Чтение 3–й страницы книги ~Три комнаты в Манхаттане~

Ей понадобилось примерно полчаса, чтобы выпить стакан виски, и она
захотела еще один, а затем закурила сигарету, как всегда якобы
последнюю.

- Вот докурю эту сигарету, - обещала она, - и мы пойдем...

Она стала более словоохотливой. На улице ее рука сильнее сжала локоть
Комба, она едва не упала, выходя на тротуар.

Вдруг она заговорила о своей дочери. Ее дочь жила где-то в Европе, но
он так и не смог выяснить, где и почему она с ней рассталась.

Они оказались в районе 52-й улицы и теперь могли видеть в глубине
каждой из пересекающих ее улиц огни Бродвея и темную подвижную массу
людей на его тротуарах.

Было уже почти шесть часов. Они проделали большой путь. Оба изрядно
устали. И Комб наконец решился спросить:

- А где вы живете?

Она резко остановилась и посмотрела на него, как ему показалось,
очень сердито. Но вскоре он понял, что ошибся Сильное волнение и, может
быть, неподдельное отчаянье отразилось в ее глазах, о которых он пока не
мог даже сказать, какого они цвета.

Она оторвалась от него, сделала несколько быстрых шагов, будто
собиралась убежать. Потом остановилась и подождала, пока он подойдет.

- Начиная с сегодняшнего утра, - сказала она, обратив к нему свое
лицо, ставшее вдруг неподвижным, - я нигде не живу.

Почему он вдруг разволновался настолько, что чуть не заплакал? Так и
стояли они около витрины, шатаясь от усталости, ощущая утреннюю сухость
во рту и легкое головокружение.

Неужели два стакана виски так взвинтили их нервы?

Это было просто смешно. У обоих повлажнели глаза, они, казалось,
следят друг за другом. И мужчина в порыве чувств неловким жестом схватил
спутницу за запястья.

- Пойдемте... - предложил он.

И добавил после небольшой заминки:

- Пойдемте, Кэй.

Впервые он произнес ее имя. Она спросила уже совсем покорным голосом:

- А куда мы идем?

Он и сам не знал. Но не мог он привести ее к себе, в это неуютное
здание, которое не выносил, в эту комнату, где не убирал больше недели и
оставил в ужасном беспорядке свою незастеленную постель...

Они снова тронулись в путь. И теперь, после того как она призналась,
что ей даже негде было жить, он стал бояться потерять ее.

Она принялась рассказывать свою историю, полную разных имен и
фамилий, которые ничего ему не говорили, но она произносила их так,
будто все должны были их знать.

- Я жила в одной квартире вместе с Джесси... Я так хотела бы, чтобы
вы познакомились с Джесси!.. Это самая соблазнительная женщина, которую
я когда-либо встречала... Ее муж, Роналд, три года тому назад получил
солидный пост в Панаме... Джесси попыталась там жить вместе с ним, но не
смогла из-за здоровья...

Она вернулась в Нью-Йорк с согласия Роналда, и мы сняли с ней
квартиру на двоих... Она находится в Грии Вич-Виледж, недалеко от того
места, где мы встретитил...

Он слушал ее и одновременно искал глазами вывеску какого-нибудь
подходящего отеля. Они не прекращали шагать, и их усталость была до того
велика, что они даже уже не чувствовали ее.

- У Джесси был любовник, Энрико, чилиец, женатый, с двумя детьми. Но
он собирался разводиться... Вы понимаете?

Он, конечно, понимал. Но очень вяло следил за ходом этой истории.

- Роналда, должно быть, кто-то известил, я даже знаю кто... В это
утро, едва я вышла, как он неожиданно нагрянул... Еще висели пижама и
халат Энрико в шкафу. Разыгралась, по-видимому, ужасная сцена... Роналд
принадлежит к тому типу людей, которые обычно сохраняют спокойствие в
самых трудных обстоятельствах, но я даже не берусь описать, каким он
бывает в минуты гнева... Когда я вернулась в два часа дня, дверь была
заперта... Один сосед услышал, что я стучу... Джесси до отъезда сумела
оставить для меня письмо... Оно у меня с собой.

Она хотела открыть свою сумочку, достать письмо, показать ему.

Но они только что пересекли 6-ю авеню, и Комб остановился под ярко
освещенной вывеской гостиницы. Вывеска была неоновой с резким,
вульгарным фиолетовым отсветом.

Отель "Лотос".

Он подтолкнул Кэй к вестибюлю, и еще сильнее, чем прежде, казалось,
что он чего-то боится. Он заговорил вполголоса с ночным портье,
склонившись к нему. В конце концов ему вручили ключ с медной планкой.

Тот же портье вызвал для них маленький лифт, в котором пахло уборной.
Кэй ущипнула руку своего спутника и сказала тихим голосом:

- Попробуй достать виски... могу держать пари, что у него есть...

Только позже он осознал, что она обратилась к нему на ты.

В этот час Винни обычно бесшумно вставала, выходила из влажной
постели Ж. К. С. и проскальзывала в ванную.

Комната в "Лотосе" казалась такой же серой, как и полоска света,
который начал просачиваться сквозь занавеси.

Кэй села в кресло, кинув на его спинку меховое манто, и машинальным
движением сбросила замшевые черные туфли на высоких каблуках. Они лежали
теперь на ковре.

В руках она держала стакан и пила мелкими глотками, уставившись
взглядом в одну точку. На коленях у нее лежала раскрытая сумочка.
Спустившаяся петля на чулке стрелкой прочертила ногу так, что казалось,
будто это длинный шрам от раны.

- Налей мне еще стакан, пожалуйста. Клянусь, это последний.

У нее явно кружилась голова. Она выпила этот стакан быстрее, чем
предыдущие, и на какой-то момент застыла, замкнулась в себе, как будто
унеслась мысленно куда-то далеко, очень далеко и от комнаты, и от
мужчины, который ожидал, не зная еще толком, чего именно он ожидает.
Наконец она встала. Сквозь тонкий чулок просвечивали розоватые пальцы ее
ног. Поначалу она буквально на секунду повернула голову в сторону, а
потом совсем просто так, будто уже давно это задумала, шагнула в сторону
своего спутника, широко расставила руки, чтобы обхватить его за плечи,
приподнялась на цыпочках и прижалась ртом к его рту.

В коридорах служащие приступили к уборке, включили пылесосы, а ночной
портье внизу уже стал собираться уходить домой.

Самым нелепым было то, что он даже почти обрадовался, не обнаружив ее
рядом с собой, тогда как чуть позже, примерно через час или даже через
несколько минут, подобное чувство ему казалось уже немыслимым, а то и
чудовищным. Это не было, впрочем, вполне осознанной мыслью, так что он
мог отрицать почти с чистой совестью, хотя бы даже и перед самим собой,
это первое предательство.

Когда он проснулся, комната была погружена в темноту, которую
прорезали пучки красноватого света от вывесок, проникающих сквозь щели
занавесей.

Он протянул руку, которая наткнулась на холодную простыню.

Неужели он в самом деле обрадовался и подумал, сознательно подумал,
что это упрощает и облегчает дело?

Нет, конечно нет, потому что, увидев свет под дверью ванной, он
ощутил легкий шок в груди.

Как затем развивались события, он с трудом может вспомнить, настолько
все пошло как-то легко и естественно.

Он встал, это он помнил, поскольку сильно хотел курить. Она, должно
быть, услышала, что он ходит, и открыла дверь, хотя еще стояла под
душем.

- Ты знаешь, который час? - спросила она весело.

Он же, стыдясь своей наготы, принялся искать трусы.

- Я не знаю.

- Половина восьмого вечера, старина Фрэнк.

Когда она его назвала именем, которым никто прежде его не называл, он
почувствовал вдруг необычайную легкость. И легкость эта не покидала его
еще долго. Все стало вдруг таким простым и ясным, что у него родилось
чудесное ощущение, будто он жонглирует жизнью.

Что же еще произошло? Это уже было не важно И вообще, ничто больше не
казалось ему важным.

Он сказал:

- Интересно, а как же я побреюсь?

И она ответила ему слегка иронически, но, пожалуй, скорее, все-таки с
нежностью в голосе, чем с иронией:

- Нет ничего проще: позвони вниз дежурному, пусть пошлют купить тебе
бритву и крем. Хочешь, позвоню?

Это явно забавляло ее. Она проснулась в безоблачном настроении, в то
время как он чувствовал себя еще неловко в этой реальности, настолько
новой для него, что он даже и не очень был уверен, что все это
происходит на самом деле.

Всплывали в памяти некоторые ее интонации, когда она, например,
отметила с оттенком удовлетворения:

- Да ты совсем не толстый...

Он ответил самым серьезным образом:

- Я всегда занимался спортом.

Он был готов выпятить грудь и напружинить бицепсы.

Казалось странным, что они в этой комнате ложились спать в темноте, а