Чтение 3–й страницы книги ~Дальше некуда!~

Пинюш поглаживает флюс, как гладят живот беременной кошке, а Пакретт, не
отступающий ни перед какими жертвами, проглатывает разом таблетку от запора,
еще одну прямо противоположного назначения, еще одну антигриппина и
заканчивает пир двумя пастилками солодки.

Радуясь произведенному эффекту, Старик продолжает:

- Что подало мне мысль провести маленькое дополнительное расследование?
Одна деталь, господа... Одна простая деталь...

И он снова начинает лизать пальцы, как толстый котяра, занимающийся своим
туалетом, смотреть на нас с видом превосходства и греть свои бубенцы о
батарею.

- Если вы помните, в своих зловещих походах маньяк всякий раз пользовался
крадеными машинами. Буальван же был на своей собственной. Как вам известно,
господа, маньяки всегда действуют по одному и тому же церемониалу. Этот факт
смутил меня...

- То, что вы говорите, очень даже неглупо,- соглашается Берю, просовывая
два пальца в щель своей ширинки, чтобы почесать ту часть тела, которая чаще
встречается с вшами, чем с девочками из "Лидо".

- Рад это от вас услышать,- усмехается Безволосый. Начальник "нравов"
спрашивает:

- В таком случае, господин директор, кто такой, по-вашему, Жером
Буальван?

Голова Яйцом поглаживает скорлупу (надо мне будет в один из ближайших
дней преподнести ему кусочек замши).

- Этого я не знаю Возможно, его захватил психоз убийства. Такого рода
серийные преступления вызывают, если так можно выразиться, подражателей.
Отдельные индивидуумы уступают своим инстинктам...

- В общем,- резюмирую я,- Пакретт шлепнул невиновного?

Упомянутый мною стрелок начинает яростно грызть таблетку, бросив на меня
кислый взгляд. Он из тех, кто никогда не прощает другим свои собственные
ошибки.

- Невиновного! Это как посмотреть,- ворчит задохлик.- Было покушение на
убийство, комиссар. Вы свидетель.

Старик в разговоре, уклонившемся от темы, берет инициативу в свои руки:

- Совершенно верно, дорогой Пакретт. Совершенно верно. Однако вы же
знаете этих господ из прессы? Они всегда готовы нажать на чувствительность
публики. А публика терпеть не может, когда полиция убивает людей, которые
никого не убили. Буальван ведь никого не убил И еще она терпеть не может,
когда стреляют в спину бегущему.

Бедняга Пакретт! Его жалкая физиономия приобретает бутылочно-зеленый
цвет. На нездоровой коже вырастают новые прыщи. Он так расстроен, что даже
каменное сердце Старика смягчается.

- Я вас не ругаю,- уверяет он.- Просто я предвижу выводы, которые сделают
журналисты. С завтрашнего дня из-за этого нового убийства газеты сорвутся с
цепи...

- Кстати,- вступаю я в разговор,- а как и где все произошло?

-У заставы Сен-Мартен, в конце дня. Проститутка была найдена в машине,
которую водитель бросил в темном переулке.

- Есть описание убийцы?

- Еще одно. Парализованный старик, проводящий все время у окна своей
квартиры, видел, как он разговаривал с девицей. По словам свидетеля, это
мужчина среднего роста, одетый в старую куртку на меху и в бабском берете
или в кепке. Точнее старик сказать не может.

Короткое молчание. Большой Босс берет линейку. Он похож на дирижера
оркестра перед началом исполнения "Ночи на Лысом мосту".

- Господа, мы попали в сложное положение. Звериный и неуместный смех
мерзавца Берюрье.

- Нужно принять самые решительные меры,- продолжает босс.- Если
потребуется, мы бросим на это дело столько людей, сколько в Париже
проституток.

Новый хохот Берю.

- Мобилизация еще не война!- фыркает он.

- Попрошу вас, Берюрье!- отчитывает его Безволосый. Хохот Толстяка
прекращается, как свист воздуха из проколотой шины, когда она уже совсем
расплющилась-Я хочу,- продолжает Лакированная Черепушка,- чтобы в каждой
точке Парижа, где процветает проституция, были установлены посты.

Начальник "нравов" поднимает руку, чтобы попросить слово. Берю не может
удержаться, чтобы не сказать ему:

- Если вы в туалет, это по коридору налево. По-моему, Берю со своими
хохмами идет прямиком к отставке.

- Что вы хотели сказать, Пуату?- интересуется Большой Патрон.

- Позволю себе заметить, господин директор, эти меры действовали уже
несколько недель, но не дали ничего, кроме дела Буальвана.

- Значит, усильте их! Это единственное, что мы можем сделать.

Совещание заканчивается, но только не для меня.

-Сан-Антонио, останьтесь, мне нужно вам кое-что сказать.

Остальные отваливают с подобающими случаю расшаркиваниями. Когда дверь
закрывается за Ахиллесовой Пятой (я вам говорил, что Пакретта зовут Ахилл?),
Старик набрасывается на меня, как шотландец на потерянный кошелек.

- Я на вас рассчитываю, мой дорогой друг.

- В чем, патрон?

- В том, чтобы вывести нас из тупика. У вас особые методы. Ваша фантазия
подсказывает вам лучшие ходы, чем холодный расчет. Даю вам карт-бланш.
Делайте что хотите и как хотите, но принесите мне результат.

Я секунду раздумываю.

- О'кей, патрон. Я пойду в атаку.

Глава 3

Я нахожу мою славную команду, за исключением начальника бригады нравов, в
соседнем бистро. Пакретт предлагает украшенному флюсом Пинюшу таблетку
витаминизированного аспирина. Берю, воинственный противник всяких
медикаментов, заказывает большой стакан вина.

- Сопьешься! - усмехаюсь я, опуская очень важную часть моего тела рядом с
очень объемной аналогичной частью Берю.

- Ничего со мной не будет,- возражает он.- Я убежден, что вино - это
лучшее лекарство. Вот смотри, тут на днях звонит мне жена Альфреда: у ее
благоверного жар как у лошади.

- Как у першерона или как у пони?

- Невежливо перебивать говорящего, даже если он младший по званию. - И он
продолжает рассказ:- Я говорю Антонии: "У вас есть вино?" - "Да",- отвечает
мне она. "Значит, так,- говорю,- согрейте кастрюлю вина и положите туда
побольше сахару и перца, а потом дайте выпить Альфреду".- "Думаете,
поможет?"- говорит она мне. "Попробуйте и увидите..." - отвечаю. Она
попробовала. На следующий день, хочешь верь, хочешь нет, Альфред повел мою
Берту в кино на фильм Скотча.

- Чей?

- Господи... Бискотта! Не, тоже не то... Ты знаешь, такого толстяка,
похожего на яйцо всмятку?

- Кончай трепаться, у нас есть более важные дела.

Пино, которого флюс сделал очень неразговорчивым, решает все-таки
высказать свою точку зрения. Она ясна и полна здравого смысла.

- Я считаю,- говорит он,- что весь этот шум поднят из-за ерунды. Кого
убивает маньяк? Проституток, разве не так? Так чего надрываться, ловя его?

- Старик,- вздыхаю я,- твой гуманизм всегда приводил меня в
замешательство. Когда ты молчишь, то можно забыть, что твои мозги давно
разжижились. Дай бог, чтобы у тебя появился флюс и на второй щеке, тогда ты,
может быть, не сможешь говорить.

Он насупливается. Берю осушает стакан, который ему принесли, за куда
меньшее время, чем потребовалось бармену, чтобы его наполнить.

- Ну что,- спрашивает он,- старый козел взвалил это дело на нас?

- О руководстве можно бы и попочтительнее,- замечает Пакретт, откровенно
осуждающий манеры своего нового коллеги.

- Слушай, ты, сядь и засунь себе свечку сам знаешь куда!- Он разражается
громким смехом.- Нет, вы только посмотрите! Месье провел двенадцать лет - не
решаюсь назвать это жизнью,- щупая шлюх, и еще хочет меня учить! - Его тон
поднимается.- Запомни, крысиная задница, уроки вежливости я только раздаю,
но никогда не беру.

- Успокойся,- стонет Пино.

- Нет,- отвечает Берю, который боится успокаиваться, потому что его
приступы ярости длятся недолго,- нет, я не успокоюсь. Какая-то дешевка из
"нравов", до костей пропитавшаяся лекарствами, какой-то фраер, убивающий
первого встречного, потому что боится, что не сможет его арестовать,
полупокойник еще учит меня, как разговаривать!

- Позвольте,- блеет Пакретт, чье лицо искажено от бешенства.

-Я позволю тебе только одну вещь,- заканчивает Берю,- оплатить мой
следующий стакан!

- Я не собираюсь дольше терпеть это,- заявляет инспектор, вставая.

- Месье строит из себя дамочку из высшего общества,- не унимается
Мамонт.- Вам надо пойти в мойщики туалетов, мадам, если у вас такое ранимое
сердце.

Я удерживаю Пакретта за руку.

- Садитесь, старина. А ты, Берю, закрой пасть. Ты не на базаре.

-Я попрошу перевода,- уверяет Пакретт.- Такие издевательства просто
невыносимы. Я не могу...

Берю собирается сказать ему новую гадость, но я отвешиваю ему под столом
удар ногой, которым можно свалить обелиск.

Он дает пожирателю пилюль излить свою душу, после чего мы можем перейти к
серьезным вещам.

- Ребята, начинаем большую охоту!

Естественно, после этих слов Берю считает своим долгом затянуть охотничью
песню.