Чтение 21–й страницы книги ~Долина совести~

Он даже этого не мог себе позволить! Даже подойти и остановиться рядом;
он сидел, как сыч, на своей верхотуре и оттуда наблюдал, как она
разговаривает с преподавателем - и как в глазах ее собеседника, моложавого
подтянутого франта, тают будто два кусочка сливочного масла.

Франт преподавал философию, его лекции были дважды в неделю, на
безымянном пальце его правой руки имелось толстое обручальное кольцо, тем не
менее он всегда выделял взглядом хорошеньких студенток, а ведь Анна была не
просто хорошенькая. Она была... нет, не самая красивая на курсе. Были
девушки куда более броские;

Анна к тому же почти не пользовалась косметикой... Анна была - профиль на
монете, серебро среди меди и нержавейки, она выделялась бы и среди золота,
ленивого, пошлого, желтого. Она смеялась негромко, но Влад всегда слышал ее
смех даже сквозь утробный хохот однокурсниц. На лекциях она редко задавала
вопросы, но если спрашивала - то будто дротиком в "десятку". Преподаватели,
как правило, в ответ поспешно кивали: "Да, хорошо, что вы спросили, я как
раз хотел сказать..."

У нее был цепкий, ясный взгляд. Влад мечтал, чтобы она хоть однажды
посмотрела на него. Вот так, с огоньком на дне пристальных глаз.

Однажды вечером она сидела в читальном зале до самого закрытия
библиотеки. И Влад сидел - совсем рядом, но невидимый Анне за стеллажом с
какими-то журналами. Без пяти восемь библиотекарша пошла по рядам,
выпроваживая студентов домой; Анна отстала от группки девчонок, брела в
гардероб, опустив голову, в руке у нее был шарф, конец его волочился по
полу, а Влад шел сзади, в двадцати шагах. Вот пришли в гардероб - на каждом
пустом крючке имелся жестяной номерок, и все они звенели, стоило лишь
прикоснуться к вешалке; Анна натянула пальто - Влад не стал помогать ей, он
ждал у порога, пока она оденется и выйдет...

И тут у нее из кармана вывалился металлический жетончик на метро.
Вывалился и покатился по полу, по темному вощеному паркету; по бетонной
плитке, прямо к Владовым ногам. Ударился о его правый ботинок - и,
потрепыхавшись еще немного, улегся набок.

Владд машинально наклонился и поднял жетон. Однокурсники давно привыкли
не замечать его - как будто он был такой вот вешалкой со звенящим номерком;
АННА и смотрела так, будто в первый раз видела этого небольшого веснушчатого
парня с потертой сумкой через плечо.

Но она смотрела. Прямо на него. И в черных цепких глазах было приветливое
удивление.

Влад шагнул вперед и положил жетон на стойку гардероба.

- Спасибо, - сказала Анна.

- Пожалуйста, - сказал он, повернулся и вышел.

...Она шла по темной улице, а он шагал сзади, не выпуская ее из виду. Она
села в трамвай - и он ухитрился влезть в него так, чтобы она не заметила.
Она вышла - и за ней Влад; она вошла в парадное, и он вошел следом -
неслышно. На третьем этаже открылась дверь, женский голос спросил, почему
так поздно, дверь закрылась...

На другое утро Влад купил на почте десять конвертов без марки и тонкую
школьную тетрадь. Спустя два дня, снова проводив Анну до самого дома,
оставил конверт в почтовом ящике квартиры номер восемь.

"Привет.

Ты занималась хореографией? Ты танцовщица, да?

Учти - философ таращится на тебя, как на шоколадный торт, а ты ничего не
видишь. Тебе и не надо видеть. Пусть себе таращится.

Знай, пожалуйста. Если тебе что-то понадобится - рядом всегда есть
человек, который сможет помочь и защитить.

Всегда.

Ну что - мне удалось тебя заинтриговать?

Апрель".

Утром она внимательно вглядывалась в лица однокурсников. Щеки ее казались
более розовыми, чем обычно; проклятый философ нюхом учуял ее романтическое
настроение, попросил остаться после пары и долго что-то втолковывал, нежно
водя пальцем по строчкам Анниного реферата...

"...Эта скотина обязательно будет приставать к тебе перед экзаменом. Если
только он начнет паскудно намекать - приколи на свитер любую брошку или даже
просто булавку... Апрель".

***

Он отпер ворота большим нержавеющим ключом. Загнал в гараж машину -
колеса то и дело пробуксовывали в снегу; почтовый ящик был переполнен, из
щели для писем и газет розовым языком торчала какая-то рекламная открытка.
Порог, ровно припорошенный снегом, походил на стол под крахмальной
скатертью; рифленые ботинки Влада припечатали это великолепие, возвестив тем
самым любопытному почтальону, что "этот ненормальный" наконец-то вернулся
домой.

Почтальон когда-то даже сообщил в полицию. Он уверен был, что Влад -
темная личность, что честные граждане так себя не ведут. Влад подарил
участковому книжку своих сказок "Для самых маленьких", и этим инцидент
исчерпался, но почтальон с тех пор невзлюбил его еще сильнее и распускал по
округе самые гадкие и вздорные слухи. Правда, Влада это вовсе не касалось,
знакомых и соседей у него в округе не было, он выбрал этот дом именно за его
уединенность...

...Как раз накануне консультации по философии Анна пришла в аудиторию с
железной брошкой на свитере. Она казалась подавленной, от румянца не
осталось и следа, кто-то из приятельниц нелестно высказался в адрес дешевого
украшения, Анна сделала попытку снять брошку - но в конце концов оставила...

Вечером того же дня Влад пришел к философу домой. Дверь открыла жена -
дородная дама в полосатом махровом халате. Влад сунул ей в руки желтую, как
цыпленок, розу и с улыбкой попросил позвать господина такого-то.

Из квартиры доносились детские голоса; философ вышел, на лице его имелась
удивленная улыбка. Даже дома, застигнутый врасплох, он выглядел франтом: на
вельветовой рубашке не было ни морщинки, домашние брюки не пузырились на
коленях, лестничную площадку заполнил запах одеколона. Влад на секунду
увидел себя со стороны - плохо одетый, плохо выбритый юноша с лихорадочным
огоньком в глазах; бирюк, сумасшедший, студент-троечник. Кому поверят, если
дело дойдет до разбирательств? Ясно же, кому поверят, а кого отчислят по
дисциплинарным соображениям...

Он заговорил, глядя в прищуренные голубые глаза философа; с каждым его
словом эти глаза суживались все больше. Наконец его собеседник сделал
попытку уйти, не говоря ни слова; Влад двумя руками ухватился за ворот
чистой вельветовой рубашки, рывком притянул лицо философа к своему лицу и
сказал, глядя в щелочки-глаза, что вот эту морду, которая перед ним, он
превратит в кроватей блин на глазах у всех студентов, прямо в аудитории...

Философ не дослушал, рванулся, с треском обрывая воротник, и крикнул
жене, чтобы вызывала полицию. Влад подставил ногу, не давая возможности
захлопнуть дверь; из дальней комнаты выглянули две девочки, лет восьми и лет
двенадцати, испуганно вцепились друг в друга.

- Оставьте ее в покое, - сказал Влад философу. - Или будет хуже.

В коридоре снова показалась дородная дама в махровом халате.
Остановилась, внимательно глядя Владу в лицо; обернулась к тяжело дышащему,
в рваной рубашке мужу:

- Так вызывать полицию?

В ее угрюмом взгляде и тусклом голосе было нечто, заставившее философа
полностью потерять самообладание, удариться в ругань, в крик, в визг; только
тогда Влад ушел.

Да, он ушел; на экзамене философ даже не смотрел в его сторону. Влепил
тройку; Анна, лучшая студентка и отличница, получила "четыре". Вместо двух
кусочков масла в глазах философа плавал теперь лед. Чтобы замести следы, он
не поставил в этот раз ни одной пятерки, чем вызвал всеобщее возмущение и
легкую бурю в деканате.

Это "четыре", это все-таки не "пять", укоризненно сказал во Владовой
памяти очень знакомый голос.

Анна чуть не плакала от обиды и несправедливости. Философ подвергся
всеобщему молчаливому остракизму;

Влад попытался было встретиться с ним еще раз - в подворотне, - но хитрый
франт был очень осторожен и не попался.

"...Не бойся. Если тебя обидит кто-то - я увижу, и больше он к тебе не
полезет.

И не пытайся меня вычислить. Скорее всего, у тебя ничего не выйдет. Давай
играть в эту игру - будто меня нет. Будто я - везде..."

***

Он проснулся в семь утра оттого, что снова ощутил себя в поезде. Будто он
спит, не раздеваясь, в купе для проводников, а кто-то из пассажиров колотит
в дверь и громко жалуется, что в вагоне холодно.

Он целый год проездил проводником на разных направлениях, с разными
напарниками, а иногда и вовсе один. Поезд - это всегда люди, и всегда новые,
вот только с напарниками иногда возникали проблемы, ведь поезд - это еще и
очень тесно...

За этот год его внутренний счетчик откалибровался почти до совершенства.
Влад точно ощущал, сколько прикосновений, сколько разговоров за бутылкой
водки, сколько часов молчаливого присутствия потребуется для того, чтобы тот
или иной человек ощутил дискомфорт, расставшись с ним. И всегда менял
напарников раньше, чем те успевали по-настоящему привязаться. Да, его не
любили, считали гордецом и предателем, но он ведь и работал всегда на таких
непрестижных направлениях и в таких паршивых поездах, куда приличного
проводника калачом не заманишь...

В комнате действительно было холодно. Конечно, не Как в зимнем вагоне,
где кончился уголь, но все-таки Влад замерз.

Включил обогреватель. Натянул свитер поверх халата. Пошел на кухню,