Чтение 3–й страницы книги ~Месть в коричневой бумаге~

Пирсон не подсоединил к дверце сейфа судовую сирену, приводимую в действие
потайным переключателем, который он выключал, когда сам открывал дверцу.
Поэтому слишком многие видели слишком поспешно покидавшую "Лайкли леди"
парочку. Мне пришлось почти два часа рыскать по округе, удостоверяясь, что
они не улетели на самолете. Оставив взятую напрокат машину на пирсе, они в
час ушли на чартерном судне ловить на Багамах рыбку. Я знал это судно -
"Бетти Би", в хорошем состоянии. Капитан Рокси Говард, которому помогает
один из его костлявых племянников.

Позвонил жене Рокси, и та сообщила, что они с двумя пассажирами на борту
пошли к Бимини, а оттуда отправятся в воскресенье рыбачить в нижнем течении.
Как я позже узнал, в тот момент нейрохирурги вынимали из мозга Пирсона
осколки костей.

Я знал, что "Бетти Би" понадобится на переход четыре часа, так что ее
приведут к Бимини не раньше пяти. В семь пятнадцать оттуда в Нассау
отправлялся дополнительный рейс. Покидать страну на судне весьма
непредусмотрительно. Во Флориде и на Багамах так охочи до туристских
долларов, что местные чиновники ночей не спят, сокрушаясь обо всех
неиспользованных бюрократических уловках.

Только к половине третьего я, советуясь с Мейером, придумал способ. Если
опередить их, прилетев на место чартерным рейсом, справиться с парочкой на
Багамской земле будет непросто. Мейер вспомнил про подготовленный к гонкам
могучий "Беби-Биф" Холлиса Ганди, как всегда находившегося в затруднительном
положении из-за чрезмерного количества бывших жен, вооруженных хорошими
адвокатами.

Таким образом, в три мы промчались мимо морского буя за Лодердейлом,
держа курс на Бимини. Наводить бинокль на замеченные объекты достойных
размеров Мейеру было не легче, чем участнику родео вдевать нитку в иголку,
сидя верхом на быке. А меняя курс, чтобы приглядеться поближе, мы рисковали
потратить слишком много времени или перепугать каких-нибудь невинных
субъектов.

В четыре тридцать мы достигли отметки на карте к западу от отмели возле
Бимини, быстро проверили, убедились, что "Бетти Би" не превысила расчетное
время, нырнули в бухту и принялись ждать в пяти милях от берега. Я
прикинулся, будто моторы заглохли, поднялся на борт "Бетти Би", предупредил
Рокси Говарда, и мы очень быстро их повязали. У Рокси крепли подозрения
насчет этой парочки, грека и англичанина, так что убедить его было легко.
Пришлось побыстрее поворачиваться, ибо грек был проворнее змеи и вооружен.
Когда они были связаны, я, осматривая багаж и обыскивая их самих, рассказал
Рокси, за чем они охотились. Конверт с банковским векселем на предъявителя
лежал в чемодане грека, а вместе с ним и подписанное письмо в банк,
передающее мне полномочия распоряжаться от имени Майка Пирсона. Оставлено
место для моей подписи и еще для одной - должно быть, представителя банка. У
грека в бумажнике нашлись две тысячи долларов, а у англичанина около
пятисот. У англичанина в специальном промокшем от пота поясе оказалось еще
одиннадцать тысяч. Логично было предположить, что это деньги из сейфа в
каюте Майка. По моему мнению, Майк, получивший хороший удар по крепкому
черепу, безусловно, не был заинтересован в каком-либо привлечении закона.
Рокси тоже не рвался пообщаться с багамской полицией. Вроде бы англичанин и
грек не собирались выдвигать никаких обвинений И было совершенно понятно,
что попытки вытянуть из них хоть слово потребуют весьма старательной
стимуляции, на которую у меня никогда не хватало духу. Они явно умели
твердо, профессионально молчать.

Поэтому я отдал пятьсот долларов Рокси, который заметил, что это слишком
много, но спорить не стал. Мы перегрузили их на "Беби-Биф", Рокси развернул
"Бетти Би" и направился в родной порт. Я дошел до Барнет-Харбор,
приблизительно на полпути между Южным Бимини и Кэт-Ки, где посадил их на
старую ржавую посудину - на старушку "Салону", болтавшуюся там на якоре с
1926 года, которая во времена сухого закона использовалась как плавучий
склад спиртного. Ночь им предстояла тяжелая, но назавтра их обязательно
подберут рыбаки или ныряльщики У них осталось все имущество, документы и
больше двухсот пятидесяти долларов. Судя по виду, они наверняка должны были
изобрести объяснение, которое не привлекло бы к ним пристального внимания. Я
пошел назад в гавань Бимини, подыскал место для швартовки, где судно
оставалось бы в целости и сохранности. Мы успели на дополнительный рейс до
Нассау, и я позвонил старым друзьям на Лайфорд-Ки. Они не позволили нам
остановиться в отеле и, поскольку у них шло, по их словам, "веселье средней
степени тяжести", прислали за нами в аэропорт машину. Почти все воскресенье
мы валялись у бассейна, рассказывая байки.

В понедельник утром я в одолженном автомобиле поехал в город к главным
офисам на Бэй-стрит возле Роусон-сквера. В связи с масштабом финансовой
операции ее пришлось проводить в закрытом заднем кабинете. Мне вручили
квитанцию с указанием даты, часа, минуты совершения вклада,
идентификационного номера чека на предъявителя вместо суммы и номера счета
вместо имени Пирсона. Квитанцию отягощала массивная фигурная печать.
Банковский представитель нацарапал на ней не поддающиеся расшифровке
инициалы. Тогда я не понимал, до чего хорошо рассчитал время.

Рано утром мы с Мейером успели на дополнительный рейс назад в Бимини.
День был ясным, солнечным и холодным. Течение утихомирилось, и неспешный
переход, длившийся два с половиной часа, оказался гораздо приятнее нашего
олимпийского броска на "Беби-Биф".

Придя на пирс 109, чтобы отдать Майку полученное, я нашел "Лайкли леди"
запертой на все замки. Молодые супруги на борту стоявшего рядом большого
кеча сказали, что в полдень в разговоре с ними Морин, старшая дочь, сообщила
о критическом состоянии ее отца.

Я известил Мейера и пошел в больницу. Когда наконец выпал шанс поговорить
с Хеленой, убедился в бессмысленности попыток вручить ей банковскую
квитанцию или вести речь о деньгах. Квитанция в данный момент значила для
нее не больше, чем старый список отданных в стирку вещей. С призрачной
улыбкой на трясущихся побелевших губах она вымолвила, что Майк "держится".

Помню, как я нашел знакомую сестру, помню, как ждал, пока она ходила
осведомиться о его состоянии вместе с сестрами отделения и врачами. Помню,
как она пожала плечами, каким тоном сказала: "Дышит, но он не жилец, Трев.
Мне стадо известно, что его палату уже определили для нуждающегося в
пересадке спинного мозга, который поступит завтра".

Помню, как помогал Хелене улаживать формальности, сопутствующие смерти,
всегда обременительные, а тут дело еще осложняла кончина Майка в чужом
штате. Он умер в пять минут второго ночи во вторник. Будь его смерть
официально зарегистрирована на семьдесят минут раньше, оправдать банковскую
операцию было бы практически невозможно. Помню вежливую настойчивость
городской полиции. Но Хелена твердила, что сейф был опустошен, и она даже не
представляет, кто проник на борт, нанеся ее мужу фатальный удар по голове.

Она с дочерьми уложила вещи, я заверил, что присмотрю за судном,
позабочусь о нем, не спущу с него глаз, предложил провезти их через весь
штат, но Хелена сказала, что сама справится. Явно держала себя под жестким
контролем. Я отдал ей наличные и банковскую квитанцию, она вежливо
поблагодарила. Они отправились в похоронное бюро, а оттуда поехали за
катафалком в округ Сарасота. Очень маленький караван. Несчастный,
торжественный, очень отважный.

Да, я знал, Мейер тоже ее вспоминает. Знал, что он мог догадываться о
дальнейшем, может быть, строил предположения по этому поводу, но никогда ни
о чем не расспрашивал.

Лил дождь, Мейер готовил фирменное блюдо, которое никогда не готовилось
дважды одним и тем же способом. Как только я оказался в большой кровати в
капитанской каюте, пришли другие воспоминания о Хелене, такие живые, что я
долго балансировал на грани сна, не в силах в него провалиться...

Глава 3

...Сильный дождь барабанил по верхней палубе "Лайкли леди" в августе того
года на уединенной надежной якорной стоянке, которую мы нашли на Шрауд-Ки на
островах Эксума, и под шум дождя я занимался любовью с вдовой Пирсон в
широкой и мягкой кровати, которую она делила с мужем, к тому времени почти
шесть месяцев покоившимся во флоридской земле.

Она вернулась в Лодердейл в июле. В июне черкнула записочку с просьбой
поручить кому-нибудь привести "Лайкли леди" в форму. Я велел вытащить
парусник, очистить и заново выкрасить днище, проверить все обводы корпуса и
такелаж, смазать автоматические лебедки, освободить шкивы, осмотреть паруса,
отрегулировать вспомогательный генератор и сдвоенные шведские дизели.
"Лайкли леди" была не столько моторным парусником в классическом смысле,
сколько вместительной, крепкой моторкой, способной нести большое число
парусов, собственно, так много, что для этого была устроена подъемная
центральная платформа, управляемая тумблером на панели управления и хрипло
ревущим мотором. Было в этой платформе, наверное, две тонны свинца, а когда
она поднималась на полную, по свидетельству датчика рядом с тумблером,
высоту, выдвигаясь в проем в под-палубном пространстве, весь этот свинец
точно соответствовал форме корпуса. Майк однажды продемонстрировал мне
оборудование - от автоматических лебедок, облегчающих работу с парусами, до
цистерн поразительной вместимости с водой и горючим и мощной системы
кондиционирования.

Я гадал, кому теперь принадлежит судно. Гадал, для чего оно
предназначено.

Хелена появилась в жаркий июльский день. Она принадлежала к той особой
породе, которая всегда внушает мне ощущение собственной неполноценности.
Высокая, стройная почти до худобы, но все-таки не совсем. Такая костная
структура складывается за несколько веков тщательной селекции.
Светло-пепельные, небрежно зачесанные волосы с выгоревшими прядями,
обласканные солнцем и ветром, так же как лицо, шея, руки. Представители этой
породы не проявляют наигранной вызывающей холодности. Они естественны,
невозмутимы и жутко любезны. Они прекрасно движутся в простых льняных
платьицах стоимостью в двести долларов, о чем никогда в жизни не