/ За дурость, конечно / Unto us a boy is born, glory hallelujah8 / Похо-
же на морг / Он и есть, давай входи / Но еда, наверное, отвратная / А ты
же не голоден / Да, это так, но надо ведь будет что-то заказать / Закажи
что-нибудь и выпей / Это идея / Охлажденное вино, хорошее охлажденное
вино / Ну вот видите, сударь, входите. Но если мне хотелось выпить, по-
чему я зашел в ресторан "Полидор"? Я знал столько уютных баров на правом
берегу, вдоль улицы Комартен, где к тому же всегда можно было завершить
празднование сочельника в вертепе какой-нибудь блондинки, которая спела
бы мне "ноэль" Сентонжа или Камарга, и мы бы недурно позабавились. То-то
и оно, как начнешь размышлять, так уж вовсе не понятно, что именно побу-
дило меня после этого диалога все же войти в ресторан "Полидор", посту-
чаться в дверь почти бетховенским стуком, войти в ресторан, где пара оч-
ков и салфетка под мышкой уже решительно двигались ко мне, чтобы повести
к самому дрянному столику, столику обманов, где сидишь лицом к стене, а
стена-то переряжена зеркалом, подобно многим другим вещам в этот вечер и
во все вечера, и особенно подобно Элен; вот и сиди лицом к стене, потому
что с другой стороны столика, где в нормальных условиях любой посетитель
мог бы сесть лицом к залу, уважаемая дирекция ресторана "Полидор" соиз-
волила водрузить огромную пластиковую гирлянду с цветными лампочками,
дабы показать свою заботу о христианских чувствах дорогих клиентов. Ус-
кользнуть от воздействия всего этого невозможно: если я, несмотря ни на
что, согласился сесть за столик спиною к залу, имея перед глазами зерка-
ло с обманным ликом над отвратительной рождественской гирляндой (les
autres tables sont reservees, monsieur / Ca ira comme ca, madame /
Merci, monsieur9), значит, нечто для меня непонятное, но, видимо, глубо-
ко мне присущее заставило меня войти и заказать бутылку "сильванера",
которую можно было так легко и приятно заказать в другом месте, среди
других огней и других лиц.
есть что многое уже будет молча рассказано находящимся в "зоне" (понима-
ющей все без слов Телль или Элен, которую никогда не волнует то, что
волнует тебя) или что из листов бумаги, магнитофонной кассеты, книжки,
живота куклы сложится что-то совсем не то, чего ждут они от твоего расс-
каза; если предположить, что рассказываемое будет нисколько не интересно
Калаку и Остину и, напротив, отчаянно увлечет Марраста или Николь, осо-
бенно Николь, безнадежно в тебя влюбленную; если предположить, что ты
примешься бормотать длинную поэму, где говорится о Городе, который они
тоже любят, которого боятся и по которому порой бродят; если ты в это
время, как бы взамен рассказа, снимешь с себя галстук и наклонишься,
чтобы сунуть его, предварительно аккуратно сложив, в руки Поланко, кото-
рый удивленно на него воззрится и в конце концов передаст его Калаку, не
желающему его брать и возмущенно вопрошающему Телль, которая, пользуясь
моментом, подстраивает ему ловушку в покере и выигрывает у него партию;
если предположить такой абсурд, что в "зоне" в такую минуту могут прои-
зойти подобные вещи, стоило бы спросить себя - а есть ли смысл в том,
чтобы они ждали, когда ты приступишь к рассказу, и не удовлетворит ли
куда успешнее банановый пончик, о котором думает Сухой Листик, это неоп-
ределенное желание тех, кто тебя окружает в "зоне", равнодушных и вместе
настойчивых, требовательных и насмешливых, как ты сам по отношению к
ним, когда приходит твой черед слушать и смотреть, как они живут, причем
ты знаешь, что все это идет с той стороны и уходит бог весть куда и
именно поэтому почти для всех них так важно?
дить Марраст, Николь, Остин, небрежно прощаясь, с такой миной, словно
они пожимают плечами, или же как они будут переговариваться между собой,
потому что им тоже надо будет рассказывать, они, видите ли, явились с
новостями из Города или же собираются на самолет или на поезд. Я увижу
Телль, увижу Хуана (ведь может статься, что я тоже в этот миг увижу Хуа-
на там, в "зоне"), увижу Сухой Листик, Гарольда Гарольдсона и увижу гра-
финю или фрау Марту, если окажусь в "зоне" или в Городе, увижу, как они
уходят, глядя на меня. А ты, Элен, ты тоже уйдешь с ними или медленно
направишься ко мне и с твоих ногтей будет сочиться презрение? Была ты в
"зоне" или привиделась мне во сне? Мои друзья уходят смеясь, мы встре-
тимся снова и будем говорить о Лондоне, о Бонифасе Пертейле, о Городе. А
ты, Элен, неужто ты опять будешь только именем, которым я защищаюсь от
ничто, призраком, который я выдумываю с помощью слов, меж тем как фрау
Марта или графиня приближаются ко мне и глядят на меня?
Хуан не открыл машинально книжку Мишеля Бютора за какую-то долю времени
до того, как посетитель сделал свой заказ, слагаемые чувства, от которо-
го у него сжался желудок, остались бы каждое порознь. Но вот случилось
так, что с первым глотком охлажденного вина, в ожидании, когда ему при-
несут устрицу "сен-жак", которую ему вовсе не хотелось есть, Хуан раск-
рыл книжку, чтобы без всякого интереса узнать, что в 1791 году автор
"Атала" и "Рене" соизволил созерцать Ниагарский водопад, дабы впос-
ледствии сделать знаменитое его описание. В это мгновение (он как раз
закрывал книгу, потому что читать не хотелось и свет был отвратительный)
он отчетливо услышал просьбу толстяка за столиком, и все это сгустилось
в тот миг, когда он поднял глаза и обнаружил в зеркале отражение толстя-
ка, чей голос дошел до него сзади. Нет, тут невозможно отделить одно от
другого: отрывочное впечатление от книжки, графиню, ресторан "Полидор",
замок с кровью и, пожалуй, бутылку "сильванера"; из них возник вневре-
менной этот сгусток, умопомрачительная, блаженная жуть сверкающего соз-
вездия, дыра для прыжка, который ему предстояло совершить и который он
не совершит, потому что это не был бы прыжок к чему-то определенному, и
вообще не был бы прыжок. Скорее наоборот, из этой головокружительной
пустоты на него, Хуана, прыгали метафоры, как пауки, как прыгали всегда
эвфемизмы или слойки из неуловимых смыслов (вот опять метафора), к тому
же старуха в очках уже ставила перед ним устрицу "сен-жак", а в таких
случаях во французском ресторане надо всегда благодарить словесно, иначе
все пойдет наперекос, вплоть до сыров и кофе.
нет причины выделять его, то есть придавать ему особое значение в отли-
чие от городов для нас привычных, - надо бы поговорить прямо сейчас, так
как все мы были согласны в том, что с городом могут быть связаны любая
местность и любой предмет, вот поэтому и Хуан не считал невозможным, что
происшедшее с ним только что исходило каким-то образом из города, было
одним из вторжений города или ведущих к нему галерей, возникших в этот
вечер в Париже, как могли бы они возникнуть в любом из городов, куда его
забрасывала профессия переводчика. По городу случалось бродить всем нам,
всегда невольно, и, возвратясь, мы толковали о нем в часы "Клюни", срав-
нивали его улицы и площади. Город мог явиться в Париже, мог явиться
Телль или Калаку в пивной в Осло, кое-кому из нас случалось переходить
из города в постель в Барселоне, или же бывало наоборот. Город не требо-
вал объяснения, он был: он возник однажды во время разговора в "зоне",
и, хотя первым принес новости из города мой сосед, вопрос о том, побывал
ты или не побывал в городе, стал делом самым обычным для всех нас, кроме
Сухого Листика. И раз уж зашла об этом речь, следует также сказать, что
"мой сосед" - также было у нас обычным выражением, мы всегда называли
кого-нибудь из нашей компании "мой сосед", ввел это выражение Калак, и
мы употребляли его без всякой иронии - просто званием "сосед" наделяли,
как сказано, кого-то из наших, словно приписывая ему роль "дядьки",
"воспитателя", "baby-sitter"10 рядом с чем-то из ряда вон выходящим, тем
самым ему поручалось изрекать здравое суждение в своей временной отчуж-
денной роли, притом ни на йоту не теряя качество "нашего", как любой
пейзаж в местах, где мы бывали, мог нести на себе черты города или же
город мог оставить что-то свое (площадь с трамваями, ряды с торговками
рыбой, северный канал) в любом из мест, по которым мы ходили и где жили
в то время.
ком трудно, хотя в минуту, когда он принял это решение, он, вероятно, о
графине не думал, тут помешал ресторан "Полидор" своим мрачным и вместе
с тем ироническим зеркалом, отвлекшим его внимание. От Хуана все же не
ускользнуло, что в какой-то мере графиня присутствовала в поступке якобы
спонтанном, в том, что он предпочел охлажденный "сильванер" всем другим
винам, составлявшим гордость ресторана "Полидор", как в прежние времена
она присутствовала в атмосфере подозрений и страха, пленяя своих сообщ-
ников и даже свои жертвы особым очарованием, которое, возможно, ей при-
давала ее манера улыбаться, наклонять голову или, что более вероятно,
звук ее голоса или запах ее кожи, - во всяком случае, то было очарование
подспудное, не связанное с присутствием, действовавшее как бы исподтиш-
ка; и то, что он, не раздумывая, попросил бутылку "сильванера", содержа-
щего в первых двух слогах - как бывает в шарадах - двусложную основу
слова, в котором в свой черед жило географическое название, овеянное
древним страхом, - все это, в общем, не выходило за рамки заурядной зву-
ковой ассоциации. И вот вино стоит перед ним, живое, ароматное, то самое
вино, которое возникло во всей полноте яви рядом с другим явлением, с
тут же исчезнувшим ослепительным сгустком, и Хуан не мог отделаться от
ощущения злой шутки, потягивая вино из бокала, смакуя его на смехотворно
доступном уровне и зная, что это всего лишь жалкий придаток к тому, чем
на самом деле хотелось завладеть и что уже было так далеко. Зато просьба
толстяка за столиком имела иной смысл, она побуждала спросить себя, а не
возникла ли причинная связь, когда Хуан рассеянно заглянул в книжку Ми-
шеля Бютора за секунду до того, как послышался голос, просивший "крова-
вый замок", и если бы он не открыл книжку и не наткнулся на фамилию ав-