Задницы, ясное дело, капнула вниз. А знаешь, что внизу бывает за
разбазаривание средств? В лучшем случае припаяют самоуправство. И Рашена
теперь - на вздрючку. Ладно, ему не впервой. Только вот если информация
выйдет из стен Адмиралтейства и попадет в Сеть... Найдется ведь зараза,
раззвонит на всю Солнечную. А Рашен, может, последний вояка, которого на
Земле еще с дерьмом не смешали. И плакали твои шесть процентов голосов. Он
же эти бабки, считай, украл! А главное, зачем?!
- Во-первых, не "твои шесть процентов", а наши, - поправил его Вернер. -
Или ты уже не наш, а, крыса штабная?
- На себя посмотри, жертва радиации. Таракан реакторный!
- А во-вторых, ничего ему не будет, - продолжил Вернер твердо. - Ты же сам
знаешь, для чего Файн пошел к Церберу. Наоборот, Рашена хвалить надо. Он
же, можно сказать, работает на опережение. Защищает мир от внешней угрозы.
- Это, что ли, от чужих? - спросил Мозер с нескрываемой издевкой.
- А от кого же еще?
- Знаешь, Энди, ты, конечно, мужик что надо, но дурак редкостный. Мой тебе
совет - про чужих ни слова.
- Погоди... Ты в них что, вообще не веришь?
- В чужих никто не верит там, - Мозер ткнул пальцем себе под ноги. -
Согласись, в таком контексте уже не важно, что по этому поводу думаю я.
Стоит Рашену только заикнуться о своих идеях, и он всему флоту кинет
серьезную подлянку. Тебе сказать, как ведущие психиатры внизу трактуют
активные действия по розыску чужих? Или сам в курсе?
- Болезненная тревожность, - мрачно кивнул Вернер, опуская глаза. - Хотя
нет, активные действия - это уже симптом мании преследования. Вот дерьмо!
- Они, конечно, тормозят, - сказал Мозер, - но я их понимаю. У Совета
Директоров сейчас есть четкая задача - развалить флот и высвободить деньги.
Вот они ее и выполняют. А если чужие прилетят и врежут, это будет уже
совсем другой разговор. И другая политика.
- Интересно, какую он придумал отмазку, - пробормотал Вернер, имея в виду
Рашена, который в Адмиралтействе о чужих, разумеется, не заикнется. Понять
это было обидно.
- Придумает что-нибудь. Он же русский все-таки. Хитрожопый.
- Как дам в лоб! - пообещал Вернер. - Не посмотрю, что целый капитан.
- Ой-ой-ой! - рассмеялся Мозер. - Напугал. Главное, не расстраивайся. Ты же
к бабе шел? Вот и думай о хорошем. А то еще не встанет...
- Фу! - брезгливо сморщился Вернер. - Что за слова... Будто и не астронавт
вовсе. Говоришь, словно всю жизнь внизу ползал. Стыдно.
- На себя посмотри, - всерьез обиделся Мозер. - Тоже мне, понимаешь,
орденоносный герой, весь в шрамах и без пиписки...
- А ты ведь боишься, - неожиданно спокойно заметил Вернер. - Ты же
наверняка присмотрел себе местечко в наземных службах. Дал на лапу кому
следует... Распустят нас или нет, тебе в любом случае еще лет на десять
жирный кусок гарантирован. Интересно, с какой рожей ты подпишешь
распоряжение о сдаче "Тушканчика" на слом... Что, угадал?
- Да пош-шел ты! - почти крикнул Мозер. Обвинение было довольно серьезным.
В случае роспуска флота его наземные службы автоматически превращались в
контору по инвентаризации всего, что от флота осталось, затем -
эксплуатации того, что еще могло летать под коммерческим флагом, а потом и
утилизации оного. Неписаный кодекс чести не позволял летному составу
участвовать в таких мероприятиях. Считалось, что это предательство.
- А если Рашена вниз спишут, - продолжал зловеще Вернер, - то ведь и твои
акции здорово упадут, правда? Это ты сейчас крутой, ходишь адъютантом при
самом лихом адмирале. А так ведь - ноль без палочки. И внизу тоже никому не
будешь нужен.
- Знаешь, это ведь я тебе в лоб звездану, - прошипел Мозер. - Тоже не
посмотрю, что ты всего лейтенант. Не пожалею нищую сиротинушку, психически
травмированную да условно освобожденную...
- Попробуй, - сказал Вернер. - Только учти, что я не хотел тебя обидеть. Я
просто констатировал факты. И знаешь... Мне тебя жаль.
Мозер неожиданно сник. Ударить Вернера он, конечно, не рискнул бы. А в
перепалке у него шансов выиграть не было, потому что Вернер угадал все
правильно.
- Злой ты стал, - только и сказал Мозер. - И что-то очень уж нос задрал. Ты
сейчас тоже у Рашена в фаворе. Но были времена, когда ты вел себя
по-другому. Попомни мое слово, он тебя снова выжмет, как тряпку, и
выбросит. Чисто русская модель поведения, я эти штучки знаю. Сегодня ты ему
нужен, а завтра... И вообще, Энди, не забывай, где я тебя видел и как
плачевно ты в этот момент выглядел.
- Я же не герой, - мирно сказал Вернер. - Я так... просто астронавт.
Повернулся и ушел.
Мозер дернулся было с намерением сказать вслед какую-нибудь гадость, но
передумал. На любое его обидное слово Эндрю уже сто раз мог предложить
Мозеру, допустим, нырнуть в Юпитер. Или посидеть в тюрьме. Но ведь не
предложил.
- Дурак ты, - сказал Мозер уныло.
В тюрьме, куда Мозер за ним приехал, Эндрю выглядел далеко не плачевно. Был
в этом человеке какой-то удивительный несгибаемый стержень. В любой
кризисной ситуации Вернер быстро соображал, компетентно действовал и
никогда не терял головы. На взгляд Мозера, он был отличный профессионал и
настоящий герой. А то, что в обыденной жизни Вернер оказался рохлей и
сейчас таскал позорные для своего возраста лейтенантские нашивки, Мозера не
удивляло. По его мнению, это как раз была характерная примета героя.
Флаг-адъютант Мозер по-черному завидовал своему однокашнику, которого
другой герой - Успенский - прямо с четвертого курса забрал в космос.
Мозер тяжело вздохнул, сунул руки в карманы и отправился по своим абсолютно
не героическим делам. В этом и заключалась разница между успешным и
состоятельным Мозером и ободранным неудачником Вернером. Эндрю на каждом
шагу подстерегала возможность блестяще проявить себя. Да, это было опасно
для жизни, но как же красиво выглядело! И планка Сердца на рабочей куртке
Вернера всегда будет волновать девичьи сердца. А все нашивки и галуны
Мозера говорили только о респектабельности и добропорядочности, но никак не
об умении выживать и спасать других, которое так ценят женщины.
Конечно, Мозер тоже неоднократно имел возможность красиво выступить. Но на
совсем другом поприще - штабном, - которое здесь, наверху, считали делом
особым, предназначенным для людей умных и дальновидных, только вот, увы,
неспособных держать перегрузку и мгновенно принимать решения. Единственным
в группе F "штабным", по-настоящему уважаемым боевыми офицерами, был
контр-адмирал Задница, который в молодые годы отмочил такой подвиг, что не
смог больше водить корабли.
А флаг-адъютант Мозер с детства бредил космосом и очень хотел совершить
где-нибудь в Пространстве настоящий героический поступок. Можно даже с
травмой, физической, а лучше еще и с психической, что уж совсем круто.
Прийти на выручку, спасти коллег, разнести врага в мелкие клочья, уползти
домой на разбитом отражателе и, ступив на твердую землю, с облегчением
сказать: "Я сделал все, что мог". Но вот как раз сделать все, что в его
силах, прожить отрезок жизни на пределе возможного и вернуться из
смертельного боя живым Мозер оказался не способен. И до сих пор страдал по
этому поводу комплексом неполноценности. А по пьяни даже горько
расстраивался. Хотя, по большому счету, не был ни в чем виноват.
Молодую смелость флаг-адъютанта хватил столбняк пятнадцать лет назад.
Мозер, тогда еще лейтенант, ждал на орбитальной базе погрузки на скаут
"динАльт", куда был приписан вторым навигатором. И увидел заходящий на
стыковку легендарный круизер "Лок фон Рей", совершивший фантастическое
погружение в Юпитер. Мозер знал нескольких ребят с "Фон Рея", в том числе
Эндрю Вернера, и поспешил к шлюзу, благо его офицерское звание позволяло
ходить везде и совать нос в чужие дела.