Чтение 3–й страницы книги ~Человек на четвереньках~

страшно! Какой ужас быть там одной!

-- Мистер Холмс, это и есть та молодая особа, о которой я
вам говорил. Моя невеста.

-- Мы уже начали об этом догадываться, правда, Уотсон? --
с улыбкой отозвался Холмс. -- Насколько я понимаю, мисс
Пресбери, произошло что-то новое и вы решили поставить нас об
этом в известность?

Наша гостья, живая, миловидная девушка чисто английского
типа, ответила Холмсу улыбкой, усаживаясь возле мистера
Беннета.

-- Когда оказалось, что мистера Беннета нет в гостинице, я
сразу подумала, что, наверное, застану его у вас. Он, конечно,
говорил мне, что хочет к вам обратиться. Скажите, мистер Холмс,
умоляю вас, можно как-нибудь помочь моему бедному отцу?

-- Надеюсь, да, мисс Пресбери, хота в деле еще много
непонятного. Быть может, что-то прояснится после того, как мы
выслушаем вас.

-- Это произошло вчера ночью, мистер Холмс. Весь день отец
был какой-то странный. Я уверена, что временами он просто сам
не помнит, что делает. Живет, как во сне. Вчера как раз выдался
такой день. Человек, с которым я находилась под одной крышей,
был не мой отец, а кто-то другой. Внешняя оболочка оставалась
та же, но на самом деле это был не он.

-- Расскажите мне, что случилось.

-- Ночью меня разбудил неистовый лай собаки. Бедный Рой,
его теперь держат на цепи у конюшни! Надо вам сказать, что на
ночь я запираю свою комнату, потому что мы все -- вот и Джек...
то есть мистер Беннет может подтвердить, -- живем с таким
чувством, что над нами нависла опасность. Моя комната на
третьем этаже. Случилось так, что жалюзи на моем окне остались
подняты, а ночь была лунная. Я лежала с открытыми глазами,
глядя на освещенный квадрат окна и слушая, как заливается лаем
собака, и вдруг, к ужасу своему, увидела прямо перед собой лицо
отца. Знаете, мистер Холмс, я чуть не умерла от изумления и
страха. Да, это было его лицо, прижавшееся к оконному стеклу:
он глядел на меня, подняв руку, словно пытаясь открыть окно.
Если бы ему это удалось, я, наверное, сошла бы с ума. Не
подумайте, будто мне это померещилось, мистер Холмс. Не
обманывайте себя. Пожалуй, добрых полминуты я пролежала не в
силах шевельнуться, глядя на это лицо. Затем оно исчезло, и
все-таки я никак, ну никак не могла заставить себя встать с
кровати и посмотреть, куда оно делось. Так и пролежала до утра,
дрожа от озноба. За завтраком отец был резок и раздражен, но о
ночном эпизоде даже не заикнулся. Я -- тоже. Я только выдумала
предлог, чтобы отлучиться в город, и вот я здесь.

Рассказ мисс Пресбери, судя по всему, глубоко удивил
Холмса.

-- Вы говорите, милая барышня, что ваша комната на третьем
этаже. Есть в саду большая лестница?

-- Нет, мистер Холмс, то-то и странно. До окна никак не
достать, и тем не менее он все-таки забрался туда.

-- И было это пятого сентября, -- сказал Холмс. -- Это,
бесспорно, усложняет дело.

Теперь настала очередь мисс Пресбери сделать удивленное
лицо.

-- Вы уже второй раз заговариваете о датах, мистер Холмс,
-- заметил Беннет. -- Неужели это существенно в данном случае?

-- Возможно, и даже очень. Впрочем, пока что я не
располагаю достаточно полным материалом.

-- Уж не связываете ли вы приступы помрачения рассудка с
фазами луны?

-- Нет, уверяю вас. Моя мысль работает в совершенно ином
направлении. Вы не могли бы оставить мне вашу записную книжку?
Я бы сверил числа. Ну, Уотсон, по-моему, наш с вами план
действия предельно ясен. Эта юная дама сообщила нам -- а на ее
чутье я полагаюсь безусловно, -- что ее отец почти не помнит
того, что происходит с ним в определенные дни. Вот мы и нанесем
ему визит под тем предлогом, что якобы в один из таких дней
условились с ним о встрече. Он припишет это своей забывчивости.
Ну, а мы, открывая нашу кампанию, сможем для начала хорошенько
рассмотреть его на короткой дистанции.

-- Превосходная мысль! -- сказал мистер Беннет. -- Только
должен предупредить вас, что профессор бывает по временам
вспыльчив и буен.

Холмс улыбнулся.

-- И все же есть причины -- притом, если мои предположения
верны, причины очень веские, -- чтобы мы поехали к нему тотчас
же. Завтра, мистер Беннет, мы, безусловно, будем в Кэмфорде. В
гостинице "Шахматная Доска", если мне память не изменяет, очень
недурен портвейн, а постельное белье выше всяких похвал. Право
же, Уотсон, наша судьба на ближайшие несколько дней
складывается куда как завидно.

В понедельник утром мы уже сидели в поезде -- направляясь
в знаменитый университетский городок. Холмсу, вольной птице,
ничего не стоило сняться с места, мне же потребовалось
лихорадочно менять свои планы, так как моя практика в то время
была весьма порядочна. О деле Холмс заговорил лишь после того,
как мы оставили чемоданы в той самой старинной гостинице,
которую он похвалил накануне.

-- Я думаю, Уотсон, мы застанем профессора дома. В
одиннадцать у него лекция, а в перерыве он, конечно,
завтракает.

-- Но как мы объясним наш визит?

Холмс заглянул в свою записную книжечку.

-- Один из приступов беспокойного состояния приходится на
26 августа. Будем исходить из того, что в такие дни он не
вполне ясно представляет себе, что делает. Если мы твердо
скажем, что договорились о приезде заранее, думаю, он едва ли
отважится это отрицать. Хватит ли только у вас духу на такое
нахальство?

-- Риск -- благородное дело.

-- Браво, Уотсон! Не то стишок для самых маленьких, не то
поэма Лонгфелло. Девиз фирмы: "Риск -- благородное дело".
Какой-нибудь дружественный туземец наверняка покажет нам
дорогу.

И действительно, вскоре один из них, восседая на козлах
щегольского кэба, уже мчал нас мимо старинных университетских
зданий и, наконец, свернув в аллею, остановился у подъезда
прелестного особняка, окруженного газонами и увитого пурпурной
глицинией. Все говорило о том, что профессор Пресбери живет в
полном комфорте и, даже более того, в роскоши. В тот самый миг,
как мы подъехали к дому, в одном окне появилась чья-то седая
голова и глаза в больших роговых очках устремили на нас
пронзительный взгляд из-под косматых бровей. Еще минута, и мы
очутились в святая святых -- в кабинете, а перед нами
собственной персоной стоял таинственный ученый, чьи странные
выходки привели нас сюда из Лондона. Впрочем, ни его внешний
вид, ни манера держаться не выдавали и тени эксцентричности:
это был представительный мужчина в сюртуке, высокий, важный, с
крупными чертами лица и полной достоинства осанкой, отличающей
опытного лектора. Замечательнее всего были его глаза: зоркие,
острые и умные, дьявольски умные.

Он взглянул на наши визитные карточки.

-- Садитесь, пожалуйста, джентльмены. Чем могу служить?

Холмс подкупающе улыбнулся.

-- Именно этот вопрос я собирался задать вам, профессор.

-- Мне, сэр?

-- Возможно, произошла какая-то ошибка, но мне передали
через третье лицо, что профессор Пресбери из Кэмфорда нуждается
в моих услугах.

-- Ах, вот как! -- Мне почудилось, что в серых
внимательных глазах профессора вспыхнул злобный огонек. --
Передали, стало быть? А позвольте спросить, кто именно?

-- Простите, профессор, но разговор был конфиденциальный.
Если я и ошибся, беда невелика. Мне останется лишь принести
свои извинения.

-- Ну нет. Я не намерен так оставлять это дело. Вы
возбудили мой интерес. Можете вы привести какое-нибудь
письменное доказательство в подтверждение ваших слов -- письмо,
телеграмму, записку, наконец?

-- Нет.

-- Не возьмете же вы на себя смелость утверждать, будто я
сам вас вызвал?

-- Я предпочел бы не отвечать ни на какие вопросы.

-- Еще бы! -- насмешливо отозвался профессор. -- Ничего,
на этот-то вопрос легко получить ответ и без вашей помощи.

Он повернулся и подошел к звонку. На зов явился наш
лондонский знакомец -- мистер Беннет.

-- Входите, мистер Беннет. Вот эти два джентльмена