чу-Довищ. В преисподней, которой сделался этот мир по воле несговорчивых и
алчных, жестоких и властолюбивых... Именно преисподней, во всех своих частях,
подумал Саймон, вспоминая: "...клятие бляхи... спелись с мослами... орда...
саранчуки, свинячьи рыла, татарськи биси... круг Харькива... почорнило од
крови... слетати до руин Одесы... немаэ ничого... орда варварив... песьи
хари... не ждать, ударить всей силой..."
казавшейся Саймону преддверием ада. Но это был обычный тракт, только
незамощеный и грязный, протянувшийся вдоль полотна железной дороги - ее насыпь
виднелась южней, освещенная кое-где фонарями. Собственно, то были не фонари, а
просто бочки с керосином и фитилем из пакли, расставленные через пару
километров; цепочка таких огней тянулась от Харбохи до Сан-Ефросиньи,
ближайшего городка, где железнодорожный путь сворачивал к северу, к границам
Разлома, центральным провинциям и Парагвайскому протекторату. В Сан-Ефросинье
стоял отряд драгун, и считалось, что город находится под "штыками", которые, в
сравнении с крокодильерам и, были не столь круты. Жители Харбохи бежали туда
едва ли не каждый год, пережидая лихое время в кибуцах и на окрестных фермах.
Там было посуше, чем у речного берега, - рос картофель, а кое-где даже маис,
которым откармливали тапиров.
придержав лошадь, с тревогой уставился на посеревшее лицо учителя. В глазах
Гилмора мерцал отблеск пожарищ, бушевавших над Харбохой; скорчившись в седле,
он что-то лихорадочно бормотал сухими губами. "Пройдет, как дым - я никогда не
говорю... Наверно, должное хочу отдать огню..." Бредит, подумал Саймон и
повернулся к Кобелино, единственному бывавшему в этих местах:
Поймав яростный взгляд Саймона, Кобелино сморщился и торопливо произнес: - А
вот далеко ли - не знаю, хозяин. Спрошу. - Он оглядел шагавших и ехавших рядом
людей и наклонился к щуплому подростку: - Эй, обмылок! До Фроськи еще сколько
грязь месить?
сидевший на костлявой кляче:
раньше.
мулата в сторону. Ему не нравилось, когда с людьми беседуют в подобном тоне.
кабальеро, добрый господин. Ты - кабальеро, у тебя оружие и лошадка справная, а
мы с сыном, - он кивнул на паренька, - из простых, кормимся у реки. Имя мое -
Толян, а фамилие нам не положено, чтоб о себе не возомнили. Мы и не мним -
грузим, разгружаем, когда работа есть... Нет работы - рыбку ловим. Не трогают -
живем, бьют - бежим...
- погромы, во Фроське - поборы. "Штыки" тоже свое берут! У них обычай таков: не
платишь, отдай сына али дочь. А могут и так взять, если захочется. Слыхал я,
схватили девчонку - красавица, говорят, плясунья или циркачка, вот ихний
главный и пустил на нее слюну - схватили, значитца, и отвели к паханито. А
девка - ни в какой! Упрямая попалась. Добром не взять, а силой главный их не
мог - он, вишь, поспорил с кем-то, что девка сама в постель к нему прыгнет. Ну
и...
его - уже не смутное, а принявшее некую определенную форму. Возможно, связанную
с девушкой, с этой плясуньей или циркачкой, про которую он слышал в первый раз.
в Разлом продали, а может, крокодавам... Те все-таки ближе...
заткнуться, потом спросил у пожилого:
домов, а дальше пойдут фермы да кибуцы. Мы с сыном - в кибуц, там руки завсегда
нужны и от хребтин не откажутся, есть что на них взвалить. Перекантуемся с
неделю, и домой. Эх, жизнь! Не жизнь, а хренотень пополам с дерьмом...
еле держался в седле, и было яснее ясного: если он и доедет до этих Ромашек,
так в состоянии полного беспамятства. Ему полагалось сейчас спать, а не
трястись по грязной дороге под проливным дождем.
деревне, а там можно баркас нанять - большой, только лошади не влезут. Туда
через час доберешься, вот только... - Толян сделал паузу, подумал и закончил: -
Если доберешься вообще.
эти, в шляпах... - Он описал широкий круг над головой. - Запросто можно не
добраться.
узкий грязный тракт, пришпорил жеребца и свернул к северо-западу. Его
предчувствие становилось все сильнее и сильнее; он уже не сомневался, что
должен здесь повернуть - даже в том случае, если их поджидает целый полк
крокодильеров, оседлавших своих крокодилов. Пашка с Филином ехали позади, не
возражая, не расспрашивая, придерживая Мигеля с двух сторон, а Кобелино, пустив
лошадь рысью, нагнал Саймона.
ночь... Обуют нас по первое число, будем до седых волос на животах ползать...
над прудом, чтобы зверюшки ноги отъели. Кому по колено, кому по яйца. Встречал
я таких людей, рассказывали...
Ходят ли в окрестностях патрули?
Разлом попасть! Только думаю, что народа там немало. Сами крокодильеры - они
зверюшек кормят да отстреливают, а еще работники их - мясники, коптильщики,
возницы, дубильщики кож... Сотня-другая наберется.
в столицу подзаработать. Мы и в Харбохе-то не были, объехали стороной.
Саймона вело предчувствие. Ему говорили-и отец, и Наставник, и Дейв Уокер, и
другие инструкторы, - что все в мире взаимосвязано, что события цепляются друг
за друга, словно ветви с колючками, и что всякий свершившийся факт порождает
множество следствий, которые тоже являются фактами, корнями ветвистых деревьев,
приносящих самые неожиданные плоды. Он не раз убеждался, что это - истина. На
Латмерике он не отрезал пальцев капитану Меле, и в Каторжном Мире Тида тот
прострелил ему плечо; на Таити он познакомился с русской девушкой, разыскал ее
в Москве, переспал с ней и опоздал на монорельс в Тулу, где мог погибнуть во
время взрыва на Тульском Оружейном; в Басре он заключил пари, и следствием
этого стала находка - диск с дневником Сергея Невлюдова, личности столь же
таинственной, сколь легендарной. Иногда связь между такими событиями
прослеживалась шаг за шагом и казалась закономерной, иногда закономерность
подменяли случай, удача, везение, и Саймон не мог перебросить логический мост
от одного факта к другому; но, так или иначе, связь существовала, и попытка
разобраться в этом являлась самой занимательной из всех возможных игр.
Например, сейчас: "Парадиз" - крокодильеры - Гилмор - необходимость отыскать
жилье. Извилистый овраг! И что за новым его поворотом? Только ли рыбачья хижина
да лодка, на которой они поплывут по Паране?
сморщившись. - Гляди! Вот там, по левую руку!
еще не река, а озеро или большой пруд с едва заметными контурами пологих
берегов. Пруд тянулся к северу, изгибаясь широким полукольцом и окаймляя
полоску суши, ровную и низкую, с трех сторон окруженную водой. Саймон, видевший
в темноте немногим хуже, чем в дневное время, мог различить там мостки и
постройки с плоскими кровлями, сараи, заборы, решетчатую наблюдательную вышку и
прикрытые навесами столбы - между ними что-то болталось, кажется, на веревках
или шестах. От этого странного поселка тянуло мерзкими ароматами, дымом, вонью
гниющих отбросов и кож, мокнущих в дубильных чанах. Этот букет был так силен,
что перебивал запахи мокрой травы и почвы; чудилось, что в своих блужданиях
путники набрели на свалку, торчавшую гнойником на болотистой плоской равнине.
ним, метрах в тридцати - строение без стен, просто крыша на высоких кольях,
между которыми подвесили балку. Балка была длинной и выдавалась над
поверхностью воды, словно большое удилище; канат, свисавший с ее конца,
подчеркивал сходство. На этом канате болтался невод или сеть, а в нем - что-то
темное, извивающееся, как червяк, - то ли приманка, то ли огромная рыбина,
которую собирались вытащить на берег. Под этим сетчатым мешком вода будто
кипела, и в ней временами мелькали разверстые пасти и бурые чешуйчатые тела.
Рыбку ловят? Сетью? Подманивают на факелы? Ну-у, ловкачи!
превратиться... Поехали отсюда, хозяин! Быстрей!
к этому сараю у зловонного пруда и к человеку, что корчился в мешке.
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Трубников Александр
Никитин Юрий
Шилова Юлия