Чтение 21–й страницы книги ~Пария~

мертва, и я хотел, чтобы она оставалась мертвой для ее же блага и для
блага нашего неродившегося ребенка.

Когда я вернулся с пивом, Эдвард просматривал "Великих людей Салема".

- Спасибо, - буркнул он и добавил: - А у тебя самого не бывает
проблем?

- Проблем?

- Ты не заметил никаких признаков, свидетельствующих о том, что Джейн
пытается связаться с тобой? Или, может, ты что-то слышал? Ведь большая
часть сверхъестественных явлений в Грейнитхед - это явления скорее
звуковые, чем визуальные.

Я сел и тут же встал, заметив, что мой стакан пуст.

- Я... э-э-э... нет. Ничего подобного. Наверно, это касается только
коренных жителей Грейнитхед. А не нас, приезжих.

Эдвард кивнул, будто бы принимая мои слова к сведению, но не совсем в
них веря.

- Ты говорил о связи между призраками и "Дэвидом Дарком", - напомнил
я ему.

- Что же, должен тебя честно предупредить, что в строго научном
смысле вся эта связь притянута за уши. Такое открытие не заслуживает
награды. Ведь я не знаю, с каким миром мы имеем тут дело, не знаю; не
знаю, почему появляются эти духи и каким образом. Может, это какая-то
мерзкая природная аномалия, что-то, связанное с погодой или с
географическим положением. Может, Грейнитхед - как Остров Вознесения:
место, где случайно, по абсолютно непонятным причинам, сложились условия,
благоприятствующие появлению духов?

- Но все же ты же думаешь, что все это из-за корабля?

- Я склонен полагать, что из-за корабля. А склонен я думать так
потому, что раскопал два замечания, касающихся последнего рейса "Дэвида
Дарка". Одна запись была сделана перед выходом корабля в плавание. Вторая
же - почти восемьдесят лет спустя. Более раннюю я нашел в самой нудной
книге, которую только можно себе представить: в монографии о корабельном
строительстве и обработке металла, написанной в конце семнадцатого века.
Ее написал кораблестроитель из Бостона по фамилии Пимс, и должен тебе
сказать, что тип этот был ужасным брюзгой. Но в конце книги он упоминает о
двух котельщиках из Салема, Перли и Фиске, которые якобы великолепно
справились с заданием, выполняя по заказу "большой медный ящик",
помещенный затем в трюме "Дэвида Дарка", чтобы "запереть в нем Великую
Мерзость, коя так измучила Салем, что от всего сердца желаем от сего
избавиться".

- Ты знаешь это на память? - заметил я с неожиданным восхищением.

- Я достаточно часто к этому возвращался, - ответил Эдвард. - Но
Джейн на самом деле знала историю на память. Она могла цитировать даты и
имена, как компьютер.

- Да, - подтвердил я, припомнив, как Джейн запоминала номера
телефонов и даты рождения. Собственно, я не хотел разговаривать о Джейн с
Эдвардом Уордвеллом; это была слишком деликатная тема, к тому же я
чувствовал абсурдную ревность при мысли, что Эдвард знал ее раньше меня.

- А второе упоминание? - спросил я.

- Более поздняя запись, сделанная восемьдесят два года спустя. Это
фрагмент записок преподобного Джорджа Нурса, который большую часть жизни
жил и работал в Грейнитхед. Преподобный Нурс рассказывает, что однажды, в
1752 году, он пребывал у смертного одра старого боцмана из Грейнитхед,
который просил, чтобы его душу поручили особой опеке Бога, поскольку в
юности он подсмотрел, как вносили последний, тайный груз на "Дэвида
Дарка", хотя его остерегали, что каждый, кто увидит, будет покаран вечным
странствием по земле и не избавится от этого проклятия ни живым, ни
мертвым. Когда преподобный Нурс спросил боцмана, что же это был за груз,
на боцмана напали конвульсии и он начал вопить что-то о Мике-ножовщике.
Преподобный Нурс был этим очень обеспокоен и начал расспрашивать всех
ремесленников, изготавливающих ножи в округе Салема, но ни один из них не
мог объяснить слова боцмана. Но сам преподобный твердил, что позже, после
смерти боцмана, он видел его собственными глазами на углу улицы
Деревенской.

Я сел поглубже в кресло и задумался о том, что услышал от Эдварда. В
обычных обстоятельствах я счел бы это сказочками, высосанными из пальца.
Теперь же я знал, что предсказательницы, демоны и другие сказочные
создания могут существовать на самом деле, и если такой серьезный молодой
человек, как Эдвард Уордвелл, был убежден, что корпус "Дэвида Дарка"
оказывает какое-то влияние на жителей Грейнитхед, то и я был готов
отнестись ко всему этому серьезно.

А что мне говорила та старая колдунья в парке "Любимые девушки"?
"Неважно, когда умираешь; важно где умираешь. Существуют определенные
сферы влияний, и иногда люди умирают вне их, а иногда и внутри. Появилось
влияние, а потом исчезло, но бывают места, в которых, по-моему, оно не
исчезало никогда".

- Ну что ж, - наконец сказал я. - Догадываюсь, что ты хочешь получить
эту картину, ведь на ней можно найти какие-то указания относительно
таинственного груза "Дэвида Дарка".

- Не только, - ответил Эдвард. - Я хочу как можно более точно знать,
как выглядел этот корабль. У меня есть один эскиз, который якобы
представляет "Дэвида Дарка", но он даже и в половину не такой подробный.

Он посмотрел на меня и снял очки. Я знал, он ждет, что я отдам ему
картину, что я снижу цену с тысячи долларов до трехсот. Но я не собирался
уступать. Все же оставалась вероятность, что Уордвелл - всего лишь хитрый,
умный и речистый мошенник, что он сам выдумал эту историю о Пирсоне
Тарнере, преподобном Нурсе и Мике-ножовщике. По сути дела, я так не
считал, но, несмотря на это, все равно не хотел отдавать ему картину.

- Подробности на этой картине необычайно существенны, - заявил
Эдвард. - Хотя по художественным достоинствам картина слаба, но она была
нарисована с достаточно большой точностью, а это значит, что я могу
приблизительно определить, насколько велик был "Дэвид Дарк", из скольких
частей состоял его корпус и какую форму имели надстройки. А это в свою
очередь означает, что когда я его найду, то буду уверен, что нашел именно
его.

- Когда что? - удивился я. - Когда ты его найдешь?

Эдвард снова надел очки и слегка улыбнулся со скромной гордостью.

- Вот уже семь месяцев я ныряю в проливе Грейнитхед, пытаясь найти
его. Зимой я не очень-то мог этим заниматься, но теперь, когда пришла
весна, я собираюсь серьезно взяться за работу.

- А какого дьявола ты его ищешь? - спросил я. - Раз он имеет такое
влияние на жителей Грейнитхед, то пусть уж лучше лежит в воде.

- Скорее в иле, - запротестовал Эдвард. - К этому времени он
наверняка сел достаточно глубоко. Для нас было бы счастьем увидеть хотя бы
верхушки его мачт.

- Нам? Кто это "мы"?

- Мне помогают несколько ребят из музея и Дан Басс из местного клуба
аквалангистов. А Джилли Маккормик - мой неофициальный наблюдатель, и еще
она ведет корабельный журнал.

- Ты на самом деле веришь, что вы найдете этот корабль?

- Так я думаю. С этой стороны пролива не так уж глубоко, так как на
дно садится ил. Мы уже нашли там десятки корпусов, но почти все - это яхты
и небольшие лодки, относительно новые. Мы нашли остатки великолепной
моторной лодки "Додж" выпуска 1920 года, которая затонула максимум шесть
месяцев назад. Летом же мы хотим прощупать дно моря подводным сонаром,
чтобы как можно более точно определить положение "Дэвида Дарка".

- Но он же наверняка давно сгнил. От него ничего не осталось.

- Думаю, осталось, - возразил Эдвард. - Ил в том месте настолько
жидкий, что в него можно легко погрузить руку по локоть. В одном месте я
чуть не провалился в него по пояс. Если "Дэвид Дарк" затонул где-то там,
то он погрузился в ил по ватерлинию, а потом постепенно опускался все
глубже. Все деревянные части сохраняются под илом великолепно. К тому же
мимо залива Грейнитхед протекает исключительно холодное течение, впадающее
в Салемский залив, оно должно законсервировать открытые части корабля.
Грибы и бактерии не любят холодной воды, так же, как и морские ракушки, и
древоточцы.

- Крайне благодарен за лекцию по морской биологии, - буркнул я. - Но
на что ты надеешься, если в конце концов все же найдешь "Дэвида Дарка"?

Эдвард посмотрел на меня с предельным удивлением и развел руками.

- Конечно же, мы поднимем его на поверхность, - заявил он так, будто
это было очевидно для всех с самого начала. - А потом проверим, что же
находится в его трюме.

Эдвард Уордвелл подвез меня на своем обшарпанном голубом "джипе" до
рыбного ресторана "Западный Берег", а я поставил ему обед: суп из
моллюсков и антрекот. Впервые за последние два дня я почувствовал, что
по-настоящему голоден. Я уплел двойную порцию ирландских булочек к супу и
внушительную тарелку салата ко второму.

Ресторан был украшен рыбацкими сетями в стиле, распространенном на
всем побережье Новой Англии, но в нем царил уютный полумрак, все выглядело
нормально, а моллюски шли в горло великолепно.

После переживаний последней ночи единственное, чего бы я хотел, так
это спокойного уголка и вкусной еды.

Эдвард рассказал мне, что он начал плавать с аквалангом в Сан-Диего,
когда ему было всего пятнадцать лет.

- Аквалангист из меня так себе, - заявил он, - но это, видимо, только
увеличивает мой интерес к подводной археологии.