Чтение 3–й страницы книги ~Держи ухо востро~

скрывать своей радости по этому поводу и заносил прибыли в дорогой
органайзер и шевелил губами, подсчитывая барыши.

Ну что же - наши коммерсанты кое-чему научились. Еще лет десять тому
назад они решили заполонить Европу и Америку шикарными, с их точки зрения,
современными коврами. Но тут выяснилось, что европейцев на мякине не
проведешь. Их интересует прежде всего качество, и наши незадачливые
коммерсанты впервые в своей жизни узнали тогда о таких загадочных для них
вещах, как количество узелков на квадратный дюйм, и прочих премудростях.
Теперь они скупают по всей стране исключительно старые ковры, причем в любом
состоянии, реставрируют их при необходимости, но чаще находят покупателя без
всякой реставрации. И делают на этом громадные деньги.

Когда последний ковер был продан, мой счастливый соотечественник, не
торопясь, покинул зал. И, судя по выражению его лица, он собирался как
следует отметить сегодня свою успешную сделку.

Сразу после ковров наступила очередь икон, и я тут же позабыла и о
коврах, и об их бывшем владельце.

Оказалось, что этого момента ожидали не только мы с немцем, но и
значительная часть участников аукциона. В этом я смогла убедиться, как
только аукционист назвал первый лот:

- Апостол Павел, ростовско-суздальская школа, пятнадцатый век, стартовая
цена...

И аукционист вернулся к той неповторимой манере проведения торгов,
благодаря которой прославился. Через несколько минут стартовая цена иконы
была увеличена в три, шесть и, в конце концов, в одиннадцать раз. Приобрел
ее один из тех американцев, к разговорам которых я прислушивалась в холле до
начала аукциона. Судя по его лицу, он готов был заплатить за нее втрое
дороже и считал, что дешево отделался.

Он приобрел еще две иконы и на этом успокоился. Насколько я поняла, он
знал в этом деле толк и, приобретая самые ценные иконы, тем самым, что
называется, "снял сливки" с коллекции, предоставив остальные иконы своим
менее обеспеченным конкурентам.

Следя за торгами, я в то же время не оставляла без внимания и толстого
немца и стала свидетельницей всех его метаморфоз. Он сидел, как на иголках,
каждое новое повышение цены заставляло его вздрагивать, и через несколько
минут он был мокрый, как мышь.

Достав из кармана большой носовой платок, немец вытирал им ежеминутно
лицо, лысину и шею. И уже после пятой иконы платок этот можно было выжимать.

Видимо, он на самом деле не представлял истиной стоимости своих сокровищ,
потому что глаза его блестели алчным блеском и, как он ни старался скрыть
свое волнение, на него уже обратили внимание несколько человек и с иронией
посматривали на него время от времени.

Наконец, он не выдержал и после восьмой иконы выскочил в холл, наверное,
чтобы прийти и себя. Я не думала, что он может покинуть аукцион в такую
минуту, но на всякий случай подошла к дверям и проследила за ним. Он
широкими шагами ходил по холлу, не в состоянии справиться с адреналином,
поступившим в его кровь. Не берусь судить о его доходах до сегодняшнего дня,
но за несколько минут он в любом случае превратился в очень состоятельного
человека и, видимо, не до конца еще в это верил.

Я вернулась на свое место и стала прицениваться к очередному лоту.

Но какая-то сердитая мадам не дала мне такой возможности, подняв цену до
моего потолка.

Но я все-таки не ушла с пустыми руками. Двенадцатая икона вызвала в зале
полное равнодушие, несмотря на минимальную стартовую цену. Похоже было, что
ее никто не хотел покупать, и, сообразив это, опытный аукционист собирался
снять ее с торгов, но я, опередив его на долю секунды, сделала нетерпеливый
жест и получила ее в собственность за стартовую цену.

Немец все еще был в холле, и теперь я не отставала от него ни на шаг.
Потеряй я его сейчас, найти его было бы почти невозможно. Поэтому когда он
вышел на улицу и через несколько минут растворился в толпе, я не на шутку
испугалась. И вздохнула облегченно, заметив его широкую спину прямо перед
собой.

Города он не знал и оглядывался по сторонам, пытаясь сориентироваться в
неизвестном месте. Наконец, он обнаружил то, чего требовала в настоящий
моменте его душа, а душа его требовала пива. Пивных в Лондоне хватает, и
немец зашел в первый же попавшийся ему по дороге бар.

Немец плюхнулся на лавку рядом с одним из деревянных столов и прислонился
спиной к кирпичной стене.

Я скромненько присела за соседний стол и сосредоточилась на разнообразных
закусках и сортах пива, обнаруженных мною в многостраничном меню.

Во всем небольшом прохладном зале сидело человек пять, включая нас с
немцем. Подбежавшему ко мне официанту я заказала пару кружек пива и свиные
ножки с бобами. Немец заказал себе сосиски и несколько кружек пива.

Пиво оказалось на наших столах уже через несколько секунд, и немец
проглотил две кружки на одном дыхании.

Это не так много, потому что пиво в Англии почему-то пьют маленькими
кружечками, почти в два раза меньше, чем в России, да и в Германии тоже.

После этого на лбу у него выступили крупные капли пота, и он наконец
перевел дыхание.

В это время официант принес закуску и аккуратно поставил тарелки перед
нами. Все это он проделал молча, ловко, без излишней суеты.

Пиво было неплохое, хотя на мой вкус несколько горьковатое.

Я уже приступила к свиным ножкам, а немец все никак не мог утолить свою
жажду и пил кружку за кружкой. И только после пятой или шестой, наконец,
перешел к сосискам. К этому времени его лицо приобрело тот нежно-розовый
оттенок, свидетельствующий либо о здоровой печени, либо о не очень здоровом
сердце.

Глава 2

Расправившись с сосисками, немец стал посматривать по сторонам и взгляд
его остановился на мне. Наступил решающий момент, и я не имела права его
упустить. Душа немца требовала общения, но мне нельзя было начинать разговор
первой. Поэтому скромно отведя глаза, я достала из сумочки каталог аукциона
и демонстративно углубилась в его содержание.

И немец попался на заброшенный мною крючок. В очередной раз моя внешность
ввела в заблуждение осторожного и испуганного человека.

Нy кого, на самом деле, может насторожить молодая, хрупкая девушка с
добрыми ласковыми глазами. Мне хотелось максимально напомнить своим видом
скромную воспитанную "Гретхен", и кажется, я в этом преуспела.

- Простите за бестактность, но, кажется, вы были на этом аукционе? -
вежливо спросил он меня на своем странном английском.

- Насколько я понимаю, вы приехали из Германии, - ответила я ему на
безукоризненном немецком. - Если это так, то нам лучше перейти на немецкий.

От неожиданности немец еще больше порозовел.

- Вы тоже приехали из Германии? - умилился он и сам же ответил на свой
новый вопрос:

- Вы из Баварии.

Дело в том, что меня учил немецкому бывший житель Баварии, и я переняла
от него некоторые особенности этого диалекта, что неоднократно сослужило мне
добрую службу. Я кивнула немцу с улыбкой на губах.

- Северный Рейн - Вестфалия, - отрекомендовался он и пересел к моему
столу. - Еще по кружечке? - предложил он.

- Охотно.

Он подозвал официанта и заказал дюжину пива и сосисок.

- К сожалению, не баварские, но мы не дома, - извинился он за вполне
добротные британские сосиски.

Через несколько минут мы уже пили с ним пиво и, наконец, познакомились.
Его звали Куртом Раушенбахом, я же представилась как Марта. Разговор снова
зашел об аукционе, и я похвасталась тем, что приобрела очаровательную
русскую икону, и показала ее фотографию в каталоге.

Для него это было полной неожиданностью, поскольку во время торгов он был
не в себе и был в холле и не мог знать, кто покупает его иконы. И эта
информация сделала меня еще привлекательнее в его глазах.

- Вы увлекаетесь иконами? - хлопнул он пухлыми ладошками.

- У меня дома неплохая коллекция русских икон, - скромно потупилась я. -
Ведь по бабушке я русская.

- Что вы говорите? - вновь умилился он. - А вы, действительно, похожи на
русскую. Мне всегда нравились русские женщины.

"Кому же они могут не понравиться?" - подумала я, но при этом сказала:

- К сожалению, я почти не говорю по-русски никогда не была в России.

- Ну, сейчас это нетрудно. Вы замужем?

- Нет.

- Вы даже можете выйти замуж за... как это, - он наморщил лоб, - за "нови
руски", - вспомнил он и засмеялся от радости. - Там сейчас пень много
богатых людей.

- А вы бывали в России? - спросила я с инТЕРЕСОМ, причем совершенно
искренне.

- О, да, - закивал головой он и достал из кармана кожаный бумажник. В
этом бумажнике БЫЛ специальный отдел для фотографий, где сентиментальные по
своей природе немцы обычно носят снимки своих детей и жен.

Господин Раушенбах не отличался в этом смысле оригинальностью. Он передал
мне из рук в руки свой пухлый бумажник, чтобы я как следует могла
рассмотреть две цветные фотографии. На одной из них был сам господин
Раушенбах с молодым человеком, как две капли воды похожим на него и таким же
упитанным.

- Это мой сын Пауль, - гордо заявил он и расхохотался.

На второй фотографии был тот же Пауль с эффектной рыжей девицей в шортах.

- Это его жена? - спросила я.

- О, нет, - замахал руками господин Раушенбах. - Это его киска, - и снова
захохотал.