Чтение 21–й страницы книги ~Солярис~

своем неудобном табурете и закрыл глаза. Как это выразить?

- Последним элементом конструкции наших тел являются атомы.
Предполагаю, что существа F построены из частиц меньших, чем обычные
атомы. Гораздо меньших.

- Из мезонов? - подсказал Сарториус. Он вовсе не был удивлен.

- Нет, не из мезонов... Мезоны удалось бы обнаружить. Разрешающая
способность этой аппаратуры здесь у меня, внизу, достигает десяти в минус
двадцатой ангстрем. Верно? Но ничего не видно даже при максимальном
усилении. Следовательно, это не мезоны. Пожалуй, скорее нейтрино.

- Как вы себе это представляете? Ведь нейтринные системы
нестабильны...

- Не знаю. Я не физик. Возможно, их стабилизирует какое-то силовое
поле. Я в этом не разбираюсь. Во всяком случае если все так, как я говорю,
то структуру составляют частицы примерно в десять тысяч раз меньшие, чем
атомы. Но это не все! Если бы молекулы белка и клетки были построены
непосредственно из этих "микроатомов", то они должны были бы быть
соответственно меньше. И красные кровяные тельца тоже, и ферменты, все, но
ничего подобного нет. Из этого следует, что все белки, клетки, ядра клеток
только маска! Действительная структура, ответственная за функционирование
"гостя", скрыта гораздо глубже.

- Кельвин! - почти крикнул Снаут.

Я в ужасе остановился. Сказал "гостя"? Да, но Хари не слышала этого.
Впрочем, она все равно бы не поняла. Она смотрела в окно, подперев голову
рукой, ее тонкий чистый профиль вырисовывался на фоне пурпурной зари.
Трубка молчала. Я слышал только далекое дыхание.

- Что-то в этом есть, - буркнул Скаут.

- Да, возможно, - добавил Сарториус. - Только здесь возникает то
препятствие, что океан не состоит из этих гипотетических частиц Кельвина.
Он состоит из обычных.

- Может быть, он в состоянии синтезировать и такие, - заметил я.

Я почувствовал неожиданную апатию. Этот разговор не был даже смешон.
Он был не нужен.

- Но это объяснило бы необыкновенную сопротивляемость, - пробурчал
Снаут. - И темп регенерации. Может быть, даже источник энергии находится
там, в глубине, ему ведь есть не нужно...

- Прошу слова, - отозвался Сарториус.

Я не выносил его. Если бы он-по крайней мере не выходил из своей
выдуманной роли!

- Я хочу затронуть вопросы мотивировки. Мотивировки появления существ
F. Я задался бы вопросом: чем являются существа F? Это не человек и не
копия определенного человека, а лишь материализованная проекция того, что
относительно данного человека содержит наш мозг.

Четкость этого определения поразила меня. Этот Сарториус, несмотря на
всю свою антипатичность, не был, однако, глуп.

- Это верно, - вставил я. - Это объясняет даже, почему появились
лю... существа такие, а не иные. Были выбраны самые порочные следы памяти,
наиболее изолированные от всех других, хотя, собственно, ни один такой
след не может быть полностью обособлен и в ходе его "копирования" были или
могли быть захвачены остатки других следов, случайно находящихся рядом,
вследствие чего пришелец выказывает большие познания, чем могла обладать
особа, повторением которой должен быть...

- Кельвин! - снова воскликнул Снаут.

Меня поразило, что только он реагировал на мои неосторожные слова.
Сарториус, казалось, не опасался их. Значило ли это, что его "гость" от
природы менее проницателен, чем "гость" Снаута? На секунду родился образ
какого то карликового кретина, который живет рядом с ученым доктором
Сарториусом.

- Да, да. Мы тоже заметили, - заговорил он в этот момент. - Теперь
что касается мотивировки появления существ F. До определенной границы они
ведут себя так, как, действительно вели бы себя... поступали бы...

Он не мог выкарабкаться.

- Оригиналы, - быстро подсказал Снаут.

- Да, оригиналы. Но когда ситуация превышает возможности среднего...
э... оригинала, наступает как бы "выключение сознания" существа F и
непосредственно проявляются иные действия, нечеловеческие...

- Это верно, - сказал я, - но таким способом мы только составляем
каталог поведения этих... этих существ и больше ничего. Это совершенно
бесплодно.

- Я в этом не уверен, - запротестовал Сарториус.

Внезапно я понял, чем он меня так раздражал: он не разговаривал, а
выступал, совершенно так же, как на заседаниях в Институте. Видно, иначе
он не умел.

- Тут в игру входит вопрос индивидуальности. Океан полностью лишен
такого понятия. Так должно быть. Мне кажется, прошу прощения, коллеги, что
эта для нас... э... наиболее шокирующая сторона эксперимента целиком
ускользает от него, как находящаяся за границей его понимания.

- Вы считаете, что это не преднамеренно?.. - спросил я.

Это утверждение немного ошеломило меня, но, поразмыслив, я признал,
что исключить его невозможно.

- Да. Я не верю ни в какое вероломство, злорадство, желание уязвить
наиболее чувствительным образом... как это делает коллега Снаут.

- Я вовсе не приписываю ему человеческих ощущений, чувств, - первый
раз слово взял Снаут. - Но, может, ты скажешь, как объяснить эти
постоянные возвращения?

- Возможно, включена какая-нибудь установка, которая действует по
кольцу, как граммофонная пластинка, - сказал я не без скрытого желания
досадить Сарториусу.

- Прошу вас, коллеги, не разбрасываться, - объявил носовым голосом
доктор. - Это еще не все, что я хотел сообщить. В нормальных условиях я
считал бы, что делать даже предварительное сообщение о состоянии моих
работ преждевременно, но, принимая во внимание специфическую ситуацию, я
сделаю исключение. У меня сложилось впечатление, что в предположении
доктора Кельвина кроется истина. Я имею в виду его гипотезу о нейтринной
конструкции... Такие системы мы знаем только теоретически и не
представляли, что их можно стабилизировать. Здесь появляется определенный
шанс, ибо уничтожение того силового поля, которое придает системе
устойчивость...

Немного раньше я заметил, что тот темный предмет, который заслонил
экран на стороне Сарториуса, отодвигается: у самого верха образовалась
щель, в которой шевелилось что-то розовое. Теперь темная пластина внезапно
упала.

- Прочь! Прочь! - раздался в трубке душераздирающий крик Сарториуса.
В осветившемся неожиданно экране между борющимися с чем-то руками доктора
заблестел большой золотистый, похожий на диск предмет, и все погасло,
прежде чем я успел понять, что этот золотой диск не что иное, как
соломенная шляпа...

- Снаут? - позвал я, глубоко вздохнув.

- Да, Кельвин, - ответил мне усталый голос кибернетика.

В этот момент я понял, что люблю его. Я действительно предпочитал не
знать, кто у него.

- Пока хватит с нас, а?

- Думаю, да, - ответил я. - Слушай, если сможешь, спустись вниз или в
мою кабину, ладно? - добавил я поспешно, чтобы он не успел повесить
трубку.

- Договорились, - сказал Снаут. - Но не знаю когда.

И на этом кончилась наша проблемная дискуссия.

ЧУДОВИЩА

Посреди ночи меня разбудил свет. Я приподнялся на локте, заслонив
другой рукой глаза. Хари, завернувшись в простыню, сидела в ногах кровати,
съежившись, с лицом, закрытым волосами. Плечи ее тряслись. Она беззвучно
плакала.

- Хари!

Она съежилась еще сильней.

- Что с тобой?.. Хари...

Я сел на постели, еще не совсем проснувшись, постепенно освобождаясь
от кошмара, который только что давил на меня. Девушка дрожала. Я обнял ее.
Она оттолкнула меня локтем.

- Любимая.

- Не говори так.

- Ну, Хари, что случилось?

Я увидел ее мокрое, распухшее лицо. Большие детские слезы катились по
щекам, блестели в ямочке на подбородке, капали на простыню.

- Ты не любишь меня.

- Что тебе пришло в голову?

- Я слышала.

Я почувствовал, что мое лицо застывает.

- Что слышала? Ты не поняла, это был только...

- Нет, нет. Ты говорил, что это не я. Чтобы уходила. Уходила. Ушла
бы, но не могу. Я не знаю, что это. Хотела и не могу. Я такая... такая...
мерзкая!

- Детка!!!

Я схватил ее, прижал к себе изо всех сил, целовал руки, мокрые
соленые пальцы, повторял какие-то клятвы, заклинания, просил прощения,
говорил, что это был только глупый, отвратительный сон. Понемногу она
успокоилась, перестала плакать, повернула ко мне голову:

- Нет, не говори этого, не нужно. Ты для меня не такой...