Прокопчук участь страшную, но по тем временам типическую, ибо в раскладе
национальной структуры гитлеризма понятие "славянство" было не расчленимо
на составные части русского, украинского, белорусского, сербского или
польского: речь шла о тотальном уничтожении культуры, семени и крови этого
единого племени.
мог ли в те дни, накануне самого страшного в истории человечества
сражения, брат Ганны Прокопчук помочь ей - допустив на миг возможность
такого рода помощи, - то ответ определенный никто дать бы не смог,
поскольку подчиненность частного общему, как жестоко она ни проявляет
себя, существует и опровергать ее не гуманно. В этом нет парадокса, ибо
риск во имя сестры был бы отступничеством по отношению к ста пятидесяти
миллионам сограждан, которым он, Штирлиц, служил по закону долга - не
приказа.
и, ступая неслышно, вышел из каминной, адъютант Гейдриха штандартенфюрер
Риче подвинул Узнеру, начальнику отдела III-А шестого управления РСХА,
карлсбадскую пепельницу, полюбовался диковинными гранями сине-красного
тяжелого стекла и несколько удивленно заметил:
Впрочем, трибун начинается с беззащитного писка младенца, а у истоков
красоты атлета - звериный вопль роженицы... Можете курить.
ставит перед нами совершенно новые задачи. Армия после побед во Франции,
Норвегии и Югославии заняла исключительное положение в обществе - героев
недавних боев наш гитлерюгенд знает теперь лучше, чем ветеранов движения.
После того как мы сокрушим большевизм, армия может оказаться самой
серьезной силой в рейхе, сильнее СС, нас с вами. Поэтому задача, с моей
точки зрения - я хочу подчеркнуть: с моей точки зрения, - будет
заключаться в том, чтобы постепенно привести на ключевые посты в армии
наших людей. Для этого мы должны быть готовы предпринять определенного
рода шаги. Надо доказать обергруппенфюреру Гейдриху, который раним и
доверчив, что ОКВ* проводит свою политику, особую политику, эгоистическую.
Как это сделать? В главном бить нельзя, это несвоевременно сейчас, ибо нам
предстоит война. Щелкнуть надо в мелочи - это выгоднее по целому ряду
причин. Во-первых, это самый болезненный и самый неожиданный щелчок.
Во-вторых, такого рода щелчок оставляет путь для компромисса, если в нем
возникнет необходимость. Я предлагаю обсудить возможность нанесения нашего
щелчка, используя группы оуновских** уголовников - абвер давно работает с
этими головорезами.
чтобы выделиться. Приглашая к сотрудничеству Узнера, он и ему давал такую
же возможность.
просмотреть справки по оуновской агентуре, отделил все ненужное и
углубился в изучение досье на трех националистических лидеров - гетмана
Скоропадского, Андрея Мельника и Степана Бандеру. Потом он пробежал
материалы, собранные на их ближайших сотрудников, друзей и доверенных лиц,
которые зарекомендовали себя как надежные и ловкие агенты гестапо,
неоднократно проверявшиеся отделом Мюллера. После того как Узнер понял,
"кто есть кто", и прикинул комбинацию, в которой этим "кто" отводилась
роль слепых исполнителей, он записался на прием к Шелленбергу.
нашей расовой теории - это бумажный носовой платок, который, использовав,
выбрасывают. Конечно, сейчас следует соблюдать такт и позволять ОУН
надеяться на создание государства. Но вы-то прекрасно понимаете, что вне
славянского мира Украина существовать не может, а великая идея фюрера
предполагает исчезновение славянства с карты мира... Однако играть сейчас,
использовать их в этот период мы обязаны - смешно отказаться от услуг
ассенизаторов. Мелюзга - они очарованы великим.
губах, казавшихся сломанными из-за постоянной печати сарказма, таившейся в
них.
гестапо Мюллера.
ему практическую реализацию приказа.
бригадефюреру, что Штирлица в РСХА уже нет, но и домой, в Бабельсберг, он
еще не приехал.
меня ровно в девять часов.
телефонный аппарат с ненавистью. - Это ты потом поймешь, как повзрослеешь,
сейчас еще рано. Тебе сорок, а в эти годы только гений становится истинным
писателем. Тебе еще жить да жить, пока разумом дойдешь до того, что гению
открыто с рождения.
отрывал - настаивал, сукин сын, чтобы гетман позвонил секретарю Геринга
еще раз. Ни вчера, ни позавчера старика с этим оберстом люфтваффе не
соединили: "Эншульдиген, майн герр. Занят". Секретарь - он и есть
секретарь: змей, нелюдь, одним словом.
Скоропадский. - Чего не пытаешь: почему, мол, похожи писатель с политиком?
Только вроде тарана я вам всем нужен, как генерал на свадьбе...
том же, милый. Я вон свои фотографии посмотрел, когда молодой был, - мурло
и есть мурло. Ей-ей. Хавало. Ле пти кабан. А время эк пообтерло! Время и
враги. Сейчас гляжу на себя и диву даюсь: благообразен до неприличия.
Горилку пить нельзя, дамы интересуют только в роли массажисток, вот и
остается одно - думать. А разве у писателя не так же? Если какой доживет
до старости, тогда только и станет делу служить, а не себе самому. -
Гетман приблизил свое породистое лицо, выбритое до кремового глянца, к
Омельченко и неожиданно перешел на хриплый шепот: - А геринговский
секретарь молод. Молодой он, на него надежды нет, ему еще конец не
видится. А каково мне унижения терпеть от него? Мне, Скоропадскому?!
Раньше-то, знаешь...
канцлере, о Гинденбурге, который принимал его и завещал внимание к
гетману, рассчитывая впоследствии использовать, и бонзы Геринга поначалу
бывали в доме Скоропадского, но потом чем больше побед одерживал рейх, тем
надменнее делались оберсты и генералы, тем снисходительнее они были к
гетману. Сначала Скоропадский думал, что это неосознанно в них, но потом
ему показалось, что именно таким образом все эти мальчики в погонах хотят
провести границу, перейти которую невозможно, ибо снисходительность
пострашнее вражды и любой интриги, поскольку в ней обиднее всего сокрыто
понимание твоей ненужности.
неожиданно похолодел от острого приступа ужаса. Он четко разделял свои
чувствования: страх он познал в молодости, он теперь ничего уж не боялся -
годы не те; страшатся только молодые и несостоявшиеся. Ужас - это
категория другая, старческая, в ней есть нечто от бездны, от
безответности: "Помру, а что потом? Тьма и безмолвие?" Именно размышления
о конце, который неумолимо приближался, были связаны в представлении
Скоропадского с ужасом. Он вчера не сразу понял, отчего холодный ужас
родился в нем, но потом, поняв, трясущимся пальцем ("Завтра же к
невропатологу, - машинально решил он, - в старости безо всего можно жить,
только без здоровья нельзя") набрал номер Канариса и попросил аудиенции.
Тот справился о здоровье, поинтересовался, по-прежнему ли гетман
выдерживает пять сетов на корте, но принять старика отказался, сославшись
на чрезмерную занятость и предстоявший вскоре вылет "по делам".
вызвал машину и поехал в РСХА. После двух часов унизительного ожидания его
принял Шелленберг.
отказавшись от предложенного кофе. - Данила поехал по Европе с вашей
санкции?
Пехов Алексей
Лукин Евгений
Флинт Эрик
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Беляев Александр