Чтение 21–й страницы книги ~Охотник за кальмарами~

Что касается любимой истории, то у меня за плечами три книги, посвящённые религиозным обрядам африканской народности догонов и аянов — небольшому племени южноамериканских индейцев.

Честно говоря, вначале я не слишком обрадовался столь лестному предложению. Во-первых, у меня намечалась интересная командировка в Центральную Америку,— хотелось проверить одну идею. Во-вторых, полагалось засесть за давно задуманную монографию «Мифы Мадагаскара». И наконец, не мешало бы немного побыть с семьёй. За пять последних лет жизни в общей сложности можно насчитать двадцать дней, когда я был дома. Между прочим, по этому поводу на недавно состоявшемся семейном совете я получил серьёзное предупреждение от жены и двух двенадцатилетних дочерей-близнецов.

Профессор, не обнаружив у меня особого энтузиазма, сухо спросил:

— Вас что-нибудь смущает, молодой человек?

Это я-то молодой человек! Да я старше его по крайней мере недели на две, к тому же обременённый женой и двумя детьми, в то время как профессор до сих пор ходил в холостяках. Кроме того, он ещё со школьной скамьи считался моим другом.

— Ты же прекрасно знаешь мою ситуацию, Вадим. А ещё задаёшь глупые вопросы. Поимел бы для начала крохотный кусочек совести. Уверяю, что общество от этого только выиграет,— попробовал я возмутиться.

— К сожалению, у меня нет иного выхода. Новый гидрогеолог появится здесь не раньше чем через три дня. А завтра нам выходить в море.

— Мог по крайней мере хоть раньше предупредить, я же абсолютно не готов.

— Кто знал, что Ушаков так «срочно» заболеет! А ты проверен в деле и прекрасно со своими обязанностями справишься,— польстил мне профессор.

— Между прочим, не следует забывать, что я кандидат исторических наук, а не геолого-минералогических.

— Ладно, Леня, давай прекратим эту бесполезную перепалку. Даю на сборы два часа. Кроме того, не мешало бы знать, что около месяца мы пробудем в Австралии.

— С этого бы и начинал! — сразу оживился я.

Вадим прекрасно знал о моем особом интересе к этому континенту. У местных аборигенов есть очень много различных мифов и легенд, а их религиозные культы значительно отличались от других народностей и племён.

В конечном итоге я получил возможность попасть в Австралию, а Самсонов приобрёл гидрогеолога.

В Мельбурн мы прибыли в конце августа. Стояли погожие солнечные дни. Не теряя времени, я отправился бродить по экзотическим достопримечательностям города. Мои методы поиска сокровищ устного творчества не отличались особой новизной и были достаточно примитивны. В совершенстве зная английский, французский и испанский языки, я умело объяснялся со стариками, знахарями, гадалками, которых легко находил в многоликой, многоязычной толпе. Затем, при необходимости используя добровольных переводчиков,— обычно такие всегда находились,— выпытывал у них всевозможные предания и легенды. Обнаружив что-нибудь неизвестное, я тут же, словно гончая, шёл по следу, пока не выходил на первоисточник. Всё остальное было делом техники, иногда денег или подарков. Во всяком случае, таким образом я вышел на племя ара в Южной Африке, где почерпнул столько неизвестных мифов, что для тщательных исследований каждого из них не хватило бы и двух жизней.

Мне в очередной раз повезло. На городском рынке познакомился с аборигеном, который довольно сносно объяснялся на английском. С его помощью удалось добраться до известного в округе знахаря, от которого услышал прелюбопытнейший миф племени нариуери, обитавшее в районе Нового Южного Уэльса о «сошедшем» с небес человеке по имени Буаир.

Легенда настолько заинтересовала меня необычайной силой духовного воздействия, неординарностью мышления, самобытностью, что я готов был всё бросить и немедленно ринуться на поиски почти неизвестного, затерянного на окраине континента небольшого племени.

Разумеется, Самсонов никуда меня не отпустил и вернуться в эту причудливую страну пришлось лишь три года спустя.

Не хочется даже вспоминать, сколько крови мне стоило пробиться через толпы чиновников, чтобы получить разрешение на путешествие к племени нариуери.

В конечном итоге после длительного сражения с бюрократическими рогатками, исполнив массу формальностей, я вместе с проводником-аборигеном оказался в местности, загромождённой многочисленными валунами. Справа виднелись густые лесные заросли, а прямо и слева вздымались крутые скалы.

Проводник остановился, посмотрел по сторонам, прислушался. Затем, смешно понюхав воздух, сказал:

— Дальше идти нельзя. Там живут нариуери. Там — табу. Они не допускают к себе людей другого племени. Их знахарь очень злой. Он может наслать порчу и мы умрём. Ты умрёшь. Я умру.

— Как же это он делает? — ехидно осведомился я.

— Он берет косточку аули и направляет на человека и говорит заклинание.

— Ну и что?

— Человек сразу умирает.

— И ничто его не спасёт?

— Нет, только другое, более сильное заклинание, но оно должно пересилить первое.

— Но ведь мы договорились, я заплатил столько, сколько ты захотел. Ты обещал привести меня к деревне.

— Деревня недалеко. Деревня близко. Но туда нельзя, там табу.

— Откуда знаешь, что нельзя?

— Я слышу запах дыма. Он говорит: дальше нельзя.

Я понюхал воздух, но ничего не почувствовал и спросил:

— Куда хоть идти?

Проводник молча указал направление и пошёл назад.

2.

Около четырёх часов я продирался сквозь заросли, пересёк небольшую речушку, брёл сквозь гигантские травостои, пока не добрался до большой ложбины, густо поросшей древовидными кустарниками.

Остановился передохнуть и вдруг почувствовал непривычный густой аромат. Оглядевшись, километрах в двух заметил поднимавшуюся вверх полосу тёмного дыма. На душе немного отлегло. Признаться, я уже подумывал, что заблудился, На встречу с людьми в этом пустынном краю рассчитывать не приходилось. К тому же по неизвестной причине отказала рация.

Не раздумывая ни секунды, я решительно двинулся в сторону тонкого вьющегося столбика.

Неожиданно, как из-под земли, передо мной выросли два стройных широкоплечих аборигена и в мою спину упёрлось копьё.

Они были вооружены большими луками, из-за плеч выглядывали острия стрел, а в правой руке держали по бумерангу.

И поднял руки вверх, демонстрируя, что не имею оружия и, жалко улыбнувшись, пробормотал по-английски, что хотел бы увидеть вождя.

Оглянуться назад я не рисковал, так как острие плотно прижалось к лопатке и даже слегка покалывало кожу.

Где мимикой, где жестами я попытался пояснить, что мне все-таки очень необходимо попасть к вождю, проклиная про себя проводника, бросившего меня на произвол судьбы.

Аборигены невозмутимо смотрели на мои тщетные попытки объясниться.

Наконец, один из них издал резкий, пронзительный свист, и через несколько минут передо мной появился сухопарый невысокий старик с узкой седой бородой и большими навыкате глазами. Он с головы до ног осмотрел меня и на каком-то наречии что-то спросил.

Усердно размахивая руками, свирепо вращая глазами, я опять попробовал объяснить, что мне нужно...

В таком несколько возбуждённом состоянии аборигены продержали меня минут двадцать, пока им это не надоело, старик что-то крикнул повелительным голосом.

Молодые воины сразу отошли на два шага и расступились, а острие копья перестало упираться в спину.

Оглянувшись, я увидел ещё одного аборигена, который, сделав шаг назад, тем не менее держал копьё наготове.

Старик кивком головы предложил следовать за ним.

Так под экзотической охраной меня привели к невысокой полукруглой хижине, сплетённой из ветвей. Она была искусно замаскирована,— даже находясь в двух шагах, трудно было догадаться, что между деревьями находится такое довольно большое помещение.

А хижина действительно оказалась просторной. В углу виднелось небольшое возвышение, на котором, скрестив ноги, обутые в сделанные из перьев башмаки, сидел неопределённого возраста седой, как лунь, абориген. У него было не совсем обычное, я бы сказал, весьма интеллектуальное лицо. Лицо мыслителя! Причём это лицо не было тёмного цвета, скорее пепельно-серое. Крутой, резко скошенный назад лоб пересекали несколько глубоких морщин. Короткий, с широкими ноздрями нос и небольшой тонкогубый рот, плотно сжатый, выгодно отличали его от остальных туземцев. Небольшие усы и аккуратная бородка делали его больше похожим на академика, чем на представителя первобытного племени. На плечи незнакомца была накинута сплетённая из листьев накидка.

Провожатые подвели меня вплотную к помосту и склонили головы в почтительном поклоне.

Очевидно, это был вождь или какое-либо другое «сиятельное» лицо.

Несколько позже выяснилось, что передо мной сидел Великий знахарь племени нариуери Гоинли.

Он очень внимательно оглядел мою смущённую, несколько оробевшую физиономию, одежду, снаряжение, остановил взгляд на висевшем на шее фотоаппарате и издал несколько гортанных звуков.

Сопровождающие тут же поторопились исчезнуть. А я остался. Остался наедине с этим странным, видимо, далеко неординарным человеком.

По тому, с какой скоростью отсюда исчезли аборигены, можно было предположить, что он обладал здесь вполне реальной властью, и скорее всего они преклонялись перед ним.

Как выяснилось, я был совсем недалёк от истины. Не говоря ни слова, он поднял ладонь на уровень плеча и уставился на меня своими пронзительными, черными, как смоль, глазами. Наши взгляды перекрестились.

Вдруг в какое-то мгновение, мне показалось, что я горю! Да, именно горю, объятый пламенем, исходившим от его внезапно вспыхнувших огненными искрами зрачков.

Совершенно неожиданно для себя я невольно сделал шаг вперёд и нагнулся.

Он дотронулся до моего воспалённого, покрытого испариной лба горячей ладонью, и я почувствовал, что куда-то проваливаюсь...

Очнувшись, я увидел, что нахожусь в той же хижине и лежу навзничь на прохладной циновке, а надо мной склонилось незнакомое лицо.

«Что это было? — мелькнуло у меня в мозгу.— Неужели гипноз?! Здесь, в заброшенной, первобытной деревушке и гипноз! Невероятно!»

— Ты видишь меня, чужеземец? Ты должен видеть меня и слышать мой голос. Ты должен понимать мою речь,— услышал я тихие, но внятные слова, произнесённые на ставшем мне понятным языке, изобиловавшем множеством гортанных звуков и сочетаний.

Я кивнул головой.

— Меня зовут Гоинли. Я знахарь племени, прямой потомок Великого Буаира.

— Буаира?! Буаира, Спустившегося с Небес?! — воскликнул я, приподняв голову.

— Да, Буаира,— последовал ответ знахаря.

— Погодите, но я ведь понимаю вашу речь! Вы что, загипнотизировали меня?

— Я не знаю такого слова, но я повлиял на твои мысли, твой мозг. Ты понимаешь мою речь. Ты легко поддаёшься влиянию. Очень легко. Люди, с которыми я прожил много лет, тяжело поддаются влиянию. У тебя белая кожа, белая, как у Буаира. Я никогда раньше не видел такой кожи. Черты твоего лица мне почему-то ближе, роднее! Почему? — задумчиво сам себя спросил Гоинли. — Может быть, мы потомки одного Человека, который Спустился с Небес?.. Но тогда почему я ничего о тебе не знаю? Твой образ, твоя одежда, твои вещи почему-то странно треножат мою душу. Может, ты мой брат! Брат по крови! — продолжал вслух рассуждать знахарь, затем снова обратился ко мне: — Я буду опять влиять на тебя. Ты ведь пришёл сюда узнать о Буаире? Ты всё узнаешь о нём. Но я должен узнать о тебе, о твоём народе. Я буду влиять на тебя. Я узнаю твои мысли. Ты ничего не почувствуешь. Ты будешь, как во сне. Ты мне всё расскажешь, и тогда многое, многое станет ясным и понятным.

И я снова ощутил, как горячая ладонь властно коснулась моего лба, и я проваливаюсь в несущуюся навстречу бездну. Когда я снова открыл глаза, то увидел, что по-прежнему лежу на циновке. Через открытый проем двери поблёскивали звезды, и ровный свет бледной луны струился в неподвижном воздухе, создавая неповторимую игру красок и теней. Знахарь, скрючившись, сидел в углу, вглядываясь задумчивыми, ничего не видящими глазами в пламя убогого, сделанного из камня светильника.

Наконец, он оторвался от своих размышлений и приблизился ко мне. Из полутьмы сверкнули два глаза, и меня будто снова обожгло пламенем.

— Нет, хватит на меня влиять,— слабо воспротивился я.— У меня и так голова раскалывается от невыносимой боли.