Чтение 3–й страницы книги ~Что сказал покойник~

в надежде, что пропадет же она в конце концов. Красное выиграло, а я опять
бросила. Красное выигрывало, а я ставила и ставила, одновременно пытаясь
пересчитать то, что было у меня в руках и на коленях, и раскладывая деньги
стопками по сотням, чтобы хоть как-то разобраться в них. Десятикроновыми
бумажками я могла бы уже наполнить мешок из-под картофеля. Среди десяток
то и дело попадались более крупные купюры. Красное выигрывало с
постоянством, достойным восхищения, вместе с крупными банкнотами крупье
продолжал подсовывать мне и мелочь, так как честно подсчитывал все до
последнего гроша, и я окончательно пала духом. Отказавшись от неравной
борьбы с мелочью, я сгребла груду денег с красного, которое тут же
перестало выигрывать, и пустила в ход стопки десяток. Дважды я выиграла и
полученные купюры, к счастью крупные, тут же затолкала в сетку. Затем я
удвоила ставку, стараясь по возможности избавиться от десяток, опять
выиграла, и так была поглощена игрой, что ничего вокруг не замечала. Жарко
было ужасно, шляпа у меня съехала набок, парик наверняка тоже. Какое
счастье, что у меня не было с собой зонтика! Сумки мои под стулом все
время кто-то пинал, возможно, я сама, и если бы мне пришлось еще и о
зонтике думать, я бы совсем спятила. Я наклонилась, чтобы затолкать в
сетку очередной выигрыш. И тут началось.

Крики, раздавшиеся в районе входной двери, я услышала, когда голова
моя была под столом. Поспешно вынырнув, я увидела, что в комнату ворвались
какие-то люди, двое или трое. Игроки прервали игру, за соседним столиком
поднялся какой-то бледный индивидуум с дико блестевшими главами и пеной на
устах. Возникло всеобщее замешательство. В другую дверь ворвался какой-то
человек. Таращась во все стороны, я взглянула на него, и он в этот момент
посмотрел как раз на меня. Мне показалось, что лицо его прояснилось, и он
двинулся явно в моем направлении. Продвигался же он с известными
трудностями, так как помещение, хотя и большое, все же было ограничено,
людей было много, и все они вдруг в панике начали метаться. Я сама пока не
металась, но тоже испугалась и подумала, что если это полиция, то они,
чего доброго, отберут и мои честно выигранные в Шарлоттенлунд четыре
тысячи, но потом вспомнила, что в случае чего Лысый Коротышка подтвердит
мой выигрыш. Тут началась стрельба.

Стрелял тот тип с пеной у рта и диким взглядом. Те, что ввалились в
комнату, кинулись к нему, он вырвался и продолжал стрелять куда попало,
переполох усилился и крики тоже, прямо Содом и Гоморра. Игроки попрятались
под столы, и, пожалуй, я одна оставалась на своем месте. Вряд ли это
объяснялось избытком храбрости, я просто-напросто остолбенела.

Вытаращив глаза, смотрела я на то, что творится вокруг. А тот
мужчина, что направлялся ко мне, вдруг остановился, сделал еще два шага,
путь перед ним расчистился (большинство игроков уже сидело под столами),
он еще постоял немного, потом колени его подогнулись и он рухнул головой
вперед прямо к моим ногам. И в такой неудобной позе он свалился, что я,
хоть и остолбенелая, но побуждаемая чисто человеческим состраданием,
наклонилась к нему и попыталась передвинуть его голову с ножки стола на
мою сетку, набитую бумагой, следовательно, мягкую. А он, судорожно хватая
воздух ртом, явно пытался что-то сказать.

- Ecoutez! - прохрипел он, из чего я сделала вывод, что раненый
намерен говорить по-французски.

- Ладно, ладно, - успокаивала я его. - Тихо, не надо говорить...

- Слушай, - с усилием повторил он и продолжал, задыхаясь и
останавливаясь после каждого слова: - Все... сложено... сто сорок
восемь... от семи... тысяча двести два... от Б... как Бернард... два с
половиной метра... до центра... вход... закрыт... взрывом... повтори...

Все это он выдавил из себя как одну непрерывную фразу, и я не сразу
поняла, что последнее слово относится ко мне. Это его очень рассердило.

- Repetez! - простонал он с таким отчаянием, что чуть было тут же не
окочурился.

Память у меня всегда была хорошая, повторить нетрудно, тем более что
нехорошо препираться с умирающим, и я повторила:

- Вес сложено сто сорок восемь от семи, тысяча двести два от "Б", как
Бернард, вход закрыт взрывом, два с половиной метра до центра.

Я немного переставила слова, это опять его рассердило, и он начал
повторять фразу с начала, через каждое слово заклиная меня хорошенько все
запомнить. И совершенно излишне, я была уверена, что до конца дней своих
не забуду всего, что тут происходит. Тем не менее я покорно повторяла за
ним каждое слово.

- Связь... торговец рыбой... Диего... па дри... - добавил он и
покинул сей бренный мир.

Я не знала, что такое "па дри", да и вообще не поняла ни слова из
того, что он говорил, то есть слова-то сами по себе были понятны, но что
все это означало? Смутно я сознавала, что мне доверена какая-то важная
тайна. А важные тайны отличаются тем, что неизвестно, для чего они
существуют.

Занятая умирающим, я не следила за развитием событий в зале. Теперь
же, подняв голову, увидела, как в ту самую дверь, в которую вошел
покойный, ворвался какой-то человек с револьвером в руке и бросился к
трупу.

- Умер? - крикнул он мне, хотя и дураку было ясно, что тот умер.
Впрочем, вновь прибывший и не ждал моего ответа, а сразу же накинулся на
меня, для разнообразия по-английски:

- Он говорил с тобой? Что сказал? Отвечай! - И с этими словами ткнул
своей пушкой прямо мне в печень. Мне это очень не понравилось. Я вообще не
выношу, когда меня принуждают силой что-то делать, а моя печень и без того
доставляет мне неприятности. Так что подобные манипуляции с ней уже
совершенно излишни. Вот почему я ответила только одним польским словом -
коротким и выразительным. Но даже если бы и хотела, я ничего не смогла бы
ему объяснить, потому что он вдруг резко изменил свои намерения, схватил
меня и поволок к той двери, из которой появился. Я едва успела прихватить
свою сумку и сетку.

Сначала я попыталась вырваться, но тут же отказалась от этих попыток,
увидев за дверью полицейского в форме. Остаток здравого смысла подсказал
мне, что в моем положении самое лучшее - перейти на сторону полиции, и чем
скорее, тем лучше. Я рванулась к представителю власти, пробилась сквозь
толпу и оказалась по ту сторону двери. Мой преследователь, к моему
удивлению, не препятствовал мне, но и не выпускал меня из рук.

- Мне нужно поговорить с вами! - громко крикнула я полицейскому,
вырываясь из рук вцепившегося в меня негодяя. Негодяй как-то слишком легко
выпустил меня. Полицейский смотрел не на меня, а на что-то за моей спиной.

- Конечно, конечно, только давайте уйдем отсюда, - сказал он как-то
рассеянно.

Я оглянулась и увидела целый табун ворвавшихся в притон полицейских.
В это время избранный мной блюститель порядка резко повернул меня опять
спиной к двери и закрыл мне лицо чем-то вроде мягкой рукавицы. Я хотела
сдернуть ее, но негодяй схватил меня за руки, а тут еще сумка и сетка. Я
вдохнула приторный залах, сразу напомнивший мне больницу.

"Наркоз! - пронеслось в голове. - Только не дышать!" - И, видимо,
вдохнула.

Случается, что человек проснется в своем доме, в собственной кровати,
и все-таки в первую минуту не понимает, где находится. Что же говорить
человеку, который после наркоза просыпается в таком месте, которое не
знает, как и назвать.

Было мне мягко, ничего не скажу. И это было моим первым ощущением.
Вторым - что мне как-то нехорошо, и тут же появилась мысль о минеральной
воде. Впрочем, мысль какая-то смутная, абстрактная, которая воплотилась в
образе искрометного, пенящегося ручейка, приятное журчание которого
заглушало монотонный, навязчивый звук, действующий на нервы. Я открыла
глаза.

Надо мной был белый низкий потолок в форме полусферы, очень странный,
впрочем, может, это был вовсе и не потолок? Бессмысленно пялилась я на
него некоторое время, потом решилась посмотреть по сторонам.

То, что было справа, я сочла, после некоторых размышлений, спинкой
дивана, обитого черной кожей, из тех, которые в Копенгагене стоят от пяти
тысяч и выше. Такая дорогая спинка вполне меня устраивала, и я посмотрела
в другую сторону. Мне пришлось смотреть довольно долго, так как то, что я
увидела, никак не вязалось с потолком. Столики, кресла, ковер и прочие
предметы должны были находиться в нормальном помещении, а не в бочке с
полукруглым потолком. Зато ему вполне соответствовали окна в слегка
выгнутой стене, длинный ряд маленьких окошечек, которые как-то очень
хорошо сочетались с навязчиво-монотонным шумом. По другую сторону
помещения, над моим диваном, тоже были такие же окошечки. Ничего не
поделаешь, приходится примириться с фактом, что я нахожусь в самолете. И
что этот самолет летит.

Мой характер не позволил мне долее оставаться в бездействии. Я
опробовала все части своего тела, сначала осторожно, потом смелее; все
действовало, неприятное ощущение внутри меня постепенно уменьшалось, я
слезла с дивана (который действительно оказался диваном, обитым черной
кожей), переместилась в кресло и глянула в окно.

Я увидела пространство, настолько огромное, что испугалась, уж не в
космосе ли я нахожусь, но тут же успокоилась, вспомнив, что в космосе
должно быть темно, мое же пространство было наполнено светом. Вскоре мне
удалось различить в нем отдельные элементы. Надо мной было безграничное
небо, подо мной столь же безграничная водная гладь. Между ними
просматривался горизонт.

Постепенно я пришла в себя как физически, так и умственно. Теперь я
осмотрелась уже более внимательно и обнаружила на диване свое пальто, а
возле дивана шляпу, сумку и сетку. Парик по-прежнему находился на голове.
Я была босиком, вернее, в чулках, а сапоги стояли по другую сторону