Чтение 3–й страницы книги ~Еще не вечер~

Столько дней терпел, мог бы потерпеть еще один.

Таким образом, непосредственно перед катастрофой он никого из компании
не видел.

АРТЕМЕНКО

Владимир Никитович.

Он родился сыном "врага народа". Отца арестовали, когда мать была на
седьмом месяце. От потрясения она заболела, родила преждевременно. Потом
рассказывала, что Володя глаз два месяца не открывал. Врачи сказали, ребенок
жить не будет. Но он, не открывая глаз, ел непрестанно, окреп и занял
местечко под солнцем.

В войну мать и сын жили как все, впроголодь. В детстве Володя ни разу
не почувствовал, что он сын врага. Отцов в те годы почти ни у кого из ребят
дома не было, борьба за жизнь отнимала столько времени и сил, что на
раздумья ничего не оставалось, а мать помалкивала.

Война кончилась, отец умер в лагере. К последнему событию Володя
отнесся равнодушно, никогда человека не видел, а сообщения о смерти в те
годы поступали ежедневно, среди сверстников говорили о ней обыденно. К
Сталину Володя Артеменко относился, как и подавляющее большинство
окружающих, с восторженным благоговением. Он кое-как окончил десятилетку,
перебиваясь случайными заработками, зимой помогал в котельной своего дома,
летом работал в ЦПКиО имени Горького на аттракционах, катал отдыхающих.
Поступил на юридический факультет Университета. В метрике в графе "отец" у
него стоял прочерк, но к этому времени мать уже получила бумажку, в которой
фиолетовыми чернилами было написано, что Артеменко Никита Иванович
реабилитирован за отсутствием состава преступления. Володя уже знал, что
слова эти означают: никакого преступления отец не совершал.

Что теперь поделаешь, убили и убили. Паспорт у тебя, парень, есть,
метрику с позорным прочерком никому показывать не надо, тебе еще вместо отца
и справку, написанную фиолетовыми чернилами с гербовой печатью выдали,
дорога перед тобой светлая, шагай, человек - сам творец своего счастья.

Володя Артеменко зашагал. С товарищами-студентами поехал на целину. И
сегодня, спустя больше тридцати лет, он порой вспоминает энтузиазм той
"компании", сутки без сна, непроходящую усталость, костры и песни. А вот
чего он никогда не сможет забыть так это ту осень, когда они молодые и
гордые, увидели, как гибнет выращенный ими хлеб.

Целина была их Великой Отечественной, проверкой молодого поколения.
Казалось, они достойны отцов, выстояли и победили. Хлеб, убранный бригадой
Артеменко, не вывезли. И ему долго виделись горы гниющего зерна, за которое
заплачено щедро, не торгуясь.

Володя вернулся в Москву, узнал, что мать похоронили два месяца назад,
телеграммы его не нашли. А может, телеграммы потеряли, а то и вовсе забыли
передать. Так он остался один в двенадцатиметровой комнате, девять семей в
квартире со всеми удобствами.

Культ личности был всенародно развенчан. Сталина заклеймили. Володя
Артеменко помалкивал, наблюдал. Отметил без любопытства, что шумят и
воинствуют люди, которых культ напрямую, непосредственно не коснулся.

В семьях, обезглавленных культом, только вздыхали, заглядывали в
семейные альбомы, доставали и рассматривали потускневшие фотографии. И будто
успокоились отцов не воскресить, детям жить надо. Как фронтовики говорят о
войне лишь друг с другом, так и родственники погибших в лагерях не ведут
бесед с посторонними. Обмолвятся несколькими словами и замолчат, раньше
разговаривать страх мешал, а теперь бессмысленно.

Артеменко получил, диплом стал работать следователем в районной
прокуратуре, оклад получал небольшой жил бедно и однообразно. Скучно женился
и скучно развелся, детей, слава богу, не нажили.

Сейчас, вспоминая свою молодость, время когда жизнь вокруг бурлила, все
призывали к свободе и обновлению, он удивлялся себе почему он тогда будто
задремал?

У женщин Артеменко всегда имел успех, но ему нравились женщины
праздничные шикарные. Чтобы обладать ими требовались либо деньги, либо
талант. Ни тем, ни другим следователь Артеменко не располагал и обходился
кратковременными равнодушными связями. Вино он почти не пил, отчего близких
друзей не имел, известно, мужчин объединяют работа, семьи или застолье.

Работал он много, пользовался авторитетом засиживался в кабинете порой
допоздна - торопиться-то некуда. Взяток не брал, с подследственными держался
довольно мягко, получавшие срок зла на Артеменко не держали.

Так он жил-поживал, добра не наживал и уже смирился с мыслью, что жизнь
не удалась. Взрыв произошел неожиданно и разнес его сонное существование в
клочья.

Он вернулся с работы около восьми часов и обнаружил в своей квартире
сверток, в котором находилось двадцать тысяч рублей. Входная дверь в
квартиру открывалась копейкой, войти мог всякий, кто хотел. Записки не было
лежали двадцать тысяч и вся недолга.

Он отлично понимал, что его покупают, не знал только, по какому
конкретному делу и что попросят взамен. Заявить о происшедшем прокурору
Артеменко даже в голову не пришло. Он появился на работе к семи утра, вынул
из сейфа дела, которые находились в производстве, и очень быстро установил
какое из них могло стоить такой суммы. Начальник некоего управления,
находясь за рулем личного автомобиля марки ГАЗ 21 в нетрезвом виде врезался
в "Жигули" и находившаяся за рулем молодая женщина не приходя в сознание
скончалась.

Он убрал остальные дела в сейф оставив на столе тоненькую папочку.
Наезд точнее убийство, так как водитель был пьян и значительно превысил
скорость произошел третьего дня.

Артеменко, перечитывая материалы, думал о том, что водитель машины срок
получит внушительный. Одновременно в голове вертелась и другая мысль,
совершенно противоположная, следователь прикидывал, правда пока теоретически
что можно предпринять для спасения водителя какие документы следует из дела
убрать, а какие изменить и вытянуть преступника на условную меру наказания.

"Сегодня податели денег не объявятся, - рассуждал он, - бросили кость и
ждут схвачу я ее или отнесу хозяину. Они не пошли со мной на прямой контакт,
знают я не беру, значит, имеют обо мне информацию. От кого? Прокурор
отпадает, скорее всего, кто-то из коллег. Если я пойду к прокурору?"

Артеменко сам с собой играл в прятки, отлично понимая, что к прокурору
не пойдет будет ждать, как развернутся события.

Через пять лет Владимир Никитович Артеменко жил в двухкомнатной
квартире улучшенной планировки, ездил на собственной машине, работал
директором дома отдыха под Москвой. Он искренне удивился, как легко и
безболезненно произошла перемена, словно он не перебежал в лагерь своих
противников, а зашел в магазин, сбросил с себя все, начиная с белья и носков
и надел новое. И ничего, оказывается, не жмет все подогнано точно по фигуре.
Надо отдать должное, занимались его экипировкой профессионалы.

Тогда в далеком прошлом его остановили на улице пригласили в машину -
никакого принуждения все с улыбкой даже с юмором. В кабинете загородного
ресторана его ждал мужчина лет сорока со скучным, невыразительным лицом.

- Здравствуйте, Владимир, садитесь будем ужинать. Вы не пьете, а я
рюмку себе позволю. - Он налил и выпил, подвинул гостю салатницу.

Стол не ломился от яств: салат из овощей, язык, графинчик водки и
минеральная вода. Хозяин начал разговор без предисловий.

- Как вы относитесь к моему предложению? Вы знаете, о чем идет речь?
Хотите помочь? И возможно ли?

- Не знаю, - ответил Артеменко, - я думаю третьи сутки решить не могу.

- Вас смущает сторона этическая или правовая?

- Не знаю.

Хозяин отложил вилку, взглянул на Артеменко внимательно, прищурился
словно прицеливаясь.

- Вы мне нравитесь. Женщина погибла, мой приятель оказался подонком.
Говоря "оказался" я себя обманываю, давно знал, что он дерьмо. Но я в таком
возрасте, Владимир, когда друзей не выбирают, как и не меняют коней на
переправе. Девочку не вернешь, и за десять лет моего дружка не исправишь.
Возмездие? Чтобы другим неповадно было? Давайте не будем переделывать
человечество! Вопрос идет, как я понимаю, о вашей совести. Вы член партии?

- Естественно.

- Да, на вашей работе естественно. - Хозяин вздохнул. - Проблема
взаимоотношения человека с самим собой сугубо личная, помочь со стороны
невозможно. Конечно, я могу сказать вещи хорошо известные. Ваш лидер
награждает сам себя и, видимо, спит спокойно. Как ведут себя его дочь и
зять, вы тоже знаете. Я могу привести вам примеры, десятки, сотни примеров
безнравственности и откровенной уголовщины среди лиц неприкасаемых. Вы
возразите: мол, пусть так, они такие, а я иной Вы правы, Володя, абсолютно
правы. Чем я могу вам помочь? - Он развел руками. - Вы отлично понимаете,
соверши аварию кто-то из неприкасаемых, у вас и материала в сейфе не было
бы. И ваш прокурор, мужественный фронтовик и честнейший человек, о данном
факте просто ничего бы не знал. Если вы откажетесь, претензий никаких, угроз
тем более, за деньгами заедут, и мы с вами никогда не встречались.

Хозяин выпил еще рюмку и стал аппетитно, неторопливо закусывать.
Артеменко пил минеральную воду, что-то жевал, но вкуса еды не ощущал. В
голове лишь гулкая пустота, обрывки мыслей. Он отлично понимал, его
покупают, но раньше ему казалось, что делается это как-то совсем иначе,
более цинично, что ли.

Человек, сидящий напротив, говорил правду - все так и есть, существуют
неприкасаемые. Он, Артеменко, доказывает вину только тех, кого ему разрешают
отдавать под суд.

Он не заметил, как подали шашлык. С трудом прожевав кусок, налил себе в
рюмку водки.

- Кофе, пожалуйста, - сказал хозяин официанту. - Вы мне нравитесь,
Володя. Не люблю болтунов и людей, принимающих решения быстро. Скоро
соглашаться, легко отказаться. Если вы решите служить у меня, официальное