Чтение 21–й страницы книги ~Куявия~

- Дурак, - повторила она. - Отвяжи меня!

Он нехотя развязал веревку, но тут же связал ею же обе руки.

- Так тебя устроит?

- Нет, - отрезала она. - Ты что, будешь стоять рядом?

Он пробормотал в нерешительности:

- Я могу зайти с другой стороны куста... Если, конечно, ветер не в мою сторону. Но я должен видеть хотя бы твою голову. Артанки злые и хитрые, как лесные звери!

- А куявы трусливы, как зайцы, - отрезала она.

Он легко соскочил на землю, повернулся, протянул руки. Блестка начала спускаться, но со связанными за спиной руками это непросто, а тут еще дракон шумно вздохнул, костяные пластинки задвигались. Ее нога сорвалась, Блестка беспомощно заскользила, как по ледяной шероховатой горке.

Сильные руки подхватили ее за талию, она в испуге невольно прижалась к его груди. Тут же отстранилась, но он удержал ее за плечи на расстоянии его длинных рук. Блестка вскинула лицо, уже негодующе, он задержал дыхание, утонув в ее огромных восхитительных глазах, карих, пленяющих, с широкой радужной оболочкой дивного лилового оттенка, в сказочной огранке ее длинных густых ресниц, настолько густых, что не воспринимаются как отдельные реснички, это сплошная черная бахрома...

Не сразу ощутила некоторое неудобство, по ногам гуляет ветер, и еще раньше, чем скосила глаза, увидела, как он быстро взглянул на ее ноги, тоже как будто бы даже смутился и очень поспешно вскинул голову, словно снизу ударили кулаком в зубы. Она ахнула, догадавшись, что зацепилась платьем за крупные чешуйки на боку дракона и теперь с поднятой юбкой выставлена на посмешище...

- Ах ты ж... куяв! - выкрикнула она с ненавистью самое худшее, что знал каждый артанин. - Грязное животное!

Она рванулась в сторону, платье затрещало. В ужасе Блестка успела подумать, а что, если платье сдернется с нее целиком, но, к счастью, там лишь выдрался небольшой клок. Иггельд поспешно убрал руки, кивнул в сторону деревьев.

- Пойдем. Не стоит так уж испытывать на прочность твой мочевой пузырь.

- Мерзавец!

- Извини, - сказал он неуклюже. - Я хотел сказать, кишечник.

- Скот!

- Прости, - буркнул он уже суше, - я вовсе не хотел тебя обидеть. Впрочем, думай что хочешь.

Она быстро шла к лесу, в мочевом пузыре в самом деле горячо, потяжелело. Деревья, как назло, ровные, ветви только на вершине, нигде ни кустика, даже высоких зарослей травы нет вблизи.

Они углубились на несколько десятков шагов, он остановился, придержал ее за веревку на руках.

- Дальше не поведу, - бросил он рассерженно.

- Боишься? - спросила она ядовито.

- Только дурак оставит боевого коня одного в незнакомом месте, - ответил он уклончиво. - Да еще на землях врага!.. Ничего, можешь спрятаться по ту сторону вот этого дерева. Оно достаточно толстое... а ты - нет.

Она повернулась и показала ему связанные руки.

- А как это?

Он подумал, предложил в затруднении:

- Ну... вообще-то я могу с тебя снять... это... ну, то, что там у вас еще. Под платьем. Если, конечно, разберусь с вашими хитрыми шнурками да веревочками. А потом так же одену... Если смогу. Ну, а если не смогу...

Она вспыхнула в негодовании.

- Мерзавец! Да я лучше умру!

Морщась от ее визга, он достал нож и подошел к ней. Она бестрепетно взглянула на его суровое лицо. Он сердито повернул ее к себе спиной, она чувствовала, как острое лезвие узким кончиком расковыривает узел, потом ее руки задергало, она ощущала прикосновение его рук, наконец путы ослабели, веревка соскользнула с ее кистей.

- За этим деревом!.. - сказал он зло и твердо. - Ни шагу дальше.

Он обогнул дерево и зашел с той стороны, чтобы если пленница вздумает бежать, то понеслась бы в сторону дракона. Она поняла, что больше он не уступит ни пяди, послушно остановилась у дерева. Занемевшие пальцы плохо слушались, а шнурков в самом деле многовато. Она страшилась, что он потеряет терпение и обогнет дерево, застанет в такой унижающей ее позе, и, сгорая со стыда, спешила как можно быстрее избавиться от тяжести, а при этой звенящей тишине в лесу... будь прокляты враз умолкнувшие птицы, затихший ветер!.. все получалось непристойно громко. По крайней мере ей казалось, что все чересчур громко и ему, этому гаду с той стороны дерева, все слышно.

Иггельд поспешно отвернулся, когда она вышла, но краем глаза наблюдал, заметно. Веревка уже нетерпеливо подрагивала в его руках. Он связал ей кисти, кивнул на выход из леса, сам пошел следом в двух шагах.

Глава 4

Ратша вышел из-за деревьев, на плече крупный молодой подсвинок, Ратша придерживал его одной рукой, шагал широко, легко, довольный, будто отыскал сокровище. Заорал весело:

- Тут такие стада!.. Непуганые! Что за люди здесь живут, что за люди? Я там еще двух завалил. Прямо вон за теми деревьями, сотни полторы шагов от меня и до другого дуба.

Иггельд сказал сварливо:

- Ну и принес бы покрупнее.

- А жарить этого будешь ты? - поинтересовался Ратша ядовито. - Как всегда, сверху уголья, а внутри сырое мясо?.. Нет уж, иди собирай мою добычу, завидуй моим выстрелам.

Иггельд вздохнул и, кивнув на пленницу, мол, не своди глаз, пошел за деревья. Блестка видела, как оглянулся с недоверием, но, перехватив ее взгляд, вроде бы смутился, пошел быстрее, исчез за толстыми стволами. Ратша сбросил кабаненка возле костра, сказал довольно:

- Молодой, жирный... Впрочем, Артанка, может быть, умеет приготовить лучше? Все-таки мы больше воины, чем повара.

Она процедила с предельной брезгливостью:

- Вы больше свиньи, чем воины.

Он вскинул брови.

- Хочешь сказать, что не станешь есть приготовленное куявами?

- Я не стану есть нечистую пищу, - отрезала она.

- Нечистую?.. Ах да, прости... Я так давно не покидал Куявию, а с артанами встречался... гм... скажем так, вообще забыл уже когда. Так что ваши привычки подвыветрились. Конечно-конечно, благородные артане не едят свинину! Хотя не понимаю, зачем себя так ограничивать.

- Не ограничивают себя только звери, животные и прочие скоты, - отрезала она еще неумолимее. - А человек умеет налагать на себя запреты и... соблюдать их!

Она отвернулась, за спиной слышен треск распарываемой плоти. Запахло теплыми внутренностями, свежей кровью. Она села на землю, держа связанные руки перед собой.

Из-за деревьев вышел Иггельд, на плечах громаднейший кабан, таких исполинов Блестка еще не видела. Иггельд свалил его перед мордой дракона. Тот приоткрыл один глаз, грустно вздохнул, подняв облако пыли. От костра донесся веселый крик Ратши:

- Дай ему отдохнуть. Неси второго! Тот еще больше.

- Видел, - буркнул Иггельд.

Блестка перехватила его недоверчивый взгляд. Она поморщилась, свиноеды - не люди, а лишь говорящие животные. Иггельд поколебался, взгляд соскользнул с Блестки на Ратшу и обратно, она услышала его недовольный голос:

- Ладно, ты трех из азарта, но зачем они? Забываешь, где мы и что с нами.

- Забываю, - охотно согласился Ратша. - Когда вот так у костра, за спиной зеленый лес, родничок из-под корней, красивая девушка... на веревке, как коза, птички поют, что еще мужчине надо?.. Ладно, третий пусть остается, вот волки ахнут от такого подарочка... Я первого уже разделал, жарить будешь? Ладно, это я так спросил. Я тебе такое важное дело не доверю...

Иггельд сходил к дракону, принес в чистой тряпице каравай хлеба, сыр, пару луковиц. Блестка удивилась несказанно, когда он положил все это перед нею, развязал руки, все это время хмурился, морщился, кривился, словно касался толстой жабы с вот такими бородавками.

- Ешь, - велел он. - Если не умеешь есть настоящую еду.

Она фыркнула:

- Настоящую?.. Свинину?

- Свинья такая же свинья, как и олень, - ответил он. - Или корова.

Она отвернулась, чтобы даже не видеть, как Ратша насадил на толстый прут освежеванного кабанчика и поместил над крупными пурпурными углями, укрепив на воткнутых по сторонам костра рогульках. Ратша скалил зубы, медленно поворачивал прут, чтобы жарилось равномерно, крупные капли начали срываться на угли, те злобно шипели, как разъяренные коты, запах пошел густой, мясной.

Блестка, поколебавшись, взяла хлеб и сыр, Иггельд с облегчением вздохнул, когда она вонзила зубы в сыр, что Блестку удивило: какая ему разница, голодная или сытая, чего это такой заботливый, совести у куявов, как известно, нет и не будет, какая-то хитрость или подлость, все они гады, свиноеды, а это вообще ставит их за грань людей, так что истреблять их можно и нужно всех без жалости.

Аромат жареного мяса становился все невыносимее. Блестка поднялась и перешла на другую сторону костра. Чтоб сразу не бросились ее ловить, опустилась на землю и скрестила ноги. Здесь легче, ветер относит запахи в сторону Иггельда. Он смотрел непонимающе, на лбу складки, затем собрал на скатерть хлеб и сыр, отнес к ней и снова расстелил перед ее ногами.

- Если твоя... странная вера запрещает есть свинину, - сказал он сердито, - но я не слышал, чтобы запрещала даже нюхать!

Она посмотрела на него холодно, как на говорящее животное.

- Тебе в самом деле нравится запах человеческого мяса на костре?

Иггельд отшатнулся.

- При чем здесь человеческое? Это свинина!

- Никто не отличит мясо человека от мяса свиньи, - ответила она еще холоднее. - Ни один человек! Даже боги ошибались. Кто ест мясо свиньи, тот съест и мясо человека.

Иггельд застыл, она сказала с такой жуткой убежденностью, что он в самом деле ощутил себя этим самым, кто ест человечину. Ратша хмыкнул, Иггельд опомнился, сказал как можно сдержаннее:

- Ладно, дело твое.

Он сел у костра, лицо сердитое, с нею старался не встречаться взглядом. Ратша наконец снял подрумянившуюся тушку, от нежного мяса шел умопомрачительный запах, коричневая корочка потрескивала, лопалась под грубыми пальцами. Поколебавшись, Ратша опустил кабанчика на белую скатерку, хотя, на взгляд Блестки, дико целого кабана класть на скатерть, проще треногу переставить от костра и уже там отрезать ломти мяса, лезвие ножа коснулось бока. Захрустело, в разломы вырвались струйки горячего пара, ароматы кружили голову Ратша с плотоядной улыбкой резал, расчленял, наконец тушка распалась на аккуратные ломти.

Иггельд взял часть грудинки, опередив на мгновение Ратшу, пока тот вытирал лезвие ножа и совал его в ножны, Ратша ухватил заднюю ногу и сразу же впился зубами в нежную истекающую сладким соком плоть, застонал от наслаждения, сок потек по пальцам, а Иггельд перехватил взгляд Блестки, она смотрела уже не как на врага. В глазах не только ненависть и даже презрение, что-то вообще немыслимое, непонятное, он застыл на мгновение, поднес нежное пахучее мясо ко рту, вдохнул пьянящий аромат и... положил на место.

Ратша едва не удавился, глаза вылезли на лоб, спросил с набитым ртом:

- Ты что?.. Пальцы обжег?

- Нет, - буркнул Иггельд, добавил со злостью: - Сколько можно жрать и жрать?.. Скоро и у меня пояс не застегнется.

Он поднялся и пошел к дракону. Блестка и Ратша смотрели издали, как они обнялись: Иггельд обхватил огромную массивную голову, а дракон радостно шлепнул языком в лицо, принялся вылизывать уши, Иггельд что-то говорил ему, объяснял, Ратша быстро потерял к ним интерес, повернулся к Блестке.

- Дурень, - сообщил он доверительно. - В его возрасте только и жрать все, что в руки попадает!.. Все сгорает, сколько ни лопай. Это потом уже начинается нескончаемая история с прокалыванием дырок в поясе...

Блестка холодно промолчала. Иггельд оглянулся от дракона, сказал громко:

- Ратша, не трать на нее слов. Ты же слышал, что очень легко убедиться, что артане - дикие звери. Достаточно назвать их в лицо свиньями...

Ратша хмыкнул, а Блестка сказала холодно:

- Верно. Это только вам похвала.

- Здорово, - сказал Ратша довольно. - У тебя острый язычок. А ты знаешь разницу между артанкой и рыбой?

- Нет, - ответила Блестка, - но знаю разницу между свиньей и куявом.

- Какая?

- Свинья не превращается в куява после ваших пьянок.

- Здорово, - повторил Ратша восхищенно. - Что, оказывается, о нас говорят в Артании!.. Но насчет пьянок вы переборщили. Вино в малых дозах прекрасно идет в любых объемах.

Иггельд вернулся, когда Ратша в одиночку доглодал кабанчика, а кости, сыто взрыгивая, отнес Чернышу. Правда, отнес не только кости, но и голову целиком, хвост, уши и все четыре ноги. Пока Иггельд подкладывал в костер веточки, ежась под пристальным взглядом Блестки, он что-то втолковывал дракону, звучно шлепал по широкому лбу, чесал за ушами, а вернулся довольный, хитрый, словно сделал какую-то непростую пакость.

- Иггельд, ты там не спи, слышь? А то в костер упадешь. И будет еще один жареный кабанчик... Да такой, что наша артанка с удовольствием вонзит зубки.. А если говорить серьезно, то нам пока что везет. Правда, судьба не любит, когда ее искушают!

Иггельд спросил с подозрением в голосе:

- Ты о чем?

- Мы слишком близко к Арсе, - сказал Ратша. - Хоть уже и в Куявии. Сейчас артане везде, увы. В другое время нас бы уже забросали стрелами, дротиками! Понятно, все воины ушли далеко вперед, все богатства там, и самые сдобные бабы тоже там... Но я чуйствую, что все равно вот-вот наткнемся... хуже того, на нас наткнутся!

Иггельд кивнул, лицо было серьезным.

- Да, - ответил он, - ты уже закончил свою бесконечную жраловку? Черныш отдохнет, и начинай грузить эти сундуки снова. На этот раз летим прямо в нашу Долину. Домой. Никуда не сворачивая.

Блестка наклонила голову и посапывала, делая вид, что спит, но запястья ее двигались часто, веревка уже подалась наполовину. Тогда не удалось перетереть о Колесо повозки, но сейчас сразу выбрала место, заранее заприметив острый камень, и села к нему спиной, вроде бы избегая дыма от костра и отвратительного запаха свинины на костре. Оставалось только следить из-под приспущенных ресниц, чтобы куявы ничего не услышали. Дураки, сидят прямо перед костром, как две замерзающие жабы, огонь слепит глаза, а щелкающие угольки заглушают шорохи. Не воины они, не воины... Или чересчур беспечны, опьянены своей мощью властелинов драконов, что, если честно, понятно, каждый бы на их месте подпрыгивал и указывал бы на себя пальцем: это я, я летаю на драконе!

Веревка лопнула, в этот момент Ратша обернулся, сказал приветливо:

- Ну что, красавица, не хочешь к нам присоединиться? Пообедай перед полетом. Что тебе один сыр и хлеб? Это не еда.

- Чтоб вы сдохли, - ответила Блестка.

- Пусть сидит голодная, - сказал Иггельд бессердечно, - а то еще заблюет моего дракона.

- Иггельд, - сказал Ратша с укором в голосе.

- А что? - огрызнулся Иггельд. - Разве не видишь, все, что из нее исходит, полно яда.

Он взял скатерть с остатками хлеба и сыра, хотя на самом деле она к ним почти не притронулась, только сыра пощипала малость, свернул и понес к дракону. Она поняла, что, когда вернется, ее, как беспомощную овцу, забросят на спину, тогда уже не сбежишь, Ратша тоже с кряхтеньем поднялся и пошел следом. Она беззвучно отползла, поднялась на ноги и ринулась в чащу. Деревья приняли, будто она не артанка, а славка, жительница Леса, укрыли ветвями. Под ногами мягкий беззвучный мох, бежать со свободными руками легко, а два дурака все еще не спохватились, она бы даже отсюда услышала их гнусные и жалкие вопли...

Деревья расступались впереди с готовностью, лес открывался все глубже, все таинственнее, на этот раз направление выбрала верно, никаких просторных полян, а деревья с густыми кронами, дракон сверху ничего не увидит, как они заприметили ее в реденьком лесу в прошлый раз.

Она сама чувствовала, что несется, как лесная лань. Серые толстые стволы мелькают быстрее, чем спицы в колесе. Далеко впереди землю обезобразил глубокий ров старого оврага, а на той стороне... о, счастье, сосновый бор сменился смешанным лесом из старых дубов, молодых березок и скучных осин. А за ними зеленый забор орешника.

Воспрянув духом, она мчалась к оврагу, как будто летела на крыльях. В страхе, что Иггельд может ее увидеть, почти прыгнула с края, но, к счастью, овраг уже старый, с пологими краями. Конечно, упала бы и покатилась, возможно, сломав руки и моги, но вместо этого вломилась в самый густой на свете кустарник, что разросся в тени, защищенный от ветров и зноя.

Она проламывалась, продиралась, ветви хлестали по лицу, царапали руки, рвали одежду. В самом низу ноги прошлепали по влажной траве и даже по воде, ручей не охладил ее ступни, и тут же пришлось почти на четвереньках карабкаться вверх по склону. Кусты встретили ее как врага, стоят несокрушимой крепостной стеной, приходилось проламываться, как будто в самом деле ломала камень...

Иггельд выскочил на поляну через миг после того, как Блестка нырнула в овраг. Он пробежал немного и остановился, растерянно оглядываясь. Потом заметил овраг, сердце екнуло. В таких оврагах обычно густая трава, колючий кустарник, там легко спрятаться, и пленница, возможно, решила схорониться там...

Он чувствовал невольное уважение: не всякая женщина решится броситься в лес, где полно диких зверей, а спуститься в такой овраг, темный и полный всяческих опасностей... Впрочем, напомнил себе рассерженно, она же артанка, а эти варвары даже женщин заставляют вести себя по-мужски.

Он подбежал к краю и, тяжело дыша, торопливо осматривал заросли. Острый взгляд сразу ухватил место, где беглянка нырнула в кусты: ветки неестественно сдвинуты, а тыльная сторона листьев повернута к солнцу. Но дальше след терялся, словно она превратилась в ящерицу и пробежала у самой земли, где листья не помешают...

Ноги сделали первый шаг, когда взгляд зацепился за крохотную фигурку, что на четвереньках выкарабкивалась уже на той стороне оврага. Он закричал в бешенстве:

- Стой!.. Стой, я тебе говорю!

Она вздрогнула от его могучего крика. Пальцы соскользнули с корня, она скатилась на пару шагов, но тут же с удвоенной силой начала карабкаться вверх. Иггельд зарычал в ярости, когда она ухватилась за край, ее тонкая фигурка оказалась наверху и, даже не оглянувшись, помчалась в чащу.

- Сто-о-о-ой! - заорал он.

Зеленые заросли расступились, как вода в озере. Иггельд заорал снова и бросился в овраг. Кусты трещали, как сухие былинки. Он пронесся вниз, как падающий с горы валун, за ним осталась широкая просека, почти на такой же скорости сумел взбежать наверх.

Там остановился, хватая ртом воздух. Ноги от усталости стали ватными, кровь стучала в виски и грозила разломать череп. Он понимал, что надо вернуться, что глупо и нелепо гоняться за женщиной по лесу, когда она не что-то знатное, за которое можно получить огромный выкуп или большую выгоду, и когда вообще, вообще это глупо... как будто значит для него настолько, что он стремится доказать ей, что сильнее, что может и умеет больше, чем она...

Из последних сил он заставил себя двинуться через кусты, ломился по орешнику, бежал, натыкаясь на деревья, скользил, падал, снова поднимался, и когда дыхание уже разламывало грудь, в зелени мелькнуло ее светлое платье.

- Не уйдешь... - прохрипел он обугленным ртом.

Ноги подкашивались, в груди полыхал огонь, деревья качались, но глаза упорно держали ее фигурку. Артанка тоже не бежала, едва двигалась, ее раскачивало на ходу, к тому же она сильно прихрамывала. Он настиг или же она остановилась в изнеможении, он помнил только, что в последнем усилии ухватил ее за плечи, и они рухнули на землю. Она вскрикнула от удара, Иггельд ухватил ее за растрепавшиеся волосы, перевернул на спину.

Он успел увидеть испуганное и одновременно разъяренное лицо. В тот же миг маленький кулак ударил его в нос. Другой рукой вцепилась в густые отвратительно светлые волосы. Иггельд взревел от резкой боли, непроизвольно отмахнулся, ее голова дернулась, повернулась в сторону, и все тело застыло.

Иггельд лежал рядом, в груди всхлипывало, холодный воздух врывался, как падающий водопад, и попадал там на раскаленные внутренности, шипел, вырывался обратно белым паром. Еще не придя в себя, он встал на четвереньки, потом, держась за дерево, на ноги и, все еще не отнимая руки от дерева, несильно пнул ее ногой.

- Вставай, - велел он хриплым измученным голосом. - Не поверю, что не слышишь.

Она не шевельнулась, толкнул ногой снова. Ее голова дернулась, веки медленно поднялись. Глаза затуманены, Иггельд понял, что она почти не видит его, а если и видит, то в тумане. Артанка с трудом оперлась руками о землю, плечи вздрагивали.

Сверху казалась беззащитной и жалобной. Иггельд так же непроизвольно протянул ей руку, сама и не поднимется на ноги...

Голова поднялась, глаза отыскали его лицо. РукИ не приняла, встала на нетвердых ногах. Иггельд вздрогнул и едва не отступил. Глаза полыхают лютой ненавистью, она прекрасна в испепеляющем негодовании, черные локоны рассыпались по плечам, на щеке засохшая кровь.

- Мерзавец, - сказала ясным голосом. - Насильник...

Она сделала шаг навстречу, ноги подкосились. Падала медленно, он успел протянуть руку. Она повисла, легкая и невесомая, сейчас показалось, что держит в руке сомлевшую белку, настолько легка и невесома.

Он прижал к груди, она задвигалась, приходя в себя, начала отталкиваться. Он внезапно и резко ощутил потерю, словно выдирали часть его самого. Она отстранилась, он успел увидеть гневное лицо, залюбовался и сказал себе, что за всю жизнь не видел ничего более прекрасного, чем эта гордая и неукротимая женщина, маленькая, но яростная, не сдающаяся перед таким огромным и сильным врагом.

Острая боль обожгла левый бок. Он охнул, рука метнулась и перехватила кулак, сжимающий рукоять ножа... который ухитрилась вытащить из его же ножен!

Она еще пыталась бороться, он сильным толчком отшвырнул, нож вылетел и упал между ними. На солнце пурпуром, словно раздавленная земляника, блеснуло красное лезвие. Иггельд поспешно прижал подошвой сапога, пощупал бок. Ударила умело и точно: в левую сторону, даже рассчитала, как лезвие пройдет между ребер и рассечет сердце. Не учла лишь, что сама еще слаба и что куявы, в отличие от бесшабашных артан, которым жизнь недорога, чаще всего носят кольчуги.

Мне жизнь дорога, мелькнуло в голове злое. И так просто ее не отдам.

Ратша ахнул, когда из леса показалась Блестка, руки туго связаны за спиной, конец веревки в руке Иггельда. Он тащился следом, бледный и понурый, Черныш ринулся навстречу, едва не повалил Иггельда, принялся облизывать, а Ратша завопил еще издали возмущенно:

- Ты с ума сошел! Я уже хотел улетать сам. Только Черныш заупрямился почему-то. Тоже дурак, как и ты. Посмотри, где солнце!.. Ты истратил весь день в этой дурацкой погоне! Чем вы там еще занимались? Скоро ночь!

Иггельд, кое-как отбиваясь от Черныша, добрел до их стоянки, тяжело опустился прямо на землю. Ратша поперхнулся, заметив наконец, что Иггельд не только исхудал в беге, но и бледный как полотно, в одной руке конец веревки, а другой зажимает левый бок. Пальцы в крови, красная струйка подмочила рубаху до самого пояса. Тяжелая густая кровь все еще продавливается между пальцев, сползает по бедру.

- Что случилось?.. Ты ранен? Много их было?

Он бросился осматривать рану. Иггельд постанывал сквозь зубы. Ратша поспешно вытащил бурдюк с вином, Иггельд жадно припал к отверстию пересохшим ртом. Блестка отвернулась, не желая видеть роняющего свое достоинство мужчину, которого в последние минуты уже начала уважать. Правда, совсем немножко.

- Один дракон... - прохрипел Иггельд, оторвавшись на миг от бурдюка, - стоит сотни воинов...

- Там был дракон?

- Да.

- Откуда?.. Где он?

Иггельд кивнул на Блестку. Ратша смотрел на нее с изумлением и гневом. Бросился к мешкам, вытащил чистую тряпицу, заставил поднять руки, стащил через голову плотно облегающую кольчугу, весь левый бок нижней рубашки в крови. Присвистнул, поднял ее, торопливо принялся туго перевязывать бок Иггельд морщился, еще дважды прикладывался к бурдюку.

Ратша поинтересовался рассерженно:

- И что, опять ночевать в этой проклятой степи? Когда я не вижу гор со всех сторон, мне становится жутко!

- Артане живут так всю жизнь...

- Что артане, - отмахнулся Ратша. - Козы и дикие кони тоже так живут... Хотя умные козы прыгают по горам, а глупые - по степи... Эх, Иггельд! Удивляешь ты меня... Мы ж целый день потеряли! Пусть бы бежала, черт с нею. Стоило ли из-за нее... вот так?

Иггельд поморщился, Ратша затягивал рану туго, посмотрел на Блестку, на рану, снова на пленницу.

- Не знаю, - ответил он устало. - Но тогда казалось, что стоило. Дурак я, Ратша.

- Еще какой, - подтвердил Ратша с готовностью.

Он туго перетянул бок, Иггельд сидел, прислонившись спиной к дракону, тот дремал, счастливый, что все вместе и все хорошо. Облизывать ему Иггельда не дали, вдвоем с Ратшей уверили, что все хорошо, это такая игра, спи. И он заснул, драконы вообще, как обронил как-то Иггельд, спят вдвое больше людей. И вообще человек спит меньше всех зверей на свете.

Иггельд тоже дремал, измученный изнурительной погоней, а потом еще и раной. Блестка опустила веки, но из-под густых ресниц поглядывала на пленителя с ненавистью, недоумением и странным сочувствием. Не похож на куява, слишком сильное мужественное тело, никакой рыхлости, одни мышцы. Даже у прокаленных солнцем артан бывает больше лишнего мяса, а этот как будто весь из сухих жил, грудь не рыхлая, как у всех куявов, у них почти похожа на женскую, а будто выкованные из светлой меди выпуклые пластины, ровные квадратики живота. И хотя почти все под повязкой... там на боку все-таки проступает кровь снова, тряпка набухает... и хотя те мышцы почти не видно, но этот Ночной Дракон выглядит сильным и свирепым воином.