тебе того, что ты вывел его совсем уж полным кретином, когда он трусливо
заверещал про то, что ты "подлый убийца, пускай твоя бомба свершит
смертоносное назначение", и все такое прочее. А когда правящий нами дурак
понял наконец, что ты не динамитчик, и начал с тобою беседовать об
отечестве, и выяснилось, что он о нем ни черта не знает, кроме того лишь,
что в Техасе работает его друг Дэйв Кальберсон (кажется, это ваш прокурор,
отец твоего друга?), и что "вроде бы этот штат снова объявлен
самостоятельной республикой", и вообще "какого цвета он изображен на
карте, такого ли, каким он является на самом деле?", хочется закричать в
ужасе: "Господи милосердный, кто нами правит?!"
могучие сторонники в Техасе, им не понравится, что ты выставил их человека
полнейшим идиотом. Стоит ли тебе лезть на рожон? Конечно, если ты готовишь
себя к политической карьере - тогда дело другого рода, можно рискнуть, но
ты мне об этом раньше ничего не писал. Если же ты просто-напросто
задираешься, то подумай семь раз, прежде чем отрезать. Тебе могут мстить,
а месть сильных беспощадна и неуязвима...
сделана. Президентов ругать никому не возбраняется, но ты это делаешь
столь искрометно, так необычно, так в п е р в ы е, что это нельзя не
заметить и, заметив, не запомнить...
с коварством, честности с моральным извращением, любви с эгоизмом,
открытости с самовлюбленной недоверчивостью. Тебя пока что миловала жизнь,
ибо ты ее не задирал, сидел себе в кассе и выдавал баки нашему брату.
Только поэтому ты "проскакивал", Билл, только поэтому и ни по чему
другому. Хватит ли у тебя сил выстоять? Всякое заявление самого себя во
весь голос есть не что иное, как объявление войны конкурентам. А их у тебя
будет много, потому что имя им серость, а нет ничего могущественнее
серости, ибо она удобна, она никого не беспокоит, не заставляет думать,
все тихо, пристойно и ползуче.
обязательной банальностью, принятой у людей, которые не ненавидят друг
друга: у тебя есть жена, которая слаба здоровьем, и прекрасная дочурка.
Подумай не раз и не два, прежде чем решить напечатать свой грустный
рассказ в пока еще твоей газете.
"Перекати-поля", пока клиенты банка обедают, сижу и смотрю в одну точку
перед собою и ничегошеньки не понимаю, и мыслей в голове нет, лишь свистит
что-то (если бы вихрь свободы!).
и тобою и испытываю щемящее чувство любви к вам, но я не могу, не умею
понять, отчего ты стала столь часто выражать такое открытое неудовольствие
мною? Зачем такие вспышки гнева, раздражительности, к чему так обижать
того, кто предан тебе каждой клеточкой своего существа?!
делать? Я подчинюсь.
чуть-чуть больна и поэтому не всегда может уследить за собою.
какую ты только способен. А ты способен на все, и нет на свете никого
талантливее, любимее и добрее, чем ты.
должен мне вернуть, но я вынужден это сделать потому, что сегодня в наш
"Первый Национальный банк" заявился худосочный тип и сунул Биллу Портеру,
сидевшему в кассе, свою бумагу, из которой явствовало, что он является
ревизором финансового ведомства и намерен провести учет всех наших
документов. Вот так-то.
Том, никогда не измывался над Биллом Портером и главным бухгалтером
Вильгельмом, рассказывал новые анекдоты из столицы, угощал настоящими
сигарами и явно тяготился своей работой, которую не определишь иначе как
труд Легавой Ищейки, натренированной на Подружейную Охоту по Доверчивым
Двуногим.
девять тысяч. Билл Портер, работающий теперь по вечерам в редакции своей
задиристой газетенки, а потому окончательно свихнувшийся с ума от
писанины, не смог ничего объяснить Очкастой Змее из Вашингтона, и это
пришлось делать мне. Мои объяснения про то, что ты мой старый друг и что
ты однажды решил сесть за меня в тюрьму, когда я в состоянии проклятого
лунатического криза взял из сейфа казенные деньги и спрятал их в своем
шкафу и все считали, что мы их с тобой уворовали, но у меня были дети, а
ты был холост и поэтому вознамерился отсидеть вместо меня, признавшись,
что ты их увел, хотя своими глазами видел, как я эти деньги прятал; и если
бы не Случай, тебе пришлось-таки бы отсидеть, не найдись случайно
проклятые доллары, - на этого геморроидального очкарика совершенно не
подействовали. Он дал мне двадцать четыре часа на то, чтобы я вернул
девять тысяч в кассу, иначе он пошлет в Вашингтон телеграмму, Банк
опечатают, а против Билла Портера, который выдал тебе эти деньги, начнут
уголовное дело. Вот так-то.
не сможешь навестить меня, чтобы мы посидели в салуне, попили хорошего
виски и вспомнили молодость, - не знаю, как ты, а я все чаще и чаще думаю
о наших юных годах. Видимо, это приходит к человеку тогда, когда
начинается настоящая старость, то есть успокоение. А всякое успокоение
означает тишину и отсутствие движения. А это, в свою очередь, предшествует
образованию зеленой тины, предтечи тления. Вот так-то.
девять тысяч долларов, который он взял в нашем "Первом Национальном банке"
Остина три месяца назад под мое честное слово. Как выяснилось, "честное
слово" теперь не является документом, "к делу не пришьешь", сказал ревизор
из Вашингтона, Сын Змеи с Отрубленным Хвостом и без Семенников, но с
Жалом. Вот.
поэтому я просил бы тебя выручить меня девятью тысячами долларов сроком на
три дня; как только Змея уползет в Хьюстон, я сразу же верну тебе эти
деньги.
сертификат о том, что передаю в твое владение мою аптеку, салун и
гостиницу возле вокзала, которые оцениваются в одиннадцать тысяч долларов,
- в случае, если я не верну занятую у тебя сумму через три дня.
У меня осталось всего девять часов до того контрольного срока, который
дала Змея. Если я не положу в кассу эти деньги, то дядя Сэм арестует моего
кассира и счетовода Билла Сиднея Портера и, таким образом, престижу моего
Банка будет нанесен такой агаперкот, который может заставить нас выбросить
на ринг белое полотенце. Вот так-то.