Чтение 21–й страницы книги ~Шпага Софийского дома~

Вышел, за гостем вослед, в сени, проводил до крыльца. На крыльце дьяк замешкался, улыбнулся:

- Григорью, отроку книжному, поклон, наслышан о нем от Алексея!

- Обязательно передам.

Олег Иваныч задумчиво облокотился на резные перила крыльца, провожая взглядом худую фигуру посольского дьяка. Небо над Москвой запросветилось, сквозь голубоватые проталинки облаков сверкнуло солнце.

Что-то тяжелое внезапно просвистело рядом. Черная злая стрела впилась острием в кленовый столб, поддерживающий крылечную крышу!

Олег Иваныч мгновенно отпрыгнул в сени - учен уж был, боевая стрела, умело пущенная, запросто насквозь человека пробивала, часто вместе с кольчугой. Выглянул осторожненько. Ага - вот, с воротной башни как раз очень удобно целиться... И со стены, с заборола - тоже. Что за черт?

Кажется, с заборола кто-то помахал рукою. Показалось? А с другой стороны - если уж захотели убить - попали бы запросто.

Олег осторожно выглянул.

На стене, по заборолу, ходила стража.

Внимательно осмотрел стрелу. Длинное черное древко с каким-то странным утолщением посередине.

Нет, никакое это не утолщение... Записка!

Оглянувшись по сторонам, Олег Иваныч быстро отмотал небольшой кусочек пергамента.

"Не езди с посольскими, ибо тогда из вас не доедет никто! - предупреждал неведомый доброжелатель. - Нужен ты. Скажись больным, исчезни опосля, с купцами".

Хорошенькие дела! "Нужен ты"! Понятно, что нужен. И даже ясно - кому. Вот только насчет "исчезни"... Легко сказать. Впрочем, судя по способу передачи записки, самозваный ангел-хранитель знал, что делал.

Как звать тебя, добрый незнакомый друг? Не Силантием, часом?

Ладно, Силантий, не Силантий, а игнорировать подобные предупреждения себе дороже, не принято было здесь так вот шутить, совсем не принято.

С обеда у Олега Иваныча резко заболел зуб. Левая "четверка". А может, и правая. В общем, в рту где-то. Озабоченному Никите Ларионову Олег Иваныч лишь показывал пальцем на верхнюю челюсть, удрученно качал головой и глухо мычал. К тому же у него еще открылась старая рана в боку. И на ноге, кажется, вскочил чирь. Нет, в самом деле вскочил - кто бы сомневался - зазря, что ли, Олег Иваныч самолично извел на него половину писцовых чернил, втихаря позаимствованных из дорожного сундучка господина Ларионова.

- Не ко времени занедужил ты, Олежа, - закручинился Никита, - ой, не ко времени. В обратный путь бы надо.

- Так езжайте, кто вас держит?

- А ты как же?

- А я тут побуду с недельку. Сам видишь, какой сейчас из меня воин? После доберусь, с оказией. - Олег Иваныч тяжко вздохнул и, устало прикрыв глаза, внимательно следил за реакцией посольского чина...

- Ладно! - подумав, махнул рукой тот. - Выздоравливай. А мы завтра поутру тронемся - князь охрану дает, до самой Твери. Мыслю - худа тебе тут не будет.

Утром посольские зашли попрощаться. Олег Иваныч выпростал из-под одеяла дрожащую руку, перекрестил всех на дорожку. Никита Ларионов нагнулся, поцеловав, прослезился даже.

Загрохотали по крыльцу сапоги, заржали кони.

После отъезда посольства Олег Иваныч, по совету Ивана Костромича, сходил вместе с ним в церковь, горячо помолился, после чего все его хвори словно рукой сняло! В храм-то еще шел ковыляючи - а обратно - здоровее здорового. И не потому, что лень стало осторожничать, а просто забыл Олег Иваныч во время службы, на какую ногу припадал, а спрашивать у Костромича счел чересчур уж нахальным делом. Иван Костромич вечером навестил болящего - выглядевшего не в пример лучше, чем утром. А когда выкушали под холодец с хреном корчажку стоялого медку - так и совсем полегчало Олегу Иванычу, песни петь потянуло.

- Как ни жил на свете Володимир-князь, - затянул захмелевший гость, - На свете белом, да на Киеве, Да на Киеве, во стольном граде... Эхма!

После третьей кружки Олег Иваныч тоже осмелился подпеть:

Хочу чаю, хочу чаю,

Чаю кипяченого...

Не мажора я люблю,

А политзаключенного!

Эхма!

Так и пропели до темна, покуда корчажка не кончилась.

- Вот ведь, Олег Иваныч, что вера православная делает! - осмотрев выздоравливающего, довольно произнес гость. - Не впервой такое вижу...

Он прямо лучился важностью, словно не соизволением Господним выздоровел болящий, а лично его, Ивана Костромича, потугами.

Через пару дней и подходящая оказия случилась: собирался к Новгороду большой купеческий караван, о чем радостно сообщил Олегу государев дьяк Федор Курицын.

- Это хорошо, что большой, - улыбнулся про себя Олег Иваныч. - Легче затеряться, от лихих людей спрятаться.

- Напрасно так мыслишь, - охолонул его дьяк. - Караваны купеческие перво-наперво лиходеи осматривают. Куда идет, да с каким товаром, да много ль воинов, охраны. Бывает - из ворот только выедут купцы - их уж тут и ждут, за ближайшей горкой. Нет, ежели надобно тебе из Москвы незаметно выбраться, советую сначала в монастырь какой выехать либо в деревню дальнюю. А уж оттуда - к купцам пристать, допрежь того сговорившись. От кого таишься-то, господине? Впрочем, не хочешь - не говори, твое дело. Но совет мой запомни, может, и сгодится! Не благодари, не надо. Чего-чего? Где б такого купца сыскать? Ну, ты ушлый! Ладно, сведу. Жди к вечеру.

Не обманул Федор Курицын, привел вечерком Акима Поварова - купеческого приказчика. Сам-то Ефим Панфилыч, богатый муромский купчина, подойти не смог, занят был сильно. Оно и понятно - путь не близок да опасен, подготовка глазу хозяйского требует.

Сговорились с Акимом за полденьги, что будет их ждать Олег Иваныч в пяти верстах от монастыря Троице-Сергиевого, у реки, на пригорочье, в виду небольшой деревеньки Онфимово, что отцу покойному сына боярского Онфимова Епифана еще прежним государем Васильем пожалована.

Не понравился Олегу Иванычу приказчик, совсем не понравился. Вертлявый, бороденка редкая, взгляд вороватый да наглый - точь-в-точь, как когда-то у ребятишек с Апрашки. Ну, делать нечего, какой уж есть. Даст Бог, не обманет.

Попрощался Олег Иваныч с гостями, принялся к отъезду готовиться. Шпагу точил да десяток монет серебряных под подкладку в кафтан зашил, как положено. Того не видал, делами поглощенный избыточно, что не успел Аким-приказчик к Неглинной от Кремля спуститься, как подошли к нему двое. Сзади возок подъехал, о двуконь, быстрый.

Долго не разговаривали: схватили под руки, да в возок. Лошадок стегнули. Эх, залетные! Понеслись вдоль по Неглинной, куда только - Бог ведает. Затрепетал душонкой Аким, особливо как нож вострый к горлу приставили. Спросили ласково, к кому купецкая теребень в Кремль приходила, не к такому ли? В возке сидевший - в колпаке черном, бороденка гнусная, козлиная - Олега Иваныча точнехонько описал: роста высокого, лицо белое, борода да волос светлые, глаза - как небо осеннее, серые. На щеке родинка небольшая. В кафтане лазоревом да меч на поясе не простой - узок, кончар будто...

- Правду скажешь, мил человек, али в прорубь?

Затрясся весь Аким-приказчик, головой забубённой закивал часто. Все рассказал, и про человека с мечом узким, и про хозяина своего - Ефима Панфилыча, купца муромского.

Не знал того Олег Иваныч - а все ж на душе неспокойно было. Выходило, в пятницу ему с караваном встречаться. А какое ж хорошее дело в пятницу делается? Ясно - никакого.

С богомольцами поехали в монастырь Троице-Сергиев. На двух телегах ехали, ходко. С утра солнышко светило, да ветерок эдак чуть-чуть дул иногда. Небо было голубым, высоким, прозрачным, лишь где-то у самого горизонта синели, копились тучи. Олег Иваныч разнежился на мягком сене, плащик бобровый распахнул, природой на пути любовался. На небо смотрел голубое, от солнца щурясь, на деревья в белом инее, на синие дорожные тени. Тучи на горизонте становились все смур-нее, даже как-то заметно ближе, и не раз, и не два с тревогой посматривал на них возница - рыжебородый мужик из деревни Онфимово, что с монастырем рядом.

Дорога спустилась на реку, пошла дальше по льду. С обеих сторон реку обступали высокие, поросшие густым лесом холмы. Поднявшийся ветер раскачивал корявые вершины деревьев. Возница нахлестывал лошадей.

С вершины одного из холмов, петляя в чащобе, спускалась к реке незаметная тропка, делая изгиб в кустах у излучины, выбегала к дороге. В конце тропинки, за деревьями, копошились всадники в тегиляях, числом с десяток. Сабли, в колчанах - луки со стрелами, рожи - не приведи Господи! Один из них спешился, поднялся на холм, крикнул - едут!

Всадники вытащили луки.

Их предводитель - сумрачного вида светлобородый мужик - оглянулся:

- Едут, Митрий-человече!

- Слышу, что едут, - ухмыльнулся козлобородый шильник, потер радостно руки. - Ну, и ладно. Ладно...

У излучины дорога раздваивалась, одна стежка шла вдоль реки дальше, к монастырю, другая поворачивала налево, к деревне.

- Успеть бы в обитель, - обернувшись к сидевшим в телеге богомольцам, тревожно произнес рыжебородый возница. - Вон, небо-то... Спаси, Господи!

- Спаси, Господи! - перекрестившись, повторили все хором. Олег Иваныч, взглянув на небо, нахмурился. Светлое еще совсем недавно, небо потемнело - вся до поры до времени таившаяся у горизонта синь наползла на него, жадно сжирая блеклые голубые остатки. Здесь, на реке, в низине, еще было тихо, но на холмах уже выл-кружил ветер, сметал с кустов снег, пригибал к земле тонкие вершины деревьев. Спаси, Господи! Не дай Бог попасть в этакую-то бурю!

Олег Иваныч поплотнее запахнул плащ. И вдруг возница неожиданно дернулся, и, вскрикнув, повалился в телегу. В груди его торчала длинная боевая стрела!

С гиканьем выскочили из кустов всадники! Помчались наперерез, пуская на ходу стрелы. Подстрелили еще двух богомольцев. Потерявшие скорость сани представляли собой неплохую мишень. Всадники, расправившись с богомольцами на передних санях, повернули...

Не раздумывая, Олег Иваныч схватил вожжи, гикнул:

- Нно, залетные!

Подстегнув коней, поворотил налево, на ходу сталкивая в снег трупы. Крикнул оставшемуся в живых страннику:

- Помогай, божий человек!

Тот, стуча зубами, молился.

Вихрем взметнулись кони на длинный пологий холм, помчались. Вскоре лес на холме кончился - дальше дорога пошла полем... Большое ли поле, далеко ль до деревни - то ведал сейчас один только Бог. Вокруг творилось нечто! Выл, буранил, взметывая тучи снега, ветер, сорвав шапку, швырнул в лицо холодные иглы. Олег Иваныч чертыхнулся, бросил взгляд назад - ни хрена не видно - слышно только, вроде как ржут позади кони-то, значит, не отстают лихие людишки! Ну да еще погоняемся! Такая-то погодка беглецам на руку. Свернуть бы куда, пускай поищут. Ага, вот вроде подходящая колея. Видно, не так и давно сани проехали. А уже почти замело, специально бы по сторонам не смотрел - точно б мимо проехал. Въехав в лес, остановились осмотреться. Со скрытого вьюгой поля доносилось лошадиное ржание. Найдут повертку аль нет? Черт их... Интересно, попутчик-то здешние места хорошо знает?

Олег Иваныч обернулся. Сидевший позади богомолец со страхом глядел прямо перед собой и крестился, с заиканием бормоча молитвы. Что это его так напугало? Неужели засада?

Да нет, вроде все в порядке. Дерево только впереди, дуб здоровенный. На ветках - разноцветные тряпицы, колокольчики, маски. Олег слез с саней, с любопытством подошел ближе. Снял с нижней ветки маску - из коры березовой сделана - то ли лиса, то ли волк, то ли еще зверь какой, Олег Иваныч в зоологии со школы не силен был.

Однако богомолец-то что-то совсем раскис. А надо бы ехать, шильники-то рядом где-то!

Надел маску на себя - посмешить попутчика - Олег Иваныч, смешно переваливаясь, поскакал к саням.

- А вот и я - медведь не медведь!

Видимо, богомолец оказался напрочь лишенным юмора. Только взглянув на Олега, он выскочил из саней и с истошными криками "Изыди, Сатана!" опрометью бросился в лес.

- Эй, стой, стой, придурок!

Пробежав за богомольцем с десяток шагов, Олег Иваныч плюнул - а, пускай как хочет, идиотина, - и вернулся обратно к саням. Сдвинув маску на лоб, остановился, прислушиваясь, - вроде бы в поле лошади больше не ржали, проскочили-таки, шильники, - и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд.

Резко обернулся - так, что упала на лицо маска, - увидел сквозь смотровые щели двух здоровенных парней, вышедших из-за украшенного колокольчиками дуба. В руках парни держали увесистые дубины.

- Ну и встал, чучело. Теперь не развернуться сразу, - запоздало ругнул себя Олег Иваныч, незаметно вытаскивая шпагу. Против пары дубин... да-а... Попал, блин. Ну, ладно, выберемся. Парней вот только жаль этих...

Парни подошли ближе и вдруг неожиданно улыбнулись.

- Здрав будь, брат!

- Здорово, коль не шутите.

- Припозднился ты, брат, немного.

- Так погода-то.

- Ну, чего стоим? Поехали!

Неожиданные попутчики уселись в сани. Поехали. Куда вот только... Ну, дорога пока впереди была только одна, так что выбирать не приходилось. Парни вели себя мирно, шутили, пересмеивались, угостили Олега орехами.

Олег Иваныч догадывался, что ребятки почему-то приняли его за своего... Почему-то? А маска? Так. Теперь бы еще узнать - за какого своего. Кто они вообще такие и что тут, в лесу, делают? Судя по дубу, ребята, должно быть, язычники или двоеверы... что еще хуже. Сталкиваться с ними непосредственно Олегу Иванычу еще не приходилось, но наслышан был немного от Гришани-отрока. Тот, правда, не очень-то много рассказывал, стеснялся.

Версты через две лес стал значительно гуще, превратившись в настоящую чащу. Ветра почти совсем не чувствовалось, зато было темно, как у врат Ада. Впечатление усугубляли корявые сосны да могучие - в пять обхватов - дубы, росшие вдоль дороги. Вернее, это дорога обходила их, угодливо петляя.

За очередным поворотом неожиданно посветлело. На рысях лошади выбежали на большую поляну, посреди которой стояла большая изба, огороженная частоколом. Над узкими воротами в частоколе белели коровьи черепа. Слава Богу, хоть не человеческие!

Соскочив с саней, парни громко закричали, поминая какого-то Ярилу. Ворота распахнулись, и Олег Иваныч - деваться некуда - тронул вожжи.

Отворивший ворота мрачного вида мужик в волчьем полушубке ловко подхватил лошадей под уздцы. Олег Иваныч выбрался из саней и вслед за дожидавшимися его ребятами вошел в избу.

Большое, жарко натопленное помещение, те же черепа по стенам, связки чеснока - значит, не вампиры, пучки пахучих трав. Еще какие-то... э... фаллические символы. В большом котле, висевшем над открытым очагом, булькая, варилась похлебка... или скорее какое-то мерзкое колдовское варево. Дым от очага стлался по стенам и, повисев сизым маревом, медленно уходил в отверстие в крыше. Окон в избе не было... то есть, может быть, они и имелись, но были наглухо закрыты ставнями.

"Капище!" - вспомнил Олег Иваныч.

В избе было довольно людно - десятка полтора-два мужчин и женщин стояли, сидели по лавкам вдоль стен, толпились у очага. Пред самым очагом, помешивая варево длинной суковатой палкой, стоял высокий седой старик в длинной, расшитой красными бусами рубахе. К наборному поясу старика были подвешены черепа птиц. Волхв! Значит, не всех еще извели. Надо же... Капище... Волхв... А до митрополита Московского и Всея Руси Филиппа - и двух дней пути не будет!

- То наш брат Терентий из Явжениц! Наконец-то встретили! - поклонившись на три стороны, один из парней представил Олега Иваныча.

- Терентий, говорите? - оторвавшись от варева, волхв подошел к Олегу, подозрительно взглянул на него и ласково приказал:

- А ну-ка, яви лик, мил человече!

Ну вот, похоже, этой странной игре приходит конец. К двери - там, в основном, девки, - пробиться можно. Снять маску, потом неожиданно швырнуть ее в лицо волхву... Нет, лучше вон тому, высокому, он ближе к выходу.

Олег Иваныч медленно стащил с головы личину.

Морщинистое лицо волхва неожиданно расплылось в улыбке:

- Однако, все верно. Борода светла, на щеке родимец. Ну, здрав буди, Терентий-свет! Много о тебе слыхали. Со светлой пятницей тебя, брате!

Обняв несколько ошеломленного гостя, волхв троекратно поцеловал его в щеки.

- И тебя... И тебя со светлой субб... тьфу... со светлой пятницей! - сообразил сказать Олег Иваныч и, подумав, тоже расцеловал старика. Хорошо расцеловал, по-брежневски! Все разом одобрительно загомонили.

Указав гостю рукой на свободное место в углу, волхв испробовал варево и велел женщинам снять котел с огня. Исполнив, те поклонились и застыли рядом недвижными статуями. Красивые молодые девчонки...

Взяв в руки вместительный корец, старик-волхв зачерпнул им варева и с поклоном поднес его Олегу:

- Испей, Терентий, яко первый гость наш!

Олег Иваныч подозрительно понюхал бурую, остро пахнувшую чесноком, жидкость. Осторожно глотнул. Ничего, пить можно.

- За Перуна! - грянули все хором после глотка. Застыли выжидательно. Олег Иваныч глотнул еще...

- За Мокошь-матерь!

И снова застыли. Да что они, весь корец его заставят выпить - литра два, не меньше!

- За Даждь-Бога пресветлого!

Соседний мужик протянул к корцу руки. Слава Богу!

Олег Иваныч осторожно передал варево и почувствовал вдруг, как в голове зашумело, словно после пары граненых стаканов хорошей водки. В глазах сделалось будто светлее, восприятие обострилось настолько, что слышен стал самый легкий шепот. Видимо, в варево был добавлен какой-то легкий наркотик, скорее всего - сушеные мухоморы.

По очереди глотнув варева, собравшиеся в избе язычники внезапно затихли. Старик-волхв вытащил из-за очага бубен, ударил в него сушеной заячьей лапой. За спиной его явились откуда ни возьмись молодые безусые парни, почти дети, ряженные в звериные шкуры, на головах - венки из сушеных цветов. Парней было трое. Двое забили в бубны, третий засвиристел свирелью.

Выплыли павами молодые девчонки, босиком, в широких развевающихся рубахах с длинными рукавами, спускавшимися к низу на пол-локтя от кисти. Взмахнули руками, ровно крыльями, закрутились, запели:

Мы тебя, пятницу,

Жили-дожидали,

Неделю всю,

Весну-красну,

Все лето тепло,

Всю зиму холодну,

Едва дождалися,

Глаза охвостали!

Окружающие подпевали, надвинув на лица маски:

Едва дождалися,

Глаза охвостали!

Все чаще звучали бубны, заливисто выводила свирель, громко пели девчонки, все быстрее кружились, размахивая рукавами... Затем запрыгали через горящий очаг: сначала девчонки, затем - все остальные, включая Олега Иваныча - а что такого, после варева-то испитого он хоть через избу мог перепрыгнуть, запросто!

Потом пошел хоровод. Кружили по нарастающей, все быстрее, под частые удары бубнов.

- Лель! Лада! Лада! Лель! - кричали, кружась, девчонки.

- Тур! Ярило! Ярило! Тур! - вторили им музыканты, одетые в звериные шкуры. Весело было... и вместе с тем страшновато как-то.

Чувствовал Олег Иваныч, как засасывает его неведомая колдовская сила, веселит грешную душу бесовскими плясками, кружит в богопротивном хороводе. Чувствовал - но ничего поделать с собою не мог, просто не в силах был вырваться. Вместе со всеми кричал, подпрыгивая:

- Тур! Ярило!

- Лада! Лель!

А в это время кружили во чистом поле всадники в тегиляях. Буран унялся уже, стих, замело снегом все пути-дороженьки - вот и кружили, искали...

- Глянько, Митрий, - один из всадников тронул козлобородого за рукав. - Вон, у кустов... человек!

- Человек? А-ну, поскакали... Словим!

Притащили трясущегося от страха странника. Зло-хитро искривился Митря:

- А ведь не пешком ты сюда пришел, человече? Сани где? И второй, что в санях с тобой был? Говори, тварь, не то на куски порубаем!

Раскололся странник, не выдержал. Побежал впереди, дорогу указывая. По полю к лесу, мимо дуба, тряпицами да колокольцами украшенного...

А в капище все плясали!

Все быстрее кружились, подпрыгивая, хотя, казалось, куда уж быстрее-то?

Вдруг разом оборвали ритм бубны. Протяжно взвизгнув, стихла свирель.

Вышли к очагу девы. Ноги заголив, достали из-под рубах куклы соломенные, в мужские да женские одежды наряженные. Швырнули в очаг - занялось веселое пламя. Пали на колени, кричали:

- Зайца!

- Зайца хотим! Да прииде!

Олег Иваныч, плечами пожав, удивился - при чем тут заяц...

А притом!

Вот наконец явился Заяц-то!

Здоровенный, голый по пояс, парень. На голове обшитая мехом маска с длинными ушами, на поясе... Спереди, на поясе, висел деревянный, огромных размеров член... тот самый фаллический символ!