висел над их головами такой плотной пеленой, что небо различить было
совершенно невозможно, скрывая их тем самым от глаз полиции, и даже когда
они выбрались из выгоревшего участка леса и стали пробираться среди живых
деревьев и кустарника, не пострадавшего от огня, завеса смога по-прежнему
надежно укрывала их от опасности быть обнаруженными сверху.
началу своего долгого последнего остатка пути.
мякоть бедра выгорает дотла от маленьких язычков пламени, возникавших
внутри, и что вскоре от мяса ничего не останется, кроме золы и костей,
прикрытых снаружи оболочкой кожи. С каждым шагом боль все усиливалась.
пропиталась кровью.
периодически приходилось делать остановку, чтобы дать ему передохнуть.
Скорость их передвижения значительно замедлилась, но Альянс, по-видимому,
пребывал в уверенности, что беглецы погибли во время лесного пожара, и это
заблуждение властей позволило им хоть и медленно, но продвигаться к
намеченной цели.
Дэйвис яростно негодовал на свое тело, словно боль в ноге была злонамеренным
деянием его плоти, не желающей внимать доводам разума. Пройдя через столько
испытаний, он не мог примириться с мыслью, что его неспособность пройти
оставшуюся пару миль может стать причиной их гибели. Но вскоре он понял, что
ненависть к себе или отвращение к собственной слабости только усиливают в
нем чувство депрессии и затрудняют возможность продолжать путь. С другой
стороны, если он обратит всю свою ненависть вместо себя на Альянс в целом,
на коротышку полпреда лично и на каждого солдата, участвовавшего в погоне за
ними, в частности, то гнев придаст ему силы, побудит его к успешному
завершению того, что до сих пор казалось невозможным. Когда праведный гнев
отвлечет его мысли, то Дэйвис, возможно, будет испытывать меньшую боль,
наступая на раненую ногу, хотя бы первые несколько шагов.
лицо Дэйвиса вспыхивало от ярости на всех тех, по чьей вине они оказались в
таких обстоятельствах, вынудивших их решиться на этот безумный побег, лишив
его возможности общаться с нормальными людьми, объявив вне закона. При
написании стольких исторических романов он поневоле глубоко вникал в каждую
эпоху, пройденную человечеством в прошлом. Его всегда поражало, как
радикально менялись запреты от одного определенного исторического момента до
другого, от одной культуры к другой - пусть даже эти культуры сосуществовали
в небольших странах, расположенных бок о бок, или же относились к большему
числу людей, целой нации. Это была одна из тех идей, которые он всегда
пытался довести до сознания своих читателей. Структуризация запретов не
имеет ничего общего со здоровьем нации, она просто устанавливает глупую и
вредную практику вмешательства в права другого человека. Зачем указывать
другому, что он должен надевать или с кем заниматься любовью и на каких
условиях? Через сотню лет над этим будут только смеяться, как над узостью
мышления. Дэйвис размышлял по этому поводу, пока они шли, и даже заставлял
себя вникать в подобные мысли еще глубже, чем когда-либо, чтобы попытаться
отвлечься от донимающей его боли.
верхушку Альянса, обладавших властью над массами. Им никогда не дано открыть
для себя концепцию ?мы?. Более того, они даже отрицают концепцию ?я? в угоду
более варварскому отождествлению себя с обезличенным понятием ?это?. Каждый
человек в Альянсе - частица этой концепции, включая правительство, огромный
механизм по поддержанию существующего порядка с помощью законов и тюрем,
всевозможных организаций. Каждый человек - не больше чем шестеренка в этом
всеобъемлющем механизме, обезличенный и лишенный индивидуальности. Такое
видение мира, концепция так называемого ?это? представляет собой наиболее
опасную философию, подсознательно принятую большей частью человечества, так
как эта теория позволяет ее приверженцам - бюрократам, солдатам и
политиканам - совершать самые жестокие акты физического и морального насилия
против всех инакомыслящих. Любой член иерархии Альянса, убивший ?предателя?
или иного врага государства, никогда не сочтет лично себя за это
ответственным. Если кого-то и обвинят, то только собирательное и
обезличенное понятие ?это?, то есть все мы. Солдат, который убивает на
войне, генерал, который отдает ему приказы убивать, президент, который
объявляет войну, - никто из них лично ни в чем не виноват (по крайней мере,
так они считают сами), потому что действуют они от имени правительства,
представляя себя как маленькую - да пусть даже и большую, размер здесь не
играет роли - шестеренку (это самая популярная отговорка) в механизме
всеобъемлющего и за все отвечающего ?это?. И даже правительство - верхний
уровень иерархии в ?это? - полностью защищено от обвинений в свой адрес, так
как всегда может сослаться на расхожую фразу: ?Правительство получает власть
от народа? - очередной призыв к людям-шестеренкам голосовать за тех же самых
мегаманьяков, когда на следующих выборах они пойдут к избирательным урнам.
из леса и взобрались на покрытое кустами подножие холма у основания одной из
самых больших гор, когда-либо виденных им, - гигантский пик по форме своей
отдаленно напоминал зуб мудрости. Они шли и отдыхали, затем снова шли и
отдыхали, и так все время, словно в состоянии какого-то гипноза, вот уже
около девяти часов с тех пор, как выбрались из сожженного леса. Именно эта
остановка, не связанная с тем, чтобы сесть и дать передышку ноге, прервала
цепь его размышлений и заставила обратить внимание на окружающее.
удержаться в вертикальном положении. - Если я правильно поняла деда, то вход
в крепость должен быть где-то недалеко.
котором он пребывал, так как боль, испытываемая им тогда, была намного
меньше той, которую он испытывал сейчас, снова окунувшись в реальный
окружающий мир.
тело снизу доверху. Когда же взглянул на ногу, то пожалел, что сделал это,
так как вид был далеко не из приятных. Края раны разошлись, и осколок
чуть-чуть вылез наружу. В результате артерия запульсировала более свободно и
уже залила его брюки изрядным количеством крови. С усилием Дэйвис оглянулся
и увидел позади себя обильный кровавый след, который тянулся за ним на
протяжении последних полудюжины шагов. В лунном свете след казался черным, а
не красным.
очень большая... Я как сонный.
бархат, мягкая и приятная на ощупь. Он почувствовал, как слабеет пульс по
мере того, как голова наливается свинцовой тяжестью и начинает кружиться.
навзничь. Холод снега так восхитительно освежил кровоточащую рану, что он
внезапно ощутил уверенность, что оправится и ему будет хорошо, если напихать
немного снега внутрь, туда, откуда кровь... Так он и лежал, чувствуя себя
хорошо, погружаясь в забытье и воспринимая липкий холодный снег как
преддверие мирной и безболезненной смерти...
Глава 11
не просто полное отсутствие запахов, а нечто стерильное - некий колодец,
созданный с непонятной целью или вообще без цели, подземелье без стен,
потолка и пола, лишенное воздуха и малейшего дуновения ветерка, а также
всего того, что можно определить с помощью органов чувств, - какая-то
уходящая в бесконечность внешняя оболочка из ничего, абсолютный нуль...
темнота стала черной как деготь. Потом - просто чернотой. Наконец - просто
темнотой. Свет возникал постепенно, по чуть-чуть, пока не достиг яркости
лунного света, хотя откуда он исходил, понять было невозможно.
разматываются на бобинах...
тем, к чему ее предназначили создатели. После того как у него в мозгу
осмыслилось слово ?машина? как первое конкретное понятие во всем его
значении, возникшее на стадии медленного пробуждения, то на ум пришли и
другие содержательные мысли и стали возникать вопросы.
человек, у которого нет ни малейшего понятия, где он находится, либо пьяный,
либо не в своем уме или же был умышленно накачан наркотиками. Да-да, весь
набор расхожих фраз из его исторических романов возник в его мозгу. Но по
мере того, как он их осмысливал, сразу отвергал одну за другой, пока не
Ильин Андрей
Влодавец Леонид
Шилова Юлия
Круз Андрей
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна