может, он перепутал шифр, и понедельник - это бобовник, а ложница -
пятница. Или ложница - понедельник, сливельник - вторник, а последождичек
- четверг? Или он попросту перезабыл дни недели? Как они там, дьявол их за
ногу? Воскресенье, сливельник, вторник, последождичек?.. Сливельник,
понедельник, последождичек, бовница?.. Бовница? Что за бред? Пятник, вот
его как.
повесить "Каминную полку"!
завтрак три пончика - один для себя, второй, чтобы писать на нем
донесения, третий - для _м_о_р_ж_а!
начал улавливать смысл загадки, которая прежде казалась самой неразрешимой
из всех попадавшихся ему на его долгом пути разведчика.
вопрос - вопрос, который, возможно, послужит ключом к тайне. Он извлек
"Дневник любителя" и в разделе, озаглавленном "Для заметок", записал:
искать партнера по игре в шары.
НЕЗАБЫВАЕМЫЕ МЕЛОЧИ."
осязаемых лучей полуденного средиземноморского солнца, Рик взглянул вверх.
нами человек среднего роста. Его можно было назвать красивым, но сам Рик
этого о себе не думал. Черты его лица были почти классически правильными,
но рот насмешливо кривился, наделяя скульптурное лицо одухотворяющей
человечностью. В сущности, рот даже впечатлял. Белизна ровных зубов
подчеркивала и без того сильный загар, а губы, твердые, но чувственные,
контрастировали с носом аскета. Когда Рик щурился в полыхающих, почти
осязаемых лучах полуденного солнца, его голубые глаза напоминали два
аквамарина в замшевом ювелирном футляре. Мохнатые рыжевато-медные брови
были приподняты, точно удивленные и шокированные соседством двух
аквамаринов. Волосы, тоже рыжевато-медные, были подстрижены ежиком,
тоненькие рыжевато-медные волоски блестели на руке, поднятой для защиты от
полыхающих, почти осязаемых полуденных лучей.
долго вымачивали в соленой воде. Сорочка была заправлена в светлые
парусиновые брюки с узким кожаным ремнем. Пряжка на ремне была простая,
обыкновенный медный прямоугольник, - такими затягивают ремни засаленных
брюк тысячи загорелых молодых людей, коротающих время на набережных
средиземноморских портов.
тапочки из голубой парусины. Шнурки когда-то были белыми, но утратили
первоначальный цвет, и на правой ноге серый шнурок стал темнее, чем на
левой. Подметки были веревочные и неизвестно почему казалось, будто они
перепачканы дегтем.
пальцев на загорелом лбу. Пальцы были длинные - удивительно длинные и
тонкие для такого рослого человека. Коротко обрезанные квадратные ногти
поблескивали точно перламутр, который Рик видел, когда нырял с края
острова.
волосками на тыльной стороне, а плотные, жилистые запястья соединяли кисти
с мускулистыми руками. Каждая ладонь заканчивалась четырьмя пальцами и
отстоящим пятым, большим..."
будет покончено: о количестве пуговиц на сорочке, о толщине волосков на
груди, о размере обуви, о том, как застегиваются у него брюки - на
пуговицы или на молнию. Но, может быть, лучше пока пропустить все это и
перейти к следующему куску, а не то Роу утеряет нить повествования.
примерно полакра. Находилась она на вершине обрыва, покрытого высохшей
травой, осыпью камней, карликовой бугенвилией и флоксами; обрыв круто
спускался к морю. Внизу несколько полевых цветков боролись с сухостью
почвы, отстаивая свое право на убогое существование. Эти скудные цветовые
пятна дополнялись лишь несколькими жестянками из под консервов да кожурой
от апельсинов, разбросанной там и сям на сером фоне гальки и
темно-зеленом, почти черном фоне водорослей.
скалой, то вновь появляясь на открытом месте. Тропинка пролегала по дну
широкого оврага, который врезался в обрыв между двумя столбами скал -
исполинскими фермами, которые издали казались пятнами умбры на лице утеса,
но по существу были исполинскими фермами. Пейзаж напоминал лунный -
нависшие скалы, нагромождение камней, сухая почва, и повсюду, куда ни
кинешь взгляд, пятна бугенвилии.
крик..."
не упомянул о том, что виднеется вдали. Он не сказал, какого цвета море.
Он не назвал даже месяца, когда происходит действие, ни словом не
обмолвился, куда смотрит обрыв - на север, юг, запад или восток. Он еще не
пустил в ход запаса цинний, азалий, робинзоний, форсайтий, цветущих
панглоссов, гиацинтий, гнилушек, львиных зевов, а ведь все это у него
наготове. Но ничего. Позднее он еще вернется сюда и на досуге все насадит.
А сейчас важно не потерять темпа повествования.
полуденного солнца.
стоящая на террасе. Нина Плешков. Даже разделявшие их четверть мили не
мешали Рику видеть, что она красива. Тоненькая, с высокими острыми
грудями. Волосы цвета дубленой кожи падали на загорелые плечи. В
ослепительном свете солнца губы казались очень красными, а лукавые глаза
под изящно очерченными темными бровями были зеленые. У девушки были нежный
подбородок, задорный носик и высокие острые скулы. Юношески стройным
бедрам чисто по-женски противоречила блузка, распахнутая небрежно, но
широко.
казались чуть ли не мальчишескими".
ключицы, пупок - ничего еще не описано. Не говоря уже об одежде. Ни слова
о росте, об особых приметах! Волнует она его как женщина или нет? Если
ничего об этом не написать, все читатели немедленно сделают вывод, что у
нее узловатые колени, или три больших пальца на руке, или пупок не на
месте! Но неважно. Надо подбавить немного действия, а уж тогда, учитывая,
какую массу материала предстоит еще втиснуть, будет виден конец первой
главы.
слышался отчетливо.
быстро реагировать, когда столько еще осталось объяснить, столько
написать.
палить".
как-то безответственно, и выразился иначе. - Да-а-а-а, - произнес он.
новый корпус. Это уж точно. Говорят, целая группа - чем меньше имен, тем
меньше неприятностей - собирается устроить там колоссальную оргию.
от ярости. Однако тут поневоле призадумаешься. А ведь как там можно
развернуться, в новом корпусе, будь у меня время! Эх, хоть бы на
недельку-другую избавиться от самаритянской программы! Говорил я вам о
своей идее - запрограммировать машину на сочинение порнографических
романов? Так вот, иногда я спрашиваю себя, нельзя ли составить такую
программу, чтобы машины взяли на себя львиную долю сексуальных функций
человека. Это сэкономило бы массу труда.
также запрограммировать машины на то, чтобы делали первые ходы разговора
двух людей в самом начале знакомства. Это ведь стандартно, как дебюты в
шахматах. Можно выбрать гамбит, потом уйти заваривать чай, а машина пусть
играет; вернувшись, вы включаетесь в разговор, когда он становится
интересным.