том расположении духа, когда человек склонен рассматривать все
происходящее аллегорически. Куколка-паразит напомнила ему, как сильно он
недооценил врага. Бандиты, несомненно, знали секрет этой новой культуры и,
умело пользуясь им, манипулировали своими союзниками. Практичные бродяги
никогда бы не решились при помощи лобовой атаки попытаться подавить
незнакомую цивилизацию. Они всегда стремились по возможности ненавязчиво и
незаметно направлять ее развитие, искусно изменять ход истории, не
причиняя ей вреда и не добавляя ненужных трудностей. Для этого, правда,
бродягам в критические моменты приходилось в какой-то мере уподобляться
тиранам...
бормотания бурильных установок. - Что случилось?
удивительно.
людей из группы Хэзлтона. Управляющий заговорил снова, чеканя каждое
слово.
Дираку, бандиты уже находились на планете Он? Не уверен, босс, что наши
потери нельзя объяснить как-нибудь проще. Твоей теории... не хватает...
элегантности.
отстающим учеником в классе, Марк, - обдумай-ка все еще раз. До сих пор
они соображали куда лучше нас. У нас еще осталась возможность применить
твой старый план в отношении женщин, но, чтобы он сработал, сначала надо
каким-то образом выманить бандитов из укрытия.
планете произойдут огромные изменения, однако мы - единственные, кто точно
знает, что именно случится. Бандиты наверняка постараются помешать нам
независимо от того, удалось ли им заполучить доктора Битла или нет. Надо
заставить их поторопиться. Я решил перенести День Движения на тысячу часов
вперед.
распространить эту информацию. Пусть ониане тоже услышат. И еще, Марк.
Чтобы доказать, что я не шучу, я снова включаю Отцов Города через 1100
часов. Если к этому времени ты окажешься не готов к взлету, я думаю, они
зададут тебе жару.
связь. Он бы предпочел, чтобы их разговор завершился чем-то по-настоящему
окончательным - например, грохотом цимбал. Резко повернувшись, он
обрушился на Мирамона.
Надеюсь быть вам полезным. Однако, вы изъясняетесь столь недоступными
терминами, что ваша беседа напомнила мне теологический диспут. А я никогда
не спорю на политические или религиозные темы. - Мирамон повернулся на
каблуках и пошел прочь, пробираясь среди деревьев.
следовало. Да, наверно, он стареет. Во время разговора с Хэзлтоном его не
покидало чувство, что гнев берет верх над его разумом, и у него не хватает
сил справиться с эмоциями. Если дело и дальше пойдет так же, Отцы Города
скоро низложат его и назначат мэром кого-нибудь более надежного и
молодого. Конечно, они выберут не Хэзлтона: им нужен человек, не склонный
к поэтическим ассоциациям и руководствующийся только практическими
соображениями. Тогда Амальфи уже не сможет даже в шутку никому угрожать
расправой со стороны Отцов Города.
купавшемуся в лучах яркого солнца. Возраст Амальфи уже приближался к
девятистам годам, плюс-минус пятьдесят лет. Физически мэр был силен как
бык, мозг работал быстро и эффективно, организм исправно поддерживал
гормональный баланс. Ни одно из двадцати восьми чувств Амальфи не
притупилось, его психическая устойчивость и способность разбираться в
окружающем мире не вызывали никаких сомнений. Мыслил он трезво и разумно,
как и положено человеку, большую часть жизни посвятившему странствиям
среди звезд. Антинекротики позволят ему сохранять отличную форму
неограниченно долго. Это они могут. А вот что действительно неподвластно
никаким лекарствам, так это способность человека сдерживать свои эмоции.
Эту проблему еще никому не удалось решить.
ситуаций - сказывается накопленный жизненный опыт. При этом все менее и
менее склонен он терпеть несообразительность своих коллег. Если человек
мыслит разумно, то и ответы, которые он находит, решая свои проблемы, тоже
разумны. Если его мышление нелогично - принимаемые решения не отличаются
здравомыслием. Но суть не в этом. Самым главным обстоятельством человеку
преклонного возраста начинает казаться быстрота, с которой решение может
быть найдено. В конце концов и трезвомыслящий человек, и идиот в
одинаковой степени становятся диктаторами, все меньше и меньше способными
объяснить, почему одно решение они предпочли другому.
отодвинуть смерть практически на неограниченное время, считалось, что
память может превратить долголетие в данайский дар, потому что даже
человеческий мозг не в силах запомнить практически бесконечное количество
накопленных фактов. Однако, теперь никто особенно не утруждал себя тем,
чтобы хранить в памяти отдельные факты и события. Для этого существовали
Отцы Города и специальные машины. Именно они запоминали и классифицировали
все накопленные данные. Сами же люди могли оставлять в своей памяти только
более крупные элементы - целые процессы, - отбрасывая в ходе эволюции
устарелые и заменяя их новыми, когда они возникали в результате каких-либо
открытий. Если же людям были необходимы факты, они обращались к помощи
машин.
знаний, стирали даже процессы, если они на определенной стадии развития
оказывались столь простыми, что появлялась возможность заменить их
надежными машинами. Такая практика именовалась правилом скользящих знаний.
Амальфи вдруг подумал о том, что в городе вряд ли остался хоть один
человек, способный произвести в уме или на бумаге простейшие
математические действия или определить уровень кислотности какого-то
раствора. Мысль эта никогда не приходила ему в голову, и сейчас своей
новизной и неожиданностью даже напугала. Наверно, точно так же древний
астрофизик задумывался о том, есть ли среди его коллег хоть один человек,
умеющий пользоваться счетами.
проявлять терпение и выдержку было очень сложно даже по прошествии тысячи
лет.
покрытая комьями налипшей на нее коричневой глины. Он перевел взгляд
наверх. Корпус люка, встроенный прямо в огромный гранитный диск,
являвшийся фундаментом, на котором покоился город, представлял собой
укрепленный выход шахты метро, линия которого проходила через Манхэттен
много веков назад. Сегодня люк использовался очень редко, поскольку
располагался довольно далеко от двух центров управления городом - здания
Эмпайр Стейт Билдинг и Городского Центра. До того места, где Амальфи
собирался взойти на борт города-корабля, если двигаться по периметру,
отсюда было далеко. Чувствуя себя первопроходцем, Амальфи вошел в
переходный отсек. Перед ним открылся длинный коридор, в стенах которого
дребезжало бесконечное эхо каких-то душераздирающих криков. Впечатление
было такое, словно кто-то пытался освежевать живого динозавра или целое их
стадо. К этому невероятному шуму примешивались еще звуки, похожие на
шипение бьющей под давлением воды, да еще кто-то истерически хохотал.
Амальфи взлетел по ступеням лестницы, шум становился все громче. Выбив
своим бычьим плечом дверь, Амальфи бросился туда, откуда доносился рев
скотобойни.
оказался внутри большой, заполненной паром, комнаты, стены которой
покрывали уложенные ровными рядами керамические плитки, покрытые
застарелой слизью и грязью. Меньшие по размеру шестиугольные белые плитки
бежали по полу бесконечно повторяющейся мозаикой, напомнившей Амальфи
графическое изображение структурной формулы газа Хаукесита. По комнате
беспорядочно метались обнаженные женщины, которые с криком молотили
кулаками по стенам и катались по мозаичному полу. Тонкая струя воды, то и
дело, попадала на тело какой-нибудь из них, отзываясь новыми сумасшедшими
воплями. С потолка острыми иглами тумана стреляли расположенные рядами
форсунки. Смех, который он расслышал еще в коридоре, зазвучал громче. Мэр,
быстро наклонившись, скинул покрытые грязью башмаки и, цепляясь пальцами
ног за скользкие плитки, направился в ту сторону, откуда доносился смех.
Тяжелый столб воды метнулся к нему, а затем снова отклонился в сторону.
Хэзлтон, обнаженная, как и все ее жертвы. Она весело манипулировала
огромным шлангом и выглядела очень привлекательно. Амальфи решительно
отбросил легкомыслие...
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Шилова Юлия