неохотой, Ноде рассказывал Сирано о былом "дне баррикад":
войскам войти в Париж, где обосновался герцог Генрих Гиз, по прозвищу
Рубчатый. В ту ночь воевали три Генриха: король Генрих III Валуа, Генрих
Наваррский Бурбон и Генрих Гиз, "король Парижа", сумевший снискать
расположение простолюдинов, но, как глава католической лиги, для
достижения власти он заручился поддержкой Испании, которой распродавал
Францию по частям.
внезапно признал "короля Парижа" Генриха Гиза, утвердил все его
распоряжения и дружески пригласил к себе. Самонадеянный Гиз, суливший
фанатикам повторение Варфоломеевской ночи, отважно явился к королю и был
заколот на пороге его кабинета.
нечто подобное?
меня в плаванье на фелюге с двумя гробами, откуда восстаете и вы, и отец
Кампанелла, ради которых приходится избегать испанских кораблей, как
пиратов, в результате чего я был выдворен с почетом в Новую Францию; то вы
же перелетаете туда неведомым способом, по убеждению вице-короля, с
помощью стеклянных банок с росой, притягиваемой солнцем; то сейчас
заставляете меня пережить мной же описанный "день баррикад".
подозрительно оглядывая гостей.
корм, который нынче вздорожал, почтенные господа. Но где же ваши слуги и
багаж, без которого не путешествуют? - произнес он отнюдь не приветливым
голосом.
торговался с бессовестным кабатчиком. Наконец они договорились о цене, и
трактирщик, открыв ворота, увел коней во двор, а путники отправились по
парижским улицам пешком.
поборами, как набегами врагов. Крестьяне, ограбленные сборщиками податей,
питались кореньями, лишенные скота, порой вынужденные сами впрягаться в
плуг, терпели негодуя. И у всех на устах виновник общих бед Мазарини. Его
имя слышалось вперемежку с проклятиями и на улицах Парижа, где слилось
недовольство и знати и простолюдинов. Брожение в столице уже складывалось
в мощное движение Фронды (что означало - шутка, детская игра в лапту),
которая отнюдь не в шутку грозила королевскому двору.
требовал свободы им и свободу себе.
всякой всячиной вал рядом с опрокинутыми столами и стульями, старой
телегой и лестницей попала лакированная карета, из которой не выпрягли
даже лошадей, две пары редкой белой масти в яблоках.
столпившимися горожанами зажигательную речь.
гугеноты? - отвечали им соседи по толпе, награждая их косыми взглядами.
превзошедшего в тщеславии и алчности самого почившего кардинала Ришелье!
Народ стонет под его игом, несчетные поборы губят вас, многих пускают по
миру. Он, Мазарини, призвал откупщиков, так называемых "партизан", взымая
с них причитающуюся по налогам сумму вперед и предоставляя им право
сдирать с вас, простых людей, прежде всего крестьян, сумму вчетверо
большую. Ему выгоднее иметь дело с несколькими наживающимися на разорении
народа бессовестными "партизанами-откупщиками", чем с самим народом. Но
народ в вашем лице, горожане Парижа, должен сказать свое слово! Если
временщик заточил вчера в тюрьму трех уважаемых членов парламента,
вручивших власть королеве-регентше, то все вы вправе потребовать свободу
узникам и свободу себе! Надо положить конец узурпатору власти, вчерашнему
камердинеру, надевшему кардинальскую сутану и ослепившему королеву. На
баррикады! На баррикады!
церковную проповедь.
Ноде и добавил: - Герцог Рец! Я знал его, он из флорентийцев свиты
зловещей Екатерины Медичи. Еще в юности он изучал заговоры и сам Ришелье,
прочтя его памфлет о заговоре Фьески против генуэзского деспота Дория,
заметил об авторе: "Вот опасный ум". И кажется, он действительно опасен
кое-кому в Лувре.
баррикады к баррикаде.
женщины с простертой вперед рукой. Но в ней была не свеча, как когда-то, а
знамя.
возглас.
дальше к Лувру.
опрокинутой бочке стоял другой оратор. Его длинные русые кудри струились
по плечам, одухотворенное лицо с тонкими, почти женственными чертами
пылало, бархатный голос гремел.
Мало найдется милашек, которые отвернутся от такого молодца! Недаром его
прозвали "королем торговок", а торговки в наше время - сила! Вы только
послушайте его!
и гремел, и вкрадчиво проникал в души слушателей красивый вибрирующий
голос. - Настало время потребовать ответа от коварного псевдосвятоши,
нарушившего обет безбрачия, не вступая в брак, поскольку под рясой у
бывшего камердинера нет и капли королевской крови. Но зачем ему узы брака,
когда можно наслаждаться его радостями без всяких уз, налагаемых церковью
и совестью?
подбородками, сытый горожанин, стоявший подле Сирано и Ноде.
наклонившись к толпе, Бофор, - что этот "кардинал", кокетливо показывая
алую подкладку своей подобранной сутаны, проникает по ночам в спальню
"мамаши" и, надо думать, не для напутствия ее в качестве духовника, а
принося ей скорее не духовную, а плотскую пищу, куда более сладостную!
малолетнего короля. Его наверняка уже нет в живых!
толпе.
дуэлях, которые, казалось, могли бы открыть Сирано де Бержераку путь в
Лувр, он так и не добился тогда заветной цели.
борьбе со Злом, вместе с толпой Сирано, потеряв своего спутника Ноде,
ворвался в королевский дворец.
залов с лепными украшениями в простенках и на потолке.
вышла к толпе, ведя за плечи хилого сына, Людовика XIV, который через
четверть века стал олицетворением безграничной королевской власти,
основанной на прихоти, самодурстве, бессмысленном этикете.
перепуганный худенький мальчик в роскошном, видимо стесняющем его, костюме
и расширенными глазенками смотрел на возбужденные лица ворвавшихся во
дворец людей.
взыщу со своего первого министра за его самовольство. Занимавшийся нашими
финансами Эмери мной уже отстранен. Кроме того, я обещаю выполнить ваши
желания, которые изложат мне выбранные вами представители и которые не
пойдут во вред стране и короне.
бы лучшего. Во всяком случае, соляресса Эльда, изучавшая его на
невообразимом расстоянии от Франции, успела в произношении куда больше.
один.
другом детства Кола Лебре, но вспоминал почему-то не виденные ими вместе
дома, которые встречались теперь ему, а исполинские башни, сложенные из
поставленных друг на друга дворцов, уходившие в розовые полупрозрачные
облака, куда поднимали чудесные самодвижущиеся ступеньки лестниц.
с баррикадами и негодующей толпой окружала теперь его. И как не похожи эти