он вновь пнул под ребра седого трибуна, и тот замолчал.
у вас не только на спине, но и на заднице?
отдела тверского посольства и сказал:
22
медленно разъехались в стороны. Дежурный исследовал удостоверение и
трудолюбиво состряпанную Даниилом бумагу, в которой говорилось, что
контрразведка проводит в известных ей одной целях осмотр пристоличных
военных аэродромов, а посему всем чинам предписывается оказывать
содействие. Даниил ждал, положив руку на сиденье, на прикрытый газетой
"Ауто Маг".
особист.
Женя уверенно повела машину в дальний конец взлетной полосы, мимо
остроносых истребителей, средних бомбардировщиков, связных бипланов.
Лейтенант что-то тараторил над ухом Даниила, расхваливая отлично
налаженную бдительность. Даниил не слушал - все, что болтал этот без двух
минут покойник, не могло уже иметь значения. Его занимало
одно-единственное - то, что Круминьш Арвид Янович, оказывается,
просто-напросто застрелился вчера в собственной квартире, и это не
легенда, те, кто туда ездил, уверяли Даниила, что труп и в самом деле
принадлежит бывшему полковнику латышской гвардии. Значит, вот так. Значит,
корни тянулись глубже. А потому...
алюминиевой лесенке, бегло окинула взглядом приборы и кивнула Даниилу:
наилучшего. Запомни меня веселой.
бледна, но глаза - спокойные и даже чуточку азартные. Даниил все понял,
вспомнил старинную английскую балладу и тот разговор Хрусталева с Женей. И
отступил к машине. Женя улыбнулась ему, решительно задвинула фонарь.
Оглушительно стреляя моторами, "Алконост" прокатился по рулежной дорожке,
выехал на полосу и после короткой пробежки взмыл в небо. Только тогда до
лейтенантика дошло, его безусое лицо стало удивленным и встревоженным, он
медленно положил руку на кобуру. Даниил спокойно поднял "Ауто" и выстрелил
в это лицо.
"Алконост". В ушах у него настойчиво звучало, словно слуховая алкогольная
галлюцинация:
воротам. Мосты за спиной горели и рушились, ничто отныне не имело
значения, не было ни любви, ни ненависти, все, кого он любил и предал,
были мертвы, будущее его не интересовало, прошлое хотелось смять и
выбросить. Пора домой, дома на его совести не будет абсолютно ничего, все
останется по эту сторону, навсегда, насовсем...
и остановил машину на перевале. Внизу, в распадке, стояла окруженная
серебристыми елями вилла - инкубатор со змеиным яйцом.
сработанное человеческими руками оружие, он почти вертикально шел к земле,
врубаясь винтами в голубой осенний воздух, и Даниилу показалось, что он
видит за сизым бронестеклом спокойное лицо Жени - за секунду до того, как
надрывно ревущий штурмовик вонзился в землю, в белый красивый дом, и
распадок заволокло тучами дыма, пронизанного желтыми всплесками огня...
был таким с самого начала.
толпами народа костры, и на кострах горели царские флаги и эмблемы, а по
улицам грохотали танки, над ними развевались красные полотнища, а на них,
махая разномастным оружием, теснились бородатые, в круглых беретах и
кожанках, и кто-то держал речь с балкона при полном одобрении толпы,
кто-то деловито сдирал погоны с перепуганного полицейского, кто-то сшибал
прикладом орленые вывески, кого-то целовали смеющиеся девушки, и на танки
летели яркие букеты...
только синева, и нежная пена облаков, и удивленно охавшие пилоты
истребителей и аэробусов, потом голубизна стала темнеть, превратилась в
черноту, остались далеко внизу орбиты спутников, Кфансут поднялся за
пределы атмосферы и затерялся среди звезд.
казалось, из самого Солнца, падают эти многокилометровые струи,
вспыхивающие всеми красками Земли, сверкающие мириадами крохотных радуг;
как они падают и тают, словно прекрасный неощутимый сон. Он очень быстро
кончился, Неземной Дождь.
собой представляет.
23
напряглось, лопнуло на несколько десятков секунд, и сквозь образовавшуюся
щель Даниил вернулся в свой мир.
генератора перехода пребывал желторотый практикант. Он упоенно читал
Дрюона и даже не посмотрел на обвитую спиралью раму "двери", когда
мелодично мяукнул сигнал. Он поднял голову, лишь услышав шаги. Последовала
немая сцена.
того, чтобы опознать любого чужака, вздумай только тот сунуться с той
стороны... Слава богу портрет был пока что без черной ленточки. Взглянул
на календарь - все правильно, двадцать четвертое сентября. Время в обоих
мирах текло строго параллельно.
расспросами, Даниил пошел к двери и слышал, как практикант восторженно
орет в телефонную трубку.
шоссе и помчался к Киеву, превышая дозволенную скорость, нагло обгоняя с
заходом на встречную полосу. Он ехал сквозь коридор взглядов и лиц,
которые видел только он, не хотел думать ни о чем и ничего не хотел
желать. Мельком вспомнил, что пришла осень и снова по-всегдашнему зарядят
косые, занудные, бесконечные дожди.
обещали и не просили.
Ведь можно было что-то сделать...
Каждому свое...
пространства? - спросила Ирина. - Мерзавец - везде мерзавец... Мне-то все
равно, меня уже нет и никогда больше не будет, а вот ты...
усыпанному грязными осенними листьями шоссе, мелькали синие таблички с
белыми надписями, с обеих сторон был багряно-золотой, прекрасный в
каждогоднем умирании лес, вечный Осирис, а сверху - скучное серое небо с
одиноким, пугливо сжавшимся клочком голубизны. В такой день поневоле
вспоминалось, что нет больше Владимира Высоцкого, что на Новодевичьем
торчит черная колонна и белая колонна, а бюст - между; что некий военный
летчик родом из Тулы взорвался на стартовой площадке и оттого не стал
Первым; что прежде Евы была Лилит.
мысленно выл от страха, ожидая, что вслед за Ириной к нему придут другие,
что с ним станут говорить Милена, Женя, Пашка Хрусталев, Резидент...
других настоящими пулями и убивал их всерьез, живых, теплых... Забыть?