Чтение 3–й страницы книги ~Тиунэла~

подводной связи.

На больших глубинах было холодно, и я промерзал, что называется, до
костей. Поэтому Евгений Николаевич оборудовал установку для электрообогрева
кабины.

Под полом он установил портативную аппаратуру для магнитной и
гравиметрической съемок.

- А это зачем? - удивился я.

- Дорогой мой, - ответил Евгений Николаевич, - я хочу поделиться с вами
важной новостью: наш аквалет примет участие в экспедиции профессора
Егорина...

- Егорин? Ростовчанин, мой земляк?

- Он самый.

- Я читал о нем, но там не было ни слова об аквалете.

- Неудивительно: аквалет "родился", по существу, только сейчас.

- А кто будет... аквапилотом? - ревниво спросил я.

- Найдут кого-нибудь...

Евгений Николаевич отвернулся, ища портсигар и спички.

- Ах, вон как! Ну, что ж... удачи, - разочарованно сказал я.

- Куда вы?

- Домой!

- Успеете. Профессор Егорин будет ждать вас. Я засмеялся и хлопнул
хитреца по плечу.

Помню, в те дни в журнале "Техника - молодежи" опубликовали очерк о новой
работе Глебова. Речь шла о некоторых особенностях жизни Вещества. За
бойкостью изложения скрывалось нечто такое, что ускользнуло от меня. Я
пожаловался Евгению Николаевичу.

- Не огорчайтесь, - сказал он. - В науке много такого, что трудно
поддается популяризации. Скажем, мы разбираемся в понятиях о
продолжительности жизни любого объекта природы, будь то человек или
растение, пылинка или галактика. Мы знаем: неизменного нет - и верим этому.
Жизнь учит, убеждает нас: сколько ни существуй, а конец будет. Нельзя
наращивать время существования бесконечно, хотя математика и воображение
позволяют нам мысленно представить себе сколь угодно большое число
миллионолетий.

- Верно, - согласился я, - если это бесконечно большое время не связывать
с конкретными объектами природы.

- Ну а если мы начнем, так сказать, уменьшать время и пространство? -
спросил Евгений Николаевич.

- Вероятно, то же. Хотя...

- Вот видите, в этом случае труднее. Давайте совершим с вами небольшую
экскурсию в глубины материи.

С помощью волшебницы-мысли мы стали быстро уменьшаться в размерах и
вскоре очутились у полосатого пограничного столба с буквой "h".

- Это не что иное, - сказал Евгений Николаевич, - как символ "постоянной
Планка", очень важной в современной физике.

- И обозначает она?

- Количество действия. Шагайте смелее: по ту сторону столба находится
Микромир! Вот так... А сейчас - за работу.

По знаку, поданному Евгением Николаевичем, мы с ожесточением принялись
дробить Пространство и Время на мельчайшие доли. Когда я уже выбился из сил
и стал подумывать, что этой работе не видно конца, мой друг нанес крохотной
частице последний удар, расколол ее надвое и, тяжело дыша, поднял руку.

- Хватит, - сказал он. - Мы уже дошли с вами до точки.

- Что вы имеете в виду?

- Смотрите: это мельчайшая точка Пространства и Времени, в пределах
которой еще может что-то существовать, произойти; мельчайшая с точки зрения
нынешних знаний.

- Я сейчас так стукну по ней, что из нее искры посыпятся!

- Пожалуйста. Но делайте это мысленно, отвлеченно от природы вообще,
считая, что Пространство и Время могут быть всегда независимыми от материи.

- Ну, на это я не согласен! Ведь Пространство и Время - это формы
существования материи.

- Тогда обратимся к самой точке. Вы видите, она очень мала, но все же не
равна нулю. Это означает, что овеществленная материя развивается в
Пространстве и Времени, имеющих измеримые величины. Получив в свое
распоряжение эти величины и поделив первое на второе, мы получим скорость,
которую я назвал скоростью мирового хода времени. Это понятие является одной
из важнейших характеристик природы. Грубо говоря, это как бы скорость жизни
Вещества, спидометр Мироздания...

И тут мне пришла в голову мысль: является ли эта скорость постоянной?

- Думаю, что больше оснований допустить это, нежели то, что материя
развивается неритмично - то скорее, то медленнее.

- Я о другом: возможно ли, что эта скорость мирового хода времени
постоянна лишь для нашей Галактики или Метагалактики. Допустимо ли
существование таких материальных систем, где все развивается в сто, нет, в
тысячу раз быстрее или медленнее?

- Да, возможно.

- А если в нашей Галактике есть места с иной, большей скоростью развития
материи? - не унимался я. - На Земле проходит год, а там - сто лет! Да еще
если и космическое пространство, разделяющее нас, хотя бы на некотором
протяжении обладает такими же особенностями... Тогда можно бы слетать на
какую-нибудь "быструю" планету, пожить там и вернуться назад всего через
пятнадцать - двадцать лет.

- В пределах нашей Галактики это менее возможно.

- Это еще как сказать, - разошелся я. - Возможно, спиральная структура
нашей и многих других галактик тем и объясняется, что в них есть как бы два
потока материи, и более быстрый поток, обгоняя своего соседа, отжимает его
внутрь...

- Вы уже не спрашиваете Меня, а сами выдвигаете гипотезы, - засмеялся
Глебов.

Я с уважением посмотрел на маленькую стойкую частицу Пространства и
Времени, не подозревая, какую значительную роль она могла бы сыграть и в
моей, такой огромной в сравнении с ней жизни.

Закурив, я сделал глубокую затяжку и вдруг увидел, что мы вновь сидим на
берегу Черного моря, под ласковым крымским солнцем, окруженные привычным
голубым пространством. Экскурсия в недра материи окончилась...

- То, что я вам рассказал, - предупредил Евгений Николаевич, - пока еще
лишь философская основа моей новой работы. Нужны долгие размышления, поиски
доказательств, наконец, сами доказательства. Одним словом, я изучаю сейчас
конструкцию замка, а потом уже буду искать к нему ключ...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

"Когда человеку хорошо - это опасно"

Боб Хоутон опять сидел в приемной редактора. Здесь четыре года назад он
напряженно ожидал, когда его вызовут к шефу и решится вопрос о приеме на
работу.

Год назад в эту же комнату с диванами, пальмами в кадках и старинными
английскими часами размером с голландскую печь его вышвырнули из
редакторского кабинета, как бейсбольный мяч.

А утром следующего дня Боб пересекал ее в обратном направлении, и, хотя
его шаги были не совсем тверды из-за выпитого мартеля, он шел как
победитель.

Он пробыл тогда у шефа не менее двух часов, и, когда вновь появился в
приемной, его ожидали собратья по перу, прожженные газетчики, первыми
прилетающие к месту сенсации, как бабочки на свет, едва перст судьбы
прикоснется к белой кнопке Включателя Новостей. Они завидовали Бобу,
отправляющемуся в дальний путь на Пито-Као.

Пито-Као... Нелегким оказалось для Хоутона пребывание на этом острове. Он
жил там, как стрекоза в сачке натуралиста. Но ему все же здорово повезло: он
ускользнул от Бергоффа и Дорта.

Несколько месяцев прожили они с Паолой на Отунуи - соседнем острове, у
соплеменников Мауки. Каждый час они ожидали появления Курца, а то и самого
Бергоффа и скрывались даже днем.

Неделю спустя после того как на Пито-Као вспыхнула эпидемия арпела, к
Отунуи пристал катер. На берег высадилось человек двадцать, одетых в белые
халаты.

Мауки отправился на разведку, а Боб и Паола бежали на противоположный
край острова, туда, где высилась замшелая гора Ратануи - давно потухший
вулкан. Паола изнемогала от страха. Каждое дуновение ветра, крик чайки
казались ей предвестниками беды.

- Ах, Боб, - без конца повторяла она, - когда человеку хорошо - это
опасно?

Пришел Мауки. По его словам выходило, что люди в белых халатах вовсе не
помощники Дорта. Они прилетели сюда с Большой земли, чтобы уберечь
оставшихся в живых. Мауки сам слышал, как начальник Белых Халатов, по имени
Гровер, говорил об этом жителям Отунуи.

- И теперь всем делают уколы, всем до единого, - закончил Мауки.

- Как зовут начальника Белых Халатов? - взволнованно переспросил Боб.

- Гровер, - повторил Мауки.

- Паола, - возбужденно сказал Боб, - в словах этого парня мне чудится
надежда. Я пойду туда.

- Не надо! - воскликнула итальянка. - Я боюсь...

- Я не стану показываться им на глаза, - заверил Хоутон. - Я только гляну
издали, одним глазком, и если это тот Гровер, с которым я учился в школе...

- То?

- Не волнуйся за меня. Но ведь ты знаешь, каких ужасных микробов выпустил