бестрепетно шагнул в клубящийся дым. Непонятно, что тут могло служить его
источником, но, во всяком случае, открытого пламени Игнациус не видел. Глаза
немилосердно щипало, паренёк едва дышал, однако упрямо брёл вперёд,
действительно, туда, где должен был находиться алтарь, посвящённый новому
божеству Ракоту-Заступнику, так и не сумевшему, однако, заступиться за вставший
на его сторону мир.
- куб из необработанного чёрного мрамора, доставленный откуда-то с северных
гор. Пальцы юноши тотчас нащупали рассекшие алтарь во всех направлениях
глубокие трещины - сердце Храма выдержало первый удар врага, но устоять перед
вторым шансов уже не имело. Тем не менее Игнациус вцепился в края алтаря,
словно утопающий в обломок мачты. Хоть какая-то надежда уцелеть...
остался где-то снаружи, за пределами дымных стен (кстати, здесь, возле самого
алтаря, и дышалось почему-то легче, словно и не рвались из-под самых ног жирные
чёрные клубы).
никакому описанию. Его губы стали сами собой шептать слова - "открывайся,
открывайся, открывайся..."; он повторял их на всех трёх выученных храмовых
языках, или, как тут говорили, речах: Речи Проходящих, Речи Прислуживающих и
Речи Вступающих; говорили, что есть ещё Четвёртая Речь - язык жрецов и пятая,
особо тайная, для высших посвящённых, но их юноша, конечно, не знал.
холодное и твёрдое понимание, что отсюда надо убираться, и вера, что есть
тайная дверь, которую он может открыть. Он словно наяву видел: вот дрогнет
каменный куб алтаря, неподъёмная громада сдвинется с места, открывая ему
проход, залитый тёплой тьмой, там будут тишина и безопасность, покой - всё то,
чего он был лишён.
плеч, рук, всё дальше и дальше; боль коснулась камня, и алтарь, казалось, тоже
застонал - вместе с гибнущим миром. Юноша увидел - словно птица из небесных
высот - огромную картину: море лесов, ограниченное коричневыми горными
хребтами, синие нити рек и голубые кругляши северных озёр. Кое-где виднелись
игрушечные башенки городов и замков; впрочем, правильнее было б сказать, что
они не "виднелись", а "терялись" в дыму.
небесах, нерассеивающиеся, словно умерли разом все ветры. Нигде не видно
открытого огня. И нигде не видно врага.
отсюда, куда угодно, закрыв глаза!..
ногах. Под алтарём действительно открылся проход; и юноша, в панике заслышав
знакомый уже вой и свист за спиной, очертя голову кинулся в провал...
сил проснуться. Чёрный дым сменился непроглядным мраком, непроглядный мрак -
белесой мглой, в которой Игнациус плавал, точно рыба в воде. Правда, здесь он
мог дышать.
довольный голос.
второй голос, низкий, женский. - Мне кажется, надо брать.
- Брать, немедля!..
Заскрипело кресло под грузным костистым телом. На столе, аккуратно застеленном
льняной скатертью с тонкой алой вышивкой, стыло нетронутое угощение, тётушка
Аглая постаралась на славу, едва только получила сногсшибательное послание от
мессира Архимага, что ему необходимо срочно поговорить с ней и он покорнейше
просит разрешения посетить её дом в любое удобное для госпожи Аглаи Стевенхорст
время.
служанки мигом обрели способность пребывать самое меньшее в пяти местах
одновременно. Конечно, сама Аглая пустила в ход всё своё искусство. Архимаг
Игнациус не отличался обыкновением наносить частные визиты.
едва ступив на порог. Похвалил уют и аккуратность дома, скинул плащ на руки
трепещущей от усердия молоденькой горничной, прошёл следом за Аглаей в
празднично разубранную гостиную. Сел, тяжело упёр посох в пол. И начал
говорить. Да такое, что бедная Аглая сидела напротив него ни жива ни мертва.
в Долине.
так что и следа не осталось. То, что я видел, было лишь началом. Потом я узнал,
как Губитель действовал дальше, после того, как одолел пытавшихся сражаться с
ним жрецов и магов, он сровнял с землей города и замки, выжег поля и деревни...
Потом принялся за горы и реки, моря и озёра. Как я уже сказал, ему пытались
противостоять многие - чародеи и жрецы владыки Тьмы, Ракота, они вышли на
неравный бой. И пали. А Губитель оставил после себя мёртвый мир, покрытый
проплешинами пожарищ - и где не уцелело ни одного человека.
был опытен в отыскании жизни, - губа Игнациуса дрогнула от отвращения. -
Омерзительный, ужасный монстр... Сколько я потратил потом сил и времени,
пытаясь разыскать его... но нашёл только имя. Только имя... - он вздохнул. -
Имя и ещё то, что он был оружием прежних владык Упорядоченного. Их звали
Молодыми Богами. Они уничтожили мой мир...
в кулачке надушенный носовой платочек, отделанный кружевами.
без некоторой гордости пояснил Игнациус. - Не обязательно знать все без
исключения заклятья. Порой в минуту смертельной опасности скрытые способности
обостряются... ну да ты знаешь эту теорию. Моё сознание справилось без меня.
Так я встретил Наставников... это было самое начало Долины. Точнее, нашли-то
меня не Основатели, само собой - их к тому времени уже не осталось в живых, -
но их первые ученики. Ах, какие времена... - седой Архимаг покачал головой. -
Какие времена... Но прости старика, дорогая моя Аглая, я несколько увлёкся
приятной беседой. Нам нельзя ударяться в воспоминания - они лишь наполняют душу
печалью, ибо даже сильнейшим из нас не под силу повернуть время и изменить
прошлое.
цыпочки, словно девчонка перед строгим, но любимым учителем.
котором оказались, увы, сильно замешаны два близких тебе человека...
конечно же, успел что-то там натворить!
скорбь и печаль. Даже благообразная ухоженная седая борода как-то по-особенному
поникла. - Но не только он, Аглая, не только он. Набедокурила ещё и твоя
сердечная подруга, Клархен. И набедокурила куда как крепко.
помочь? Я не знаю ни где Кэр, ни где Клаpa. He имею от них никаких вестей.
Схожу с ума от беспокойства, не знаю, что и думать...
моей юности, историю моего появления здесь? Не знаешь? Качаешь головой? Я тебе
отвечу. Те, кто наслал на мой мир Губителя - Молодые Боги, о которых мы уже
говорили...
Боги, сражавшиеся тогда с Властелином Зла и Тьмы, Ракотом Восставшим. Губитель,
как я сказал, был их излюбленным оружием. Не знаю, самым ли сильным, но одним
из самых действенных - это уж точно. Потом, много лет спустя, уже полноценным
магом Долины, более того, членом молодой тогда Гильдии боевых магов, я
отправился обратно, так сказать, на родину, - лицо Игнациуса исказилось
гримасой. - Глупая и ненужная сентиментальность... Дом там, где твоё дело, а
все разговоры о родном пепелище - не более чем дурная поэзия, собственно
говоря, и поэзией-то не имеющая прав именоваться. Так вот, я вернулся. Мною
двигало какое-то извращённое любопытство, мне не следовало так поступать. И как
ты думаешь, что же я увидел? - голос Игнациуса как будто бы дрогнул. - Что я
мог там увидеть? Новые города взамен сгоревших, новые леса, поднявшиеся на
удобренных пеплом пожарищах? Нет. Я увидел пустыню, Аглая, пустыню, мертвее
мёртвого. Собственно говоря, её и пустыней-то назвать было нельзя. В пустыне,
даже в самых жарких и прокалённых, всё равно есть жизнь. А в моём... а у
меня... - теперь голос Игнациуса дрогнул уже явственно. - Там нет ничего,
Аглая! Вообще ничего! Моря и реки - высушены! Горы - обрушены и рассыпались
пылью! Леса - сожжены! Земли - отравлены, и больше там ничего не растёт. Даже
небо - даже небо он ухитрился испоганить, Аглая, представляешь себе - даже
небо! Там теперь только чёрные тучи, и это не метафора, не гипербола - чёрные
сплошные тучи, без единого просвета. И вечный полумрак под ними... Я попытался
выкопать колодец - он остался сух, подземные жилы убиты тоже. Вот такую судьбу
встретил мой мир, Аглая, и я не хочу, чтобы ещё хотя бы один в Упорядоченном
разделил бы её.
преминула бы поинтересоваться, как соотносится с этими благородными помыслами
стремление мессира Архимага любой ценой избежать противоречий с Советом Долины,
дружно выступившим против схватки с козлоногими, но Аглая Стевенхорст ею, увы,
не была.