Чтение 3–й страницы книги ~Испанский вариант~

кассир, видимо, спал.

На привокзальной площади остановился низкий "роллс-ройс". Из машины
вышла молодая женщина.

- Не сердись, - сказала она седому человеку, сидевшему за рулем. - Не
надо на меня сердиться.

- Я не сержусь. Просто я бы очень советовал тебе остаться.

- Зачем? Для кого?

- Для меня, Мэри...

- Это жестоко: делать что-нибудь наперекор себе - даже во имя
ближнего. Ты мне сам потом этого не простишь. Неужели тебе приятно быть с
человеком, если ты знаешь, что он остается с тобой только из жалости?

- Если этот человек ты - мне все равно, Мэри.

- Карл, мужчина временами может быть слабым - это порой нравится
женщинам, но он не имеет права быть жалким.

Мэри помахала рукой человеку, сидевшему за рулем громадной машины, и
легко взбежала по ступенькам вокзала. Машина, резко взяв с места, словно
присев на задние колеса и напружинившись, сразу же набрала скорость.

Женщина остановилась за спиной Пальма, который по-прежнему стучал
костяшкой указательного пальца в окошко кассы. Наконец окошко открылось.

- Простите, я отлучился, чтобы сварить себе кофе, - сказал кассир, -
все считают, что я сплю в эти утренние часы, а я не сплю, я только часто
отхожу за кофе.

- Лучше бы вы спали, - сказал Пальма.

- Мне тоже так кажется, - вздохнул кассир, - но мы расходимся во
мнении с начальством. Куда вам билет?

- До Вены.

- Мы продаем билеты только до наших станций, тем более что в Вену
сейчас трудно попасть из-за тамошних беспорядков... Я могу продать билет
только до Риги.

- Я знаю. Это я так шучу...

Женщина, стоявшая за спиной Пальма, усмехнулась.

Он обернулся.

- Кто-то должен смеяться над вашей шуткой, - пояснила она, - кассир,
по-моему, член общества по борьбе с юмором.

- Спасибо, вы меня очень выручили. Вы тоже до Риги?

- Наверное.

- Вы убежали от того седого рыцаря?

Женщина кивнула головой.

- Я тоже убежал, - сказал Пальма.

- Все сейчас убегают... От врагов, друзей, от самих себя, от мыслей,
глупостей, от тоски, счастья... Все хотят просто жить...

- Вам бы проповедницей в Армию спасения...

Подошел поезд. В вагоне было пусто: только Пальма и эта женщина. Они
сели возле окна. Туман, лежавший над землей еще час назад, сейчас
разошелся. Когда поезд набрал скорость, стало рябить в глазах от резкого
чередования цветов: белого и зеленого.

- Меня, между прочим, зовут Ян.

- А меня, кстати, зовут Мэри.

- Почему-то я был убежден, что у вас длинное и сложное имя.

- А у меня на самом деле длинное и сложное имя: Мэри-Глория-Патриция
ван Голен Пейдж.

- На одно больше, чем у меня, но все равно красиво... Я бы с радостью
увидел вас сегодня вечером.

- Я бы тоже с радостью увидела вас сегодня вечером, если бы у меня не
было записи на радио, а вы не уезжали в Вену.

- Да, про Вену я как-то забыл.

- А я никогда не забываю про свои концерты, и мне поэтому трудно
жить. Зачем вы едете в Вену?

- Мне нравится, когда стреляют.

- Хотите попрактиковаться в стрельбе?

- Позвольте, кстати, представиться: Ян Пальма, политический
обозреватель нашего могучего правительственного официоза. Вот моя
карточка, позвоните, если я оттуда вернусь, а?

Бургос, 1938, 6 августа, 8 час. 10 мин.
__________________________________________________________________________

Хаген неслышно вошел в комнату. Он вообще умел ходить неслышно и
пружинисто, несмотря на свои девяносто килограммов. Пальма почувствовал в
комнате второго человека лишь потому, что тонкий, жаркий и колючий луч
солнца исчез с его века и в этом глазу наступила звенящая, зеленая темнота
- так бывает после хорошего удара на ринге.

"У кого это был рассказ "Солнечный удар"? - подумал он. - Кажется, у
кого-то из русских".

Он открыл глаза и увидел склоненное над собой лицо Хагена.

- Ну как? - спросил тот. - Легче?

- Несколько...

- Доктора мы, к сожалению, пригласить не можем... Пока что...

- Это как "пока что"? - спросил Пальма. - Вы пригласите доктора,
когда надо будет зарегистрировать мою смерть?

- Ну, эту формальность соблюдают только в тюрьме, после приговора
суда. Мы просто делаем контрольный выстрел за левое ухо.

- Почему именно за левое?

- Не знаю... Между прочим, я сам интересовался: отчего именно за
левое? Экий вы цепкий, господин Пальма. Пойдемте, я покажу наше хозяйство.
Подняться можете?

- Наверное.

- Ну, вот и прекрасно. Давайте руку...

Они вышли на маленькую галерею, окружавшую дом.

- Забор не обнесен колючей проволокой, но через эту мелкую
металлическую сетку пропущен ток. У нас свой генератор. Убить не убьет, но
шок будет сильный. Включаем днем, когда у нас только двое дежурных на
территории. Ночью мы спускаем собак, и у нас дежурят четыре человека.

- Это вы к тому, чтобы я не думал о побеге?

- Мой долг хозяина - показать вам дом, где вы теперь живете.

- Но если мне этот дом не понравится, я же не смогу отсюда выйти...

- Приятно работать с латышами, - сказал Хаген. - Реакция на юмор у
вас боксерская.

- И со многими латышами вы уже успели поработать?

- Вы спрашиваете не просто как журналист, но скорей как цепкий
разведчик.

- Разве вы не знаете, что я - шеф латышской разведки?

Хаген рассмеялся:

- Я знаком с шефом латышской разведки, милый Пальма, да и не
латышская разведка нас в настоящее время интересует.

- Какая же?

- Этот вопрос вам задаст Гейдрих в Берлине. Лично. Я здесь только
провожу предварительный опрос. Так сказать, прелюд в стиле фа-мажор.

Пальма поморщился:

- Никогда не говорите "в стиле фа-мажор". Вас станут чураться, как
верхогляда. Где, кстати, ваш мрачный коллега?

- Он будет работать с вами вечером. Когда я устану.

- Я что-то не очень понимаю: вы меня похитили?

- Похитили.

- И не отпустите?

- Ни в коем случае.

- Но ведь будет скандал, в котором вы не заинтересованы.

- Никакого скандала не будет. Машина-то ваша разбилась... Вот мы вас
и похоронили - обезображенного.

- Я забыл ваше имя... Ха... Харен?

- Называйте просто "мой дорогой друг"...

- Хорошо, мой дорогой друг... Разбилась машина британской подданной
Мэри-Глорин-Патриции ван Годен Пейдж. Моя машина в полной сохранности. А
Мэри Пейдж ждет меня в условленном городе, и, если я там не появлюсь, она
будет волноваться вместе с моими друзьями. - Пальма лениво поглядел на
сильное лицо Хагена и осторожно притронулся пальцами к марлевой наклейке
на лбу. - Так у нас условлено с друзьями...

"Может быть, я зря выложил ему это? - подумал он. - Или нет? Он
растерялся. Значит, не зря. Посмотрим, как он будет вертеться дальше. Если
я выиграл время, значит, я выиграл себя. А он растерялся. Это точно... А
придумал я про Мэри хорошо. Обидно, что мы с ней об этом не сговорились на
самом деле".

...За полчаса перед этим Штирлиц сказал Хагену:

- Приятель, возьмите его в оборот. Пусть он все расскажет про
университет, и начните его мотать про Вену. Я в жару не могу работать. Я
приеду к вечеру и подменю вас, если устанете. А нет, станем работать
вместе. Вдвоем всегда сподручнее. Только чтобы все корректно, ясно?

- Хорошо, штурмбанфюрер.

- Скажите еще, "благодарю, штурмбанфюрер"... Вы что, с ума сошли?! Я
ненавижу официальщину в отношениях между товарищами. И вообще стоит этого
латыша записать за вами: вы организовали его похищение, вы его доставили
сюда. Это ваш первый серьезный иностранец?

- В общем-то да.

- Ну и держите его за собой. Я пошлю рапорт о вашей работе.

- Спасибо... Я, право, не ожидал этого...

- Чего не ожидали?