городом. В разграбленном, много раз горевшем городе, который назывался
Чикаго, все еще вздымались из пепла скелеты громадных зданий. Я очень
тосковал по романтике тех давно ушедших дней, когда у моих предков еще
было достаточно сил, чтобы оказывать сопротивление завоевателям. Мне была
противна та затхлая жизнь, которую нам приходилось вести сейчас и которую
скрашивали только редкие случайные убийства Калькаров. Даже отряд
Калькаров, расквартированный на берегу большого озера, не беспокоил нас за
исключением тех случаев, когда высшие власти требовали сбора налогов. Да,
мы кормили этих завоевателей и отдавали им своих девушек - многих, но не
всех, как вы поймете позже.
нам повезло. Из-за своей лени или флегматичности он не был слишком жесток
и не очень притеснял нас. Его сборщики налогов исправно посещали нас, но
они никогда не знали в точности, сколько же мы оставляем себе. Совсем не
так обстояло дело в других тевиосах.
Это был настоящий мешок костей и он рассказал нам, что в прошлом месяце
десять тысяч человек умерло с голоду в их тевиосе.
знал, что это за слово, но моя мать сказала мне (а ей в свою очередь
сказала ее мать), что это слово пришло к нам из другого мира, с луны.
Также как слово Каш Гвард, которое тоже ничего конкретного не означает.
Один воин - Каш Гвард, сто воинов - тоже Каш Гвард. Если человек приходит
с листком бумаги, на котором написано что-то, что никто не может прочесть,
и этот человек убивает твою мать и уводит твою сестру, то говорят, что это
сделал Каш Гвард.
Меня бесило то, что Двадцать четыре выпускают печатные воззвания и приказы
народу, которому не дозволено учиться читать и писать. Я сказал, что
печатное дело было давно забыто. Это было правда только в отношении
народа. Двадцать Четыре имели свою типографию, где печатались деньги,
манифесты, приказы. Деньги были нужны Калькарам в том случае, когда в
народе поднималось недовольство против непосильных налогов. Тогда сборщики
платили за товары деньгами. Однако эти деньги не представляли никакой
ценности. Разве что их можно было использовать для растопки печей.
только золото и серебро, а также продукты. Они уже потом не пускали золото
в оборот и оно постепенно исчезало, хотя еще во времена моего детства его
было столько, что мы играли им на улицах.
наш оборот, а в последнее воскресенье месяца они приходили забирать один
процент с того, что каждый продал или купил в течение месяца. Ничто не
имело твердой цены. Можно было торговаться два часа, чтоб выменять мешок
бобов за коровью шкуру, а в следующее воскресенье этот же мешок стоял уже
три, а то и четыре шкуры. И сборщики налогов пользовались этим, определяя
сумму налога в дни самых высоких цен.
ангорскими. Мать из их шерсти делала для всех нас одежду. Благодаря
шерсти, молоку, мясу наших овец мы жили сравнительно неплохо. Кроме того
возле дома мы имели небольшой огородик. Все остальное мы могли легко
выменять на рынке. Торговать помимо рынка было строго запрещено. Однажды
зимой, когда мать заболела и у нас не было угля, чтобы обогревать дом,
отец пошел к начальнику Каш Гвард, чтобы выпросить разрешение купить уголь
не в базарный день. Солдаты послали с ним Гофмейера, гапта Калькаров,
который ведал угольными складами нашего тевиоса, чтобы тот убедился,
насколько бедственно наше положение. И Гофмейер потребовал пять овец в
обмен на мешок угля весом в пол-овцы.
как отнести овец и взять уголь. И эта несправедливая сделка стоила ему еще
трех овец, так как она вошла в сумму оборота.
направили нового сборщика.
Худшее было впереди. Перемены начались в 2017 году, когда Ярт стал
Джамадаром Соединенных Тевиосов Америки. Разумеется перемены не
происходили мгновенно. Вашингтон был далеко от Чикаго, а железнодорожного
сообщения между ними не было. Двадцать Четыре оставили несколько
разрозненных веток, но технического персонала было мало и поэтому поездка
из Вашингтона до Гари, крайней западной точки, занимала несколько недель.
когда Калькары завоевали сторону. Рабочим было разрешено работать не более
четырех часов в день. Но Калькары не удовлетворились этим. Они создавали
новые законы, которые вообще не оставляли времени для работы. Но хуже
всего было то, что всех инженеров и техников, которые могли бы
поддерживать железную дорогу в рабочем состоянии, постепенно изолировали и
уничтожали. Они ведь были интеллигентами.
те немногие, что еще оставались, пришли в полную негодность. Двадцать
Четыре пытались задержать неотвратимое тем, что использовали поезда
исключительно для своих нужд: для переброски войск и официальных поездок.
Но недалеко было время, когда железные дороги перестанут существовать -
навсегда. Однако для меня все это не имела смысла, так как я никогда в
жизни не ездил на поезде, да и никогда не видел ни одного. Только
заржавевшие среди развалин тут и там. Но мои родители с ужасом
воспринимали гибель железной дороги - ведь это было единственная уцелевшая
связь с прошлой цивилизацией. И теперь она рушилась. Оставалось только
варварство.
как родились мои родители. Но родители моих родителей еще пользовались
этими благами цивилизации. Телеграф действовал еще и сейчас, хотя
оставалось совсем немного линий, соединяющих Вашингтон с западным
побережьем. К западу от нас не было ни железных дорог, ни телеграфа. Когда
мне было десять лет я видел человека, прискакавшего на лошади из Тевиоса
Миссури. Он выехал с сорока спутниками, чтобы доехать до востока и
посмотреть, что же произошло в стране за пятьдесят лет. Но во время пути
бандиты и Каш Гвард перебили всех. Остался он один.
этого человека о трудном и опасном путешествии. И потом много недель после
этого я рисовал в своем воображении героические приключения, которые
происходили со мной во время путешествия на таинственный запад. Этот
человек много рассказывал нам о своей родине. Он говорил, что земля там
богаче, что там и люди живут лучше, чем здесь. Поэтому он не захотел
оставаться у нас и решил вернуться домой, даже рискнул вновь столкнуться
со смертельными опасностями.
удовольствие первого купания. С окон нашего дома уже были сняты овечьи
шкуры и солнце весело бродило по трем нашим комнатам.
было ничего хорошего, но с тех пор, как Джамадаром стала эта свинья...
проеме появилась тень человека. Отец вздохнул с облегчением.
Пит, и расскажи нам новости.
назначен новый по имени Ортис, он из приближенных самого Ярта. Что ты
думаешь по этому поводу?
не мог видеть, как мать отчаянно замигала отцу, предостерегая его от
лишней болтовни. Я видел, как отец нахмурился, видимо ему не понравилось
предостережение матери, и когда он заговорил, слова его были именно
такими, какими должны были быть у человека, пострадавшего за болтовню.
но между нами ведь мы можем высказаться открыто и облегчить душу, а?
облегчить душу ругательством на тех дегенеративных тупых животных, которые
уже целое столетие правили землей. Он в детстве еще слышал рассказы о
торжестве цивилизации, о счастливой жизни, о том, как и когда все это было
утрачено.
надежде, что когда-нибудь придет день, когда мир выкарабкается из вонючей
слизи невежества, куда его столкнули Калькары, и эта искра вспыхнет ярким
пламенем.
и отнести ему три овцы. - Он старался говорить спокойно, хотя это было
нелегко для него. Горечь и досада слишком явно звучали в его голосе.
смеялся над тобой у Гофмейера. Он считает, что это очень удачная шутка и
собирается продолжить ее.
сыграю с ними шутку. - И он зашагал к стойлу.
Пита, который вышел за отцом.
копной рыжих волос, тонким носом и двумя близко посаженными газами, его
звали Сур. Как только он увидел отца, злоба перекосила его лицо.