чтобы
мы ехали третьим классом, а теперь шумно возмущался тем, что
придется платить еще и за гостиницу. Когда на другое утро мы
наконец прибыли в Лондон, трудно сказать, кто из нас был в
худшем расположении духа.
я. -- Мистер Холмс, возможно, захочет дать какие-то новые
указания.
многого стоят, -- злобно огрызнулся Эмберли. Тем не менее он
последовал за мной. Я заблаговременно уведомил Холмса
телеграммой о времени нашего приезда, но он оставил нам
записку, что уехал в Люишем и будет дожидаться нас там. Это
была неожиданность, а еще большая ждала нас в гостиной нашего
клиента: Холмс оказался не один. Рядом с ним сидел строгий
мужчина с непроницаемым лицом -- брюнет в дымчатых очках и с
большой масонской булавкой в галстуке.
Он тоже занимался вашим делом, мистер Джозия Эмберли, хотя и
независимо от меня. Но оба мы хотим задать вам один и тот же
вопрос.
недоброе. Я понял это по тому, как у него забегали глаза и
судорожно задергалось лицо.
воздух костлявыми руками. Рот у него открылся; он был похож
сейчас на какую-то жуткую хищную птицу. В мгновение ока Джозия
Эмберли предстал перед нами в своем истинном обличье: злобным
чудовищем с душой, такой же уродливой, как тело. Он рухнул
обратно на стул и прикрыл рот ладонью, как бы подавляя кашель.
Холмс, словно тигр, прыгнул на него и вцепился ему в глотку,
силой пригнув его голову вниз. Из разомкнувшихся в удушье губ
выпала белая таблетка.
надо делать пристойно и в установленном порядке. Что скажете,
Баркер?
знакомец.
вдвоем. Вы можете остаться здесь, Уотсон. Я вернусь через
полчаса.
но в руках таких опытных конвоиров он был беспомощен. Как он ни
извивался, стараясь вырваться, его втащили в кэб, и я остался
нести одинокую вахту в этом зловещем доме. Но и получаса не
прошло, как вернулся Холмс в сопровождении молодого,
щеголеватого инспектора полиции.
Холмс. -- Вы ведь в первый раз видите Баркера, Уотсон. Это мой
ненавистный соперник и конкурент с того берега Темзы. Когда вы
упомянули про высокого брюнета, мне уже нетрудно было довершить
картину. У него на счету не одно удачное дело, верно,
инспектор?
отозвался инспектор.
сам. Недозволенное, знаете, порой очень выручает. Вам,
например, с вашим непременным предупреждением: "Все, что бы вы
ни сказали, может быть использовано против вас", -- ни за что
не удалось бы фактически вырвать у этого прохвоста признание.
добиваемся своего. Неужели вы думаете, что мы не составили
собственного мнения об этом деле и не настигли бы преступника?
Вы уж извините, но как нам не чувствовать себя задетыми, когда
вы с вашими запретными для нас методами вырываетесь вперед и
пожинаете все лавры!
что с этой минуты я буду держаться в тени, а что касается
Баркера, он делал лишь то, что я ему указывал.
вас осуждение и похвала значат очень мало, а ведь мы совсем в
другом положении, особенно когда нам начинают задавать вопросы
газетчики.
они наверняка будут в любом случае, то не мешает иметь наготове
ответы. Что вы скажете, например, если какой-нибудь смышленый и
расторопный репортер спросит, какие именно улики пробудили в
вас подозрение и в конце концов дали возможность установить
подлинные факты?
Холмс. Вы говорите, что арестованный в присутствии трех
свидетелей покушался на самоубийство и тем самым фактически
признал себя виновным в убийстве своей жены и ее возлюбленного.
Вам известны еще какие-нибудь факты?
из всех фактов. Трупы, несомненно, где-то поблизости. Осмотрите
погреба и сад. На то, чтобы проверить наиболее подозрительные
места, вам потребуется не так уж много времени. Дом старый,
Афанасьев Роман
Контровский Владимир
Афанасьев Роман
Акунин Борис
Акунин Борис
Херберт Фрэнк