Чтение 21–й страницы книги ~Вселенский неудачник~

лазеропередатчик внезапно сработал. В сообщении просили срочно зайти в
институт межпланетных исследований на кафедру галактической океанологии.

На кафедре меня встретил необыкновенно жизнерадостный толстяк с розовой
лысиной, опушенной мягкими волосами. Когда я вошел, толстяк кинулся навстречу,
необыкновенно долго мял мне руку, а потом, отступив на шаг назад, громко
воскликнул:

- Не узнаю! Вы, собственно, кто такой?

- Я по поводу разъездов... получил от вас лазерограмму.

- А! Тот самый Тэ-Лэ Невезухин, которому нужна работа? Считайте, что она
уже ваша! - обрадовался толстяк и снова набросился на мою руку, видно считая,
что в прошлый раз он тряс мне ее по ошибке.

Я поинтересовался, в чем заключается работа.

- О, сущая безделица! Вы должны отправиться на планету Феррарум, набрать в
эту баночку воды из океана, и доставить ее нам на кафедру. Вот, собственно, и
вс"! И за этот пустяк - две тысячи.

"Так много!" - едва не воскликнул я, но, спохватившись, спросил, могу ли
получить задаток.

- О, разумеется, Тэ-Лэ, разумеется! Мы оплачиваем все расходы. Вам как
лучше?

- Наличными, если можно, - быстро сказал я, сообразив, что деньги
положенные на карту, будут немедленно зачтены в счет долга, и я опять останусь
на бобах.

Толстяк открыл ящик стола, насвистывая, отсчитал мне тысячу рублей и, уже
протягивая деньги, сказал с внезапной озабоченностью:

- Только вы нас, пожалуйста, Тэ-Лэ, не подведите. А то, знаете, мы на этот
Феррарум пятого курьера посылаем.

- А где первые четыре? Потеряли фирменные баночки?

Не оценив шутки, толстяк уверил меня, что баночек курьеры не теряли, а
попросту сгинули, и что лично он считает такое поведение крайне непорядочным.

- Не волнуйтесь. Я буду беречь вашу баночку так, как если бы в ней
находились мои собственные анализы, - пообещал я и после трехминутного
прощального рукопожатия вырвался наконец на свежий воздух.

Первым делом я направил свои стопы в ремонтную мастерскую, а затем, уже
выведя "Блин" на орбиту, открыл космический справочник, чтобы выяснить, где
расположен Феррарум. Это оказался глухой угол, затерянный в Хвосте Змеи.
Чистого времени полета было по моим расчетам месяца полтора. Признаться, я
ожидал худшего, поэтому даже обрадовался. Полтора же месяца в космосе я решил
потратить на то, чтобы изучить греческий и латинский языки, а заодно, отдыхая
в перерывах, разгадать новый сборник кроссводов до тридцатой страницы
включительно.

Я задал Мозгу координаты Феррарума, а сам завалился на диван, открыл
кроссворд и стал вспоминать, как называется дойное рогатое животное из шести
букв, имеющее самца всего из трех букв...

Полет к Ферраруму прошел без поломок и приключений. Когда шесть недель
спустя моя ракета заходила на посадку в его космопорту, я уже почти выучил
спряжения неправильных греческих глаголов и сносно понимал по латыни.

С орбиты Феррарум выглядел неважно. Это была небольшая красноватого
оттенка планета с разреженной атмосферой, вращающаяся вокруг своей оси с такой
стремительностью, что было удивительно, как она ещ" не потеряла океан цвета
куриного бульона.

Посадив ракету среди огромных ржавевших баз, я натянул скафандр и вышел
наружу. Вид у космопорта был заброшенный. Было ясно, что им нечасто
пользовались, иначе на стартовых полосах не валялись бы листы жести, сорванные
ураганом с крыши соседнего ангара. Впрочем, я был не совсем прав: рядом с
административным зданием ровно, как по линеечке, выстроились четыре
одноместных звездолета.

Вспомнив, что нужно отметиться в таможне, я направился туда. К моему
удивлению, в помещении царил разгром, какой бывает при поспешных сборах: сейфы
распахнуты, шторы сорваны, а на полу валялись ворохи брошеных бумаг. Постояв
некоторое время в задумчивости, я пожал плечами и вышел. Уже на крыльце я
заметил скомканный клочок газеты и поднял его. Клочок был так неудачно
оторван, что можно было прочесть лишь часть слова: "...ятили".

Я захватил из ракеты банку и через город пошел к океану, шум которого
слышался в отдалении. Улицы выглядели пустынными. Навстречу попались всего
две-три фигуры, которые, увидев меня издали, пугливо нырнули в подворотню. Я
решил, что дело тут в обжигающем дневном солнце, от которого все жители
прячутся по домам, а те, кого я спугнул - мелкие воришки, пользующиеся сиестой
в своих целях.

Не было никого и на пляже, лишь два робота устанавливали жестяные щиты с
надписями: "С честью пронесем доброе имя людей!" и "Слава великому Супрунию!"
В стороне андроид выдирал из газона траву и сажал на ее место искусственую.
Мне эта несуразность показалась забавной, тем более, что неподалеку на столбе
висел другой щит, на котором значилось: "Не покупайте синтетическую
растительность! Живые растения - живым людям!"

Я зачерпнул в банку мутной воды из океана и решил прогуляться по городу.
Ближайшие полтора месяца вновь предстояло провести в ракете, а я успел
соскучиться по человеческим лицам и твердой почве под ногами. Ничуть не меньше
я истосковался по хорошим прожаренным бифштексам, блинам и свежей, шкворчащей
на сковородке яичнице. "Конечно, Феррарум не лучший из миров, но даже и здесь
наверняка есть, где перекусить," - подумал я.

Заметив недалеко от побережья мерцающую вывеску "ПИВНАЯ", я направился
туда, дабы утолить жажду. Полутемное помещение почти пустовало, лишь за
дальним столиком темнели две каких-то фигуры - судя по позам, дремавшие
пьяницы. За стойкой торчал старый скрипучий робот, протиравший салфеткой
стаканы. Надпись за его спиной гласила: "Обслуживаются только люди!"

Я попросил подать меню. Робот недовольно скрипнул и кивнул на кусок
картона, на котором было написано: "Пиво "Жигулевское", "Клинское",
"Туманность Андромеды", "Балтика". Свежее. 1 кружка - 50 космокопеек".

Поразмыслив, я заказал "Балтику No 9", и робот нацедил мне его из
деревянной бочки. Я поднес бокал ко рту и... меня едва не стошнило от резкого
запаха. Попробовав жидкость на язык, я убедился, что это чистейшее машинное
масло, и возмущенно воскликнул:

- Что вы мне налили? Это же смазка!

- Ах ты, хмырь навозный! А ну повтори! - вскинулся бармен.

- Это смазка!

- Смазка? Клянусь Супрунием, никто не смеет оскорблять мое заведение! Да я
тебе все кости переломаю! - взревел робот.

Он выхватил из-под стойки железную трубу и попытался огреть меня, но я
швырнул в него кружкой и опрометью кинулся к выходу. Сердце бешено колотилось.

"Этот старый робот сбрендил, если бросается на людей с трубой!
Поразительно, что городские власти ещ" не приняли мер. Ждут, чтобы он проломил
кому-нибудь голову?" - подумал я с возмущением, с трудом восстановив душевное
равновесие.

Я протиснулся в узкую щель между домами и оказался на оживленной улице. На
Феррарии, где благодаря стремительному вращению планеты сутки сменяли друг
друга с непривычной для землянина быстротой, был уже вечер. Мимо круглых
разноцветных фонарей чинно прогуливались парочки роботов. Ярко сияли вывески
кафе и закусочных.

Мечтая об ужине, я сунулся было на порог кафе с подсвеченным изнутри
шахматным полом, но ошарашенно замер у входа. За столиками в смокингах и
вечерних платьях сидели роботы и роботессы и, непринужденно беседуя, заливали
себе в глотки литры бензина и машинного масла. Под звуки механического
оркестра на небольшой сцене бешено отплясывал пластиковый андороид, судя по
всему перебравший смазки. Другой андроид, окончательно окосев, барабанил по
клавишам пианино кулаками.

Ко мне подошла официантка-роботесса в белом кружевном переднике. Ее
динамик был ярко обведен помадой, а на шее висело золотое сердечко на цепочке.
На подносе, который она держала перед собой, в фарфоровой тарелке дымилось
нечто отвратительное, напоминавшее кусок дымящейся резины.

- Не хотите сесть за столик? Что вам подать? Отбивную? Омлет? Оладьи? -
спросила она меня.

- Нет, ничего, - поспешно отказался я и вышел из кафе.

Голова кружилась, ощущение нереальности происходящего овладело мною.
Увидев автомат, продающий газеты, я бросил в него монету и, когда из щели
выполз толстый еженедельник, стал читать заголовки:

"Роботы вконец обнаглели - законы робототехники для них ничего не значат."

"Очаги сопротивления роботов подавлены."

"Три робота, напав из-за угла, развинтили бедную старушку."

"Новый ресторан "У Ибрагима": хорошим людям добро пожаловать!"

""Человек - это звучит гордо. Робот - это звучит тошнотворно,"" - с этих
слов известный писатель Р.Железняцкий начал свое выступление в концертном
зале."

Удивленный однотипностью заголовков, я стал читать статью со вполне
нейтральным названием: "Мечта матери", но и здесь натолкнулся на то же самое:
"Я спокойно вздохну только тогда, когда последний робот будет помещен в клетку
с электрическими прутьями, и, водя своих детей в зоопарк, чтобы они посмотрели
на этого урода, я буду рассказывать им о великом Супрунии."

Открыв же еженедельник на последней странице, где обычно печатаются
любовные истории для домохозяек, я прочитал следующее: "Жан-Поль сдавил
трепетно вибрирующую Артемиду в своих объятиях и поцеловал ее: их рты страстно
звякнули."

- Зациклились тут все на роботах, что ли? Видно у них это больной вопрос!
- воскликнул я в сердцах, отшвыривая газету.

- Полностью с вами согласна, молодой человек. Больнее вопроса нет. Роботы
- бич планеты, мерзкие, аморальные твари! Супруний открыл нам на них глаза,
объяснив ясно и доступно, что они собой представляют. Нарушить закон для них
ничего не стоит! - послышался скрипучий голос позади.

Я оглянулся и увидел старую роботессу, настолько дряхлую, что вся она была
подвязана веревочками и скреплена пружинками. Роботесса опиралась на палку, а
на носу у нее была водружена оправа очков с выдавленными стеклами.