Чтение 3–й страницы книги ~Да не опустится тьма~

эта дребедень и гроша ломаного не стоит. Зажигалка, ручка, карандаш - это
имеет какой-то смысл, пока не пересох фитиль, не исписались чернила и
грифель. Часы и перочинный ножик стоят здесь, безусловно, немало, но
Пэдуэю хотелось сохранить их как можно дольше.

Он пересчитал горстку мелочи. Всего монет было двадцать, включая
четыре серебряные, на общую сумму сорок девять лир и восемь чентезимо, то
есть около пяти долларов. Серебряные и бронзовые монеты наверняка
обмениваются. Что же касается никелевых чентезимо... Будет видно.

Пэдуэй вновь зашагал и остановился перед заведением под вывеской
"С.Дентатус, ростовщик и золотых дел мастер". Постоял немного, глубоко
вздохнул и вошел в дверь.

- Я... Вот, хотел бы поменять на местные деньги, - проговорил он,
вытащив мелочь. Как обычно, ему пришлось повторить фразу дважды.

С.Дентатус, словно жаба, которую он сильно напоминал, не мигая
уставился на монеты. Потом слегка царапнул каждую заостренным
инструментом.

- Откуда они - и ты - взялись? - спросил он скрипучим голосом.

- Из Америки.

- Никогда не слыхал.

- Это очень далеко.

- Гм-м... Из чего они сделаны? Из олова?

- Из никеля.

- Что это такое? Какой-то чудной металл из твоей страны?

- Hoc ille.

- Сколько он стоит?

У Пэдуэя мелькнула мысль назначить за монеты фантастически высокую
цену, но пока он набирался смелости, С.Дентатус грубо нарушил его мечты:

- Неважно, мне они и даром не нужны. Кто их станет покупать? А вот
эти... - Ростовщик достал безмен и взвесил по отдельности серебряные и
бронзовые монеты. Затем пощелкал костяшками маленького медного абака и
объявил: - Чуть меньше одного солида. Ладно, дам тебе ровно солид.

Пэдуэй не спешил отвечать. Внутренне он был готов взять то, что дают,
так как терпеть не мог торговаться, да и все равно не знал, что сколько
стоит. Но для поддержания престижа требовалось тщательно взвесить
предложение.

С улицы донеслись голоса, и в дверь ввалился посетитель - шумный
краснолицый здоровяк в кожаных штанах и полотняной рубахе. Его
огненно-рыжие усы грозно торчали в стороны, длинные волосы были собраны
сзади в хвостик. Он широко улыбнулся Пэдуэю и восторженно взревел:

- Ho, friond, habais faurthei! Alai skaljans sind waidedjans.

"О Боже, еще один язык!" - подумал Пэдуэй.

- Простите... Не понимаю.

Здоровяк немного сник и перешел на латынь:

- Глядя на твою одежду, я решил, что ты из Херсонеса. Не могу
молчать, когда на моих глазах надувают такого же простого гота, как я!

Он разразился оглушительным смехом. Пэдуэй даже вздрогнул от
неожиданности; и тут же помолил Бога, чтобы никто этого не заметил.

- Благодарю. Сколько же стоят эти монеты?

- А сколько он тебе предложил." Пэдуэй сказал.

- Тебя гнусно обманули! - воскликнул гот. - Ну-ка, заплати ему по
справедливости, Секстус, не то ты у меня проглотишь все свое серебро.
Ха-ха-ха, вот было бы забавно! С.Дентатус тяжело вздохнул.

- Хорошо, хорошо. Полтора солида. Так можно и ноги протянуть, если
каждый будет лезть не в свое дело! Пока ростовщик отсчитывал на стойке
девяносто сестерций, гот спросил:

- Ты откуда, чужестранец? Из земель гуннов?

- Еще дальше, - ответил Пэдуэй, - из Америки. Не слыхал?

- Признаюсь, нет. Это любопытно. Я чертовски рад, что встретил тебя,
по крайней мере будет что рассказать жене. А то она уверена, что стоит мне
попасть в город, как я прямиком бегу в бордель, ха-ха-ха! - Гот порылся в
маленькой сумочке и вытащил массивный золотой перстень и неограненный
камень. - Секстус, смотри, опять выпал... Укрепи-ка его, а? И не вздумай
подменить! Когда они вышли на улицу, гот понизил голос и доверительно
сообщил:

- Сейчас я в городе по делу - на мой дом наложили заклятье.

- Заклятье?

- Дома мне тяжело дышать. Я хожу вот так... - Он астматически
запыхтел. - А стоит выйти - все нормально!..

- Скажи-ка, - задумчиво произнес Пэдуэй, - ты животных в доме
держишь?

- Только собак. Скотину мы, конечно, в дом не пускаем. Хотя вчера
заскочил поросенок и удрал с моим ботинком. Пришлось бегать за ним по
всему двору. Вот зрелище было, ха-ха-ха!

- Не держи собак в доме и каждый день хорошенько проветривай, -
посоветовал Пэдуэй. - Может быть, одышка пройдет.

- Гм-м, любопытно. В самом деле?

- Не знаю. Некоторым тяжело дышится из-за собачьей шерсти. Попробуй,

- И все же, думаю, это заклятье, Я перепробовал уйму средств: от
лечебных снадобий до зуба святого Игнатия. Без толку! - Он чуть замялся. -
Не сочти за обиду, дружище... Кем ты был у себя в стране?

Пэдуэй стал лихорадочно соображать, ища выход из тупиковой ситуации,
и вдруг вспомнил о принадлежащих ему нескольких акрах земли в Иллинойсе.

- Земледельцем, - довольно уверенно заявил он.

- Здорово! - взревел гот, так хлопнув Пэдуэя по плечу, что Мартин
едва не упал. - Я - добрая душа, но не люблю, понимаешь, знаться с людьми
много ниже или выше меня по положению, ха-хаха! .. Невитта. Невитта, сын
Гуммунда. Будешь проходить по Фламиниевой дороге - заглядывай. Мои земли в
восьми милях отсюда к северу.

- Спасибо. Меня зовут Мартин Пэдуэй. Где здесь можно снять приличную
комнату?

- Если бы я не собирался сорить деньгами, то выбрал бы место ниже по
реке. У Виминала полно постоялых дворов. А хочешь, помогу? Мне спешить
некуда. - Гот пронзительно свистнул и заорал:

- Hermann, hiri her!

Германн, одетый в точности как его хозяин, поднялся с мостовой и
затрусил навстречу, ведя на поводу двух лошадей. При каждом шаге широкие
кожаные штанины бились друг о друга, издавая громкое "хлоп-хлоп".

- Как, говоришь, твое имя? - спросил Невитта, когда они уже
целеустремленно шли по улице.

- Мартин Пэдуэй. Попросту - Мартинус.

Пэдуэй не хотел злоупотреблять покладистым нравом Невитты, но ему
отчаянно нужна была информация. Поэтому, для приличия немного выждав, он
поинтересовался:

- Ты не подскажешь, к кому в Риме можно обратиться в случае нужды -
ну, там, врач, законник...

- Конечно, подскажу! Делами чужеземцев занимается Валерий Муммий, его
контора подле базилики Эмилия. Что касается лекаря, то лучше моего
приятеля Лео Ваккаса никого не сыскать. Он грек, однако парень неплохой,
Хотя лично я считаю, что мощи арианского святого ничуть не хуже, чем самые
мудреные травы и настои.

- Вполне вероятно, - согласился Пэдуэй, записывая имена и адреса. - А
банкира посоветуешь?

- Ростовщика? Предпочитаю не иметь с ними дела - кому охота
забираться в долги? Но если уж припекло, ступай к Томасусу-сирийцу, рядом
с Эмилиевым мостом. Только гляди в оба!

- Он нечестен?

- Томасус? Конечно, честен! Просто с ним нельзя зевать, вот и все.
Эй, похоже, подходящее место. Невитта забарабанил в дверь. На пороге
появился грязный нечесаный человек.

Комната здесь действительно сдавалась - плохо освещенная, смрадная...
как везде в Риме. За нее просили семь сестерций.

- Предложи половину, - театральным шепотом произнес Невитта.

Пэдуэй так и сделал. После долгих и скучных торгов сошлись на пяти.
Невитта крепко сжал руку Пэдуэя в своей огромной красной ручище.

- Не забудь, Мартинус, как-нибудь приходи. Я всегда рад послушать
человека, который говорит на латыни еще хуже меня, хаха-ха!

Он и Германн сели на лошадей и исчезли в конце улицы.

Пэдуэю было жаль с ними расставаться. Но у Невитты свои дела...
Мартин проводил новых знакомых взглядом и вошел в мрачный пахучий дом.

ГЛАВА 2

Пэдуэй проснулся рано. Во рту был неприятный привкус, в животе
постоянно бурчало, словно играл оркестр кузнечиков. Возможно, все из-за
ужина - не то чтобы плохого, но, безусловно, непривычного, в основном
состоявшего из тушеного мяса с луком. Хозяин копоны, должно быть, немало
удивлялся, почему этот странный посетитель то и дело елозит руками по
столу - Пэдуэй машинально искал отсутствующие нож и вилку.

Ночь он провел плохо - непривычно спать на постели, состоящей лишь из
набитого соломой матраца; да и тот обошелся ему в лишний сестерций.
Ужасный зуд поутру заставил Мартина задрать майку. Ну разумеется, красная
сыпь недвусмысленно показала, что ночь он провел в конечном счете не один.

Пэдуэй встал и умылся с мылом, купленным накануне вечером, - тогда он
приятно удивился, что мыло уже вошло в обиход. Оно сильно смахивало на
сгнивший тыквенный пирог, а внутри было мягкое и липкое из-за неполного
гашения соды. Руки и лицо Мартина горели, будто он натер их мелкой
шкуркой.

Затем Пэдуэй предпринял попытку побриться с помощью оливкового масла
и лучшей бритвы, которую могло произвести шестое столетие. Процесс
оказался таким болезненным, что Мартин задумался: а может, пусть природа