встречного?
никак не могла.
понимаю,-уже всерьез встревожилась бедная Полина Матвеевна.
взгляд, она неторопливо, словно еще не решив, стоит ли это делать, выдвинула
нижний ящик своего письменного стола и достала оттуда толстую папку со
своими рисунками. Работая художником в издательстве, Соня не оставляла мысли
о своей персональной выставке, и каждый выходной она проводила либо за
городом, либо на Бульварном кольце с карандашом и этюдником. Развязав
тесемки, она высыпала на колени Полине Матвеевне целую кипу рисунков
карандашом и углем. На каждом из них был ее жених, Александр Крайнов,
правда, везде в необычной одежде. На одном рисунке он был в крошечной
шапочке с козырьком, верхом на лошади, на другом стоял в каком-то широком
свободном одеянии типа рясы и странной шляпе с плоским квадратным верхом и
кисточкой. Были изображения на теннисном корте с ракеткой в руке и за рулем
открытого двухместного автомобиля. На двух рисунках у него были щегольская
бородка и усы.
по датам, относились к разным годам.
женщина, чувствуя, что почва уходит у нее из-под ног.
рисунках, переспросила Соня.-Это, мама, Пол Хофф, друг моей сестры Дины. Два
месяца назад они поженились. Знаешь, я так ревновала Пола к ней, что даже
плакала ночами. Это в мои-то годы! А месяц назад я увидела в нашем
издательстве Сашу Крайнова и поразилась их сходству. Я тогда сразу решила,
что выйду за него замуж, а он еще до сих пор, дурачок, гордится, что так
легко покорил меня.
от этого Сонечке не будет, а польза?- ну что же, вот замуж наконец решилась
выйти, так что нет худа без добра.
почувствовать ее, но, как и прежде, убедилась, что произвольно этого не
получается. Почти до пяти месяцев беременность у Сони протекала легко, а
затем появилась слабость, доходящая до обмороков, одышка, отекли ноги. В
больнице, куда ее привезли на "скорой помощи" после очередного обморока,
выяснилось, что у нее врожденный порок сердца, о котором она ничего раньше
не знала, и при резко повышенных нагрузках сердце перестало с ними
справляться. До родов Соне оставалось чуть больше двух месяцев, ее положили
в больницу для постоянного наблюдения. Через неделю после госпитализации у
нее, как и всегда внезапно, возник контакт с сестрой. Необычной была яркость
и сила ощущений. Обшарпанные стены больничной палаты внезапно исчезли, и
перед глазами Сони возникла ярко освещенная комната с ослепительно белыми
стенами, выложенными кафелем. Соня увидела, что лежит на каком-то странном
сооружении с приподнятым головным концом и может рассмотреть свои широко
разведенные в стороны ноги и громадный живот, накрытые простыней. В ногах у
нее сидел мужчина в марлевой маске, белой шапочке и халате, он что-то делает
с ней, внутри... Рядом, держа ее за запястье, стоит женщина тоже в белом
халате и говорит ей по-английски:
непосильную для нее работу. Она старалась вспомнить, что же она должна
сделать, но сознание ускользало. Внезапно страшная, нестерпимая боль
пронзила ее изнутри, потом еще и еще раз. Соня закричала, уже понимая, что
это конец, и тут боль вдруг разом отпустила, оставшись только занозой в
сердце- Она еще успела увидеть новорожденного, которого кто-то поднес ей к
самому лицу, и подумала: "Слава Богу, мальчик, ему легче будет без
матери...", внезапно заноза, сидевшая в сердце, стала расти и расти,
превратилась в громадный кол, который вбивали все глубже и глубже, пока оно
не разорвалось. Разом наступили мрак и тишина.
преждевременно родился мальчик. Врачи очень боялись, что сердце не выдержит,
но, к счастью, все обошлось. Дежурный кардиолог сказал, что доношенного
младенца при ее сердце вряд ли удалось бы родить. Соня взглянула на
сморщенное коричневое личико принесенного ей ребенка и молча отвернулась к
стене. Она знала, что там, на другом конце света, умерла в родах ее
сестра-близнец, ее половина, умерла, подарив жизнь Соне, но оставив в ее
душе навсегда холод и пустоту, которые не заполнить никогда. Никем.
когда их сыну исполнилось три года. Мальчик, названный по настоянию отца
Сашей, рос здоровым ребенком, несмотря на преждевременность своего появления
на свет. Он рано начал читать и буквально глотал приносимые мамой из
библиотеки книги Джека Лондона, Брет Гарта, а позже Драйзера. Софья
Исааковна часто рассказывала сыну, что в Америке у него есть дедушка, дядя и
двоюродный брат, родившийся с ним в один день. Она описывала мальчику дом
деда на побережье Тихого океана, и под влиянием рассказов матери и
прочитанных книг в Алике зародилось пока еще смутное, но вполне осознанное
желание увидеть этот далекий, во многом непонятный, но такой привлекательный
мир. Однажды, когда Алику не было еще и десяти, сидя на старом диване и
прижавшись к теплому маминому боку, он слушал ее рассказы, и вдруг
неожиданно спросил:
ним перепутали? Потом этот американец увидит, что это не его сын, станет
меня искать. Найдет и увезет с собой в Америку.
вместе жить во дворце на берегу океана.
дедушка?
нас ужинать,-отшутилась мама,-но если ты будешь всегда кушать манную кашу,
то вырастешь большим и тогда поедешь в Америку.
панораму громадного города, раскинувшегося на берегу океана, сын вспомнит
мамины слова и попытается прикинуть, сколько же манной каши пришлось ему
съесть, прежде чем его детская мечта исполнилась.
интерес к Америке, договорилась с соседкой по подъезду за небольшую плату об
уроках английского языка. К удивлению матери, уроки так захватили мальчика,
что через несколько месяцев она уже ревновала сына к новому увлечению, хотя
сама же и вызвала его к жизни. Придя из школы, пообедав и сделав наскоро
уроки, Алик бежал наверх, на четвертый этаж, к своей преподавательнице, а
приходил от нее только к ужину, да и то, как не без основания подозревала
мать, лишь потому, что Мария Вальтеровна просто выставляла его за дверь.
рассказывает.
другую тему.
может: для этого просто нет оснований. К тому же преподавательница Алика
была на редкость порядочная и интеллигентная женщина. Несколько раз Софья
Исааковна приходила на эти уроки послушать, о чем могут беседовать часами
десятилетний мальчик и женщина, ее ровесница. Но к тому времени Алик и Мария
Вальтеровна разговаривали между собой только на английском, так что Софья
Исааковна, посидев с ними минут десять, всегда уходила под благовидными
предлогами, но злилась на себя.
Россию вместе с шестнадцатилетней дочерью в 1931 году строить социализм и
сгинули без вести на Колыме в 38-м. Отца Маши звали Уолтер, но в паспорте ее
почему-то записали Вальтеровной и, возможно, это впоследствии спасло ее от
ареста. Когда забрали ее родителей, она, после окончания геологического
факультета, была с экспедицией на Дальнем Востоке. Об их аресте она узнала
лишь спустя три месяца, когда партия окончила свои исследования, и она
позвонила из Владивостока домой в Москву. Чужой мужской голос ответил, что
никаких Корнов он не знает, и вообще, о шпионах надо справляться в НКВД, а
не у порядочных людей. Если же она интересуется вещами, какие от прежних
жильцов остались, то он этих вещей и в глаза не видел, и еще неизвестно, кто
она сама такая и какие у нее есть права на эти вещи.
не сказав никому ни слова. Подсознательно она давно ожидала чего-то в этом
роде. Уже несколько семей из числа их знакомых, приехавших в СССР из других
стран, были арестованы и по обвинению в шпионаже в кратчайшие сроки
приговорены Особым совещанием к расстрелу. В такой, почти безвыходной
ситуации девушка инстинктивно сделала правильный шаг: не возвращаясь в
Эриксон Стивен
Ильин Андрей
Березин Федор
Мороз Александра
Самойлова Елена
Куликов Роман