Чтение 21–й страницы книги ~Осторожно

глядя прямо в глаза, сказал:

- Люблю эту песню. Ее любит и Арнольдс, и... словом, многие любят. Она,
как девиз. Девиз для людей, которые... Девиз для таких, как старый
Арнольдс.

- Я хочу быть с вами!

Нолан отступил на шаг от Крэла и осмотрел его, словно оценивая,
прикидывая в последний раз, пригоден ли к бою боец. Взгляд этот показался
Крэлу непереносимым. Он понял, что Нолан принял решение. Вот именно
сейчас, сию минуту. До этого Нолан стремился вовлечь его в борьбу, в
теперь скажет "нет!" Первой мыслью было: всему виной его здоровье.
Вероятно, Нолан решил все же, что он не готов для борьбы, что слабеныш
Крэл не пройдет там, где не прошел обладающий отличным здоровьем Лейж.
Слабеныш... Неужели это? Необходимость вступать в борьбу претила, а
теперь, когда его отвергают, видимо, именно по этой причине, хотелось...
Ведь всегда в силу своей болезненности Крэл стремился доказать, что
физически силен, стоек, вынослив. Везде. И в работе, и в походах в горы -
везде. Постоянный самоконтроль и обостренное желание не показать никому,
что он болен, позволили ему натренировать волю. Если ему будут угрожать
пытки, то он, всю жизнь привыкший бороться с болью, окажется выносливей,
чем здоровяк Лейж. Что же ответит Нолан?

Нолан не ответил ничего. Правда, случилось так, что именно в это время
за окном раздались гудки автомобиля. Два коротких и один длинный.

- Я ухожу, Крэл, - встрепенулся Нолан.

- Куда?

- Туда, где борьба будет самой суровой, беспощадной. Все эти годы я
работал над тем, чтобы найти средство, позволяющее сделать безопасным
открытие. Наше с вами открытие. А сейчас мне надо спешить. Я дам вам знать
о себе, если... Если вы полюбите эту песню и... и станете сильнее. Я
должен ехать, дорогой мой Крэл. Вот снова гудки. Времени терять нельзя, а
то меня могут найти здесь, и тогда...

- Я не хочу!

- Чего?

- Чтобы с вами что-нибудь случилось.

Альберт Нолан улыбнулся. Ласково, благодарно.

- Прощайте!

- Один только вопрос.

- Я не хотел бы попасть им в руки, Крэл.

- Скажите только, - меня это терзает все дни, - скажите, связь была
двусторонней? Мог Лейж не только передавать, но и принимать сообщения?

- Нет.

- Но вы могли... могли, например, услышав передачу Лейжа,
телеграфировать Хуку, срочно позвонить ему по телефону... могли...

- Зачем?

- Чтобы прекратить истязания Лейжа, не дать ему умереть в таких муках!

- Но для этого надо было открыть секрет!

- И вы...

- И я не сделал этого.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВАМАТР

- Парикмахеры - поэты! Поверьте, я не хвастлив и не обо мне речь.
Талантливые мастера работают так, что человек у них молодеет, а это значит
- они дают радость. Когда нет клиентов (к сожалению, это теперь бывает
часто: конкурент открыл напротив фешенебельный салон), так вот, когда у
меня есть время, я беру томик Нойта, наслаждаюсь стихами и вместе с ним,
будто мне снова двадцать пять, мечтаю о любви. Спереди тоже можно снять
немного?

Крэл кивнул. Молча. Болтовня юркого мастера отвлекала от постоянно
беспокоившей мысли: как найти Ваматра.

- Спасибо. Если я сниму еще и у висков, это вам пойдет. Высокий чистый
лоб, значит, боковая линия должна быть строгой. Тогда лицо станет еще
привлекательней. Мы, как и поэты, как музыканты, преображаем людей.
Соприкосновение с искусством омолаживает душу. Бритва не беспокоит?
Позвольте оставить у висков пониже. Спасибо. Искусство - это волшебство,
и, если хочешь быть волшебником, будь искусным.

"Сказать ему, чтобы замолчал? Неудобно - пожилой человек... А Нолану,
пожалуй, известно, где находится лаборатория Ваматра. Не поверил. Знает о
моей болезни и не решился. Может быть, выжидает? Но ведь время идет, идет,
а он уже не молод... И все же у него иной счет времени. А мне ждать
нельзя... Новое обострение, опять клиники..."

- Случается, я не узнаю клиента. Садился в кресло один человек, а
встает совсем другой. И это не только внешне. Человек стал красивее и,
конечно, радуется. А радость - о как ее недостает нам! - радость дают
поэты, музыканты и... Особенно музыканты. Мне не по средствам посещать
хорошие концерты. Можно компресс? Спасибо. А теперь я и вовсе не хожу.
После того, как услышал скрипача в кабачке Марандини...

Крэл вырвался из-под компресса.

- Горячо? Боже мой, да ведь я так могу испортить всю работу! У вас
бледное лицо, и я хотел...

- Оставьте компресс в покое. Что вы сказали о скрипаче? - Крэл сдернул
покрывало и повернулся к парикмахеру. - Расскажите о нем.

- Ах, какой скрипач! Я слушал его только один раз. Один-единственный
раз мне довелось испытать ни с чем не сравнимое блаженство. Я готов
продать все свои бритвы, только бы снова повторилось то, что было тогда. У
Марандини. Странно, итальянец - а они все любят музыку - и так обошелся со
скрипачом. Публика, видите ли, не поняла маэстро, забросала помидорами, и
Марандини, боясь потерять своих постоянных посетителей, не стал приглашать
его. Дьявольская музыка. Ничего не может быть сильнее.

- Где найти этого скрипача, как его увидеть?

- Вы тоже хотите послушать? Боюсь вас разочаровать. Он не всем может
прийтись по душе. Впрочем, как знать, вы, кажется, способны чувствовать
тонко, обостренно... И вместе с тем послушать его... Нет, не знаю.
Разыскать? Он исчез. Больше не появляется у Марандини.

- А как найти кабачок, вы знаете?

- Ну разумеется. Я ведь живу в Родеге. Это не самый комфортабельный
район столицы, должен признаться, но что поделаешь, заработки теперь не
те.

Крэл записал адрес, щедро расплатился с мастером и поспешил уйти.

К Марандини он попал только вечером. В сутолоке, в чаду, в табачном
дыму он едва разглядел итальянца, ловко действовавшего за стойкой. Гам,
разноголосица, ругань. Дышать стало, совсем трудно, и Крэл понял, что
поговорить с Марандини спокойно, не спеша, не рискуя насторожить его, в
этот день не удастся.

Из подвала он выбрался на свежий воздух и медленно побрел вверх к
площади Олинор. Как точно все описал Нолан. Здесь и в самом деле граница,
последний рубеж. Площадь залита светом, сияют рекламы, снуют автомобили
тех марок, которые никогда не сворачивают в мрачные переулки Родега.
Чувство облегчения, как только остались позади подозрительные трущобы, и
тут же мысль о собственной слабости. Надо быть сильнее, а то окажется прав
Нолан... Может быть, спуститься еще раз, подождать, пока разойдутся
завсегдатаи и, улучив момент, заговорить с угрюмым, похоже, свирепым
итальянцем? Нет, пожалуй, лучше потом, утром...

Утром в кабачке было тихо, пусто. Тяжкий ночной дух так и не
выветрился, но дышалось немного легче, чем накануне вечером, а главное, не
было пьяной толпы, которую Крэл не переносил. Он рассчитывал даже в ранний
час застать в кабачке посетителей, устроиться за дальним столиком,
незаметно понаблюдать за хозяином, и потом уже решить, с чего начать.
Однако посетителей в подвальчике не было.

Марандини, теперь он не казался таким свирепым, играл в шахматы. Доска
лежала на высокой стойке. Итальянец сделал ход белыми, не спеша обошел
стойку и взялся за черную ладью.

- Я бы пошел не так, - заметил Крэл.

Марандини, даже не взглянул на советчика, оставил черную фигуру, молча
побрел вокруг стойки и склонился над полем белых.

- Ну!

Кабатчик был неразговорчив и партию у Крэла, считавшегося сильным
шахматистом, выиграл запросто. В двух следующих кабатчику пришлось
потруднее, но и они не принесли успеха Крэлу. Убирая шахматы, хозяин
бросил:

- Продолжим завтра.

- Собственно, я не собирался...

- Когда такие вот, - Марандини глянул исподлобья на Крэла, - забредают
сюда, то это неспроста.

- Ничего особенного, Марандини, я только хотел спросить у вас о
скрипаче, который как-то играл здесь.

- Много их у меня перебывало.

- Тот, о ком я спрашиваю, говорят, играл так, что забыть его
невозможно.

- А, понимаю, о ком вы. Значит, хотите разыскать?

- Да.

- Месть? Женщина?

Крэл поморщился. Простой вопрос о скрипаче осложнялся. Неужели
Марандини знает о Ваматре не только как о музыканте?

- Впрочем, это ваше дело, - так и не дождался ответа кабатчик, - однако
учтите, у Марандини ни один шпик еще ничего не выведал о людях, которые
здесь едят, пьют или играют на любом инструменте. Понятно? Ну а скрипач...