рюшечек, мужской сорочки и курточки с десятком воротников. Наверное, я
имел крайне дурацкий вид - потому что, так и не дождавшись, когда я
наконец открою рот, Телла решительно дернула меня за рукав и спросила:
Может быть, мы посидим где-нибудь, выпьем вина?..
какое-то хорошо знакомое ей место, я узнал, что на Гюз они с отцом
приплыли для переговоров о выступлениях в канун храмовых празднеств,
которые должны начаться через пару месяцев. Отец, почтенный Накасус,
целыми днями мотался по городу, общаясь с театральными агентами, а она
была предоставлена сама себе. Правда, сегодня у нее есть одно поручение,
но времени еще навалом, а она и в самом деле обрадована встречей...
благоразумно умолчал.
небольшого заведения. Выпивох еще не было, влюбленных, верно, тоже,
поэтому на посыпанной песком площадке мы оказались в полнейшем
одиночестве. Разносчик приволок нам куриное филе, тушенное в сладком
соусе, пару графинчиков и какие-то коричневые шарики, оказавшиеся на
поверку кисловатым ржаным хлебом. Телла немедленно достала свою трубку и
принялась рассказывать мне о перипетиях последних месяцев, о том, что
ведущий актер господин Дитль чудом не сломал себе руку, о том, что
заработков в этом году совсем мало, и если бы не...
ночью. Что мы, кажется, знакомы не пару часов, а пару сотен лет. И еще -
это тоже игра, или она действительно так рада встретить меня в этом
утомительно желтом Гюзаре?
курятины, - вы упоительны.
растерянную девчонку, недоуменно заглядывающую в глаза сидящему перед
ней юноше. "Ты маленький мудрец, Маттер, - сказала мне как-то Ута. - Мне
страшно подумать, во что ты превратишься, когда повзрослеешь". "Я
никогда не повзрослею, - ответил я совершенно серьезно, - если я понял,
что именно ты имела в виду". "Понял, понял, - покачала головой Ута". Я
смотрел на Теллу: мне было чуточку смешно.
осторожно коснулся ее плеча, и она тотчас же вскинулась, словно ожидая
удара.
кармана миниатюрный хронометр.
состояние игры-неигры, и на меня смотрели лукавые фиолетовые глаза.
темный зальчик ресторана и спустились на улицу. Адрес, данный девушке
отцом, значился где-то внизу, в толчее припортовых кварталов. Мы не
торопясь двигались к морю, а вокруг нас росли шум и суета. Телла
рассказывала мне о принципах, на которых строится театральное искусство
"фитц" (оказалось, что в Пеллии существовали и другие течения), а я
вспоминал свою бесконечно далекую родину и детство, закончившееся, как
мне казалось, невообразимо давно, так давно, словно его и не было вовсе.
Стражники городского патруля подсказали нам дорогу, я еще раз сверился с
хронометром и прибавил шагу.
буду свободна до самого вечера.
кобуре на поясе.
выходившего фасадом прямо на улицу. За воротами раздалось угрожающее
собачье ворчание.
дверь, являвшуюся частью правой створки ворот.
Где-то в глубине двора хлопнула дверь, раздались шаркающие шаги, и на
улицу высунулась замызганная физиономия в кожаном фартуке.
передать велели...
отделенный от меня, наверное, комнатой, но все же достаточно различимый:
магистрального суда возьму на себя труд передать все это господину
королевскому дознавателю...
ко мне:
прикрыли дверь, и теперь я не слышал ничего, кроме стихающего лая
сторожевого пса.
все это могло значить? Эйно угрожал обитателю этих убогих трущоб? С
какой целью? Наша миссия становилась все более странной.
Глава 3
то ли ночь страсти, устроенная целым стадом коров, то ли просто дикая
пьянка... а скорее всего и то и другое. К тому же я обиделся на Уту,
которая встретила меня насмешливыми расспросами о кондициях гюзарских
девиц. Отвечать я ей не стал - дело шло к полуночи, и я, в конце концов,
просто устал. Проводив Теллу до скромной гостиницы, в которой
остановились они с отцом, я еще несколько часов бродил по городу,
размышляя о превратностях судьбы и неподвластности страстей. Мне не
хотелось с ней расставаться... Разбудил меня настойчивый стук в дверь.
Удивляясь, почему не встает Ута, я выпрыгнул из постели, пробежал в
гостиную и впустил в номер горничную.
вздыбленный предмет моего достоинства, прикрыть который я не догадался,
- внизу господина Эйни ждет нарочный...
северный закат, помчался в спальню одеваться.
двенадцати.
спросить у вас, как назывался корабль, подобравший некоего лекаря в
далекой восточной стране...
выходил из пансиона. Я огляделся - на меня никто не смотрел, да и
вообще, кроме трех девочек-горничных, посыльного и метрдотеля, в холле
не наблюдалось ни единой живой души.
медленно скользила по груди, а правая находилась под одеялом, насколько
я видел, меж раскинутых и чуть согнутых в коленях ног. Глаза девушки
были закрыты, острые белые зубы впились в нижнюю губу. Услышав мой
голос, она дернулась, поспешно прикрылась одеялом и метнула на меня
разъяренный взгляд:
темно-коричневые соски, такие яркие на ее белой, бархатистой коже. Я
ощутил, как подтягивается мой живот, и промямлил:
сев за стол, поспешно разодрал белый треугольник. Письмо было сложено из
двух листов тонкой, чуть желтоватой бумаги. На одном из них был текст,
на другом - какая-то сложная схема. Заинтригованный, я повертел ее перед
глазами, различил небрежно прорисованную розу ветров и, сообразив, как
ее держать, углубился в изучение. Здесь был изображен какой-то холм.
Рука Эйно, уверенная, но не слишком щепетильная в деталях, набросала
нечто вроде поляны, находящейся на вершине горы, неровную линию берега и
несколько звездочек, под которыми было написано - "точки засады". Под
двумя также - "камни", под третьей - "заросли". Ниже одним словом,
крупно - "прочесать". От звездочек шли пунктирные стрелочки. Отложив
схему, я принялся за письмо - и в этот момент из спальни появилась Ута,
уже одетая и причесанная.
не глядя на стул.