переборок. - Здесь же нечем дышать, это какой-то клаустрофобический
кошмар!..
лодки. Кип направил фонарь на один из боковых просветов - там оказалась
артелка, тесно заставленная ящиками. Две подвесных койки, привинченный к
железному полу стол, с потолка свисают в ряд белые рубашки и такие же
рубашки лежат в воде... Констебль пошел дальше; с пола из-под его башмаков
поднимались облачка хлопьев грязи и ржавчины.
винтики в страшном оружейном механизме. Как им удавалось день за днем,
неделю за неделей сохранять здесь здравый рассудок, оставалось только
догадываться. Запахи человеческого тела, пота, сигаретного дыма и мочи,
перемешанные с вонью солярки и машинного масла должны были быть поистине
невыносимы. Даже сейчас Муру казалось, что он заперт в ловушке, словно
подволок и переборки медленно смыкались вокруг него, а сам он шел не
вперед, а куда-то вниз. Горло, в котором поначалу просто першило, теперь
жгло огнем, а когда он сделал осторожный, медленный вдох, легкие как
ошпарило. Он услышал, как Кип надсадно кашлянул - раз, другой.
металлическом столе стоял радиоприемник, с проводов свисали наушники,
рядом лежал опрокинутый стул. В углах чернели густые тени, похожие на
плотную паутину, они сопротивлялись тонкому копью света. От хлама,
плававшего в воде на полу, шел омерзительный запах склепа - сухой,
сладковатый. Мур задохнулся, попятился и хотел уже догонять Кипа, как
вдруг ему почудилось какое-то движение.
Эхо множилось, удваивалось, утраивалось, дробилось о переборки. Мур снова
осветил радиорубку. В спинку стула ткнулось что-то разбухшее,
бесформенное, и он не сразу понял, что и это - растерзанные крысиные
трупы. Следом плыли кишки. Крысы? Здесь? Откуда? Забрались через вскрытый
люк, привлеченные запахом гнили? Но, как и на палубе, здесь не было ни
одной целой крысы. Мура передернуло. Что это? Кто мог это сделать?
и посветил туда, откуда они пришли. Послышавшийся ему звук доносился из
глубины коридора: там что-то двигалось. Мур знал, что это не плод его
воображения. Не убирая фонарик, он подождал еще несколько секунд, потом
пошел догонять друга.
майки, башмаки; пустые ящики; журнальная картинка - девушка жеманно
приподнимает юбку чуть выше бедра. На листке стояла дата: ноябрь 1941
года. Достаточно смело для того времени, подумал Кип. Он хотел пройти
дальше, но у него вдруг закружилась голова, и он схватился за железную
переборку, чтобы не упасть. Перед глазами поплыли черные круги, в груди
горело.
душно, Дэвид. - Он замотал головой, разгоняя круги перед глазами. - Все,
уже лучше.
тьма была липкой, зловещей, _ж_и_в_о_й_. Плесень и ржавчина расписали
стены коридора диковинными многоцветными узорами. Лодка прогнила насквозь.
Муру чудилось, будто он весь пропитался кишащей микробами грязью; горло
саднило, но он постарался подавить кашель. Странно, но ему казалось, что
он производит гораздо больше шума, чем следует. Сказывались недостаток
кислорода и отвратительные запахи.
выступал на лице. Он вытер лоб тылом ладони, недоумевая, отчего ему так
страшно здесь. Это была всего-навсего машина... пусть боевая... но давно
ставшая забытым эхом минувшей войны. Дело было не в замкнутом
пространстве, не в темноте, не в ощущении, что они похоронены заживо. Нет.
Нечто иное, некое шестое чувство, данное ему от рождения, что-то
нашептывало сейчас Кипу, стараясь проникнуть в его душу и взбаламутить ее.
сторонам коридора и замер: впереди виднелся задраенный металлический люк.
задраен не так уж плотно: между тяжелой металлической крышкой и переборкой
оставалась дюймовая щель. На дороге у Кипа лежал пустой ящик; Кип пинком
отшвырнул его в сторону и увидел нечто отвратительное: раздавленную
большую крысу. Уцелели только голова и грудь грызуна, задней половины
туловища как не бывало; осталась лишь голая кость, словно какая-то тварь
жадно обгладывала крысиную тушку.
уходи, пока не поздно."
рассыпалась у него в руке. За ней открылись койка, небольшой письменный
стол, застеленный заплесневелой промокательной бумагой, и металлические
шкафы. На столе в беспорядке лежали книги и бумаги, посреди этого
беспорядка громоздилось пресс-папье. Мур поднес его к свету.
стекле золотом была выгравирована надпись; часть букв стерлась, но кое-что
еще можно было прочесть: "ВИЛ Е М КО РИН. СЕНТЯБ Ь 1941". А прямо под
надписью виднелся фрагмент свастики.
отсек. Он бегло осмотрел пресс-папье и вернул его Муру.
месте я оставил бы это себе. Наверное, других трофеев ты с этого чертова
корыта не унесешь.
куску льда.
крышкой и переборкой и потянул. Заскрежетало железо, но, вопреки ожиданиям
Кипа, люк открылся относительно легко. Утирая пот со лба, констебль
направил свет в открывшийся проем.
подумал, что Мур его не слышит, и позвал громче.
лучом.
потолком густо переплетались какие-то трубы, шланги, маховики. Множество
рычагов и ручек неизвестного назначения, датчиков, циферблатов. В луче
фонаря блеснуло стекло. Посреди рубки, окруженный механизмами и приборами
с замершими стрелками, стоял штурманский стол. Оборудованием было забито
все до последнего дюйма. Оно гроздьями свисало с потолка, теснилось в
углах - бесчисленные ряды переключателей, рычагов, маховиков, мертвых
циферблатов.
только форма истрепалась в лохмотья: мертвый экипаж мертвой лодки.
собой на столе коричневые иссохшие руки; сзади из мрака на свет уставилась
ухмыляющаяся безглазая маска - изуродованный череп, костяные проплешины.
Здесь - коричневые пустые глазницы, там - дыра вместо сгнившего носа. С
пола, на дюйм залитого водой, прямо на них глазел мертвец с широко
распяленным ртом и выбитыми зубами. В глубине рубки их было еще больше:
они лежали там поодиночке и по несколько сразу, черты одних еще можно было
различить, по лицам других расползлась толстая короста серой и желтой
плесени. Нехватка кислорода помогла телам сохраниться, мумифицировала их,
придала их коже коричневый оттенок и сделала ее похожей на хрупкую
корочку. Кожа тесно обтянула кости, темные, бездонные провалы глазниц вели
к затвердевшему мозгу. Труп в углу вскидывал мертвые руки к мертвому лицу,
словно пытаясь спрятаться от света.
запаха разложения Кипа мутило. Он закашлялся; кашлять было больно. Что
это? Пары бензина, просочившиеся сюда из недр корабля, с кормы, из
машинного отделения? Это был безвоздушный склеп, железный гроб, сгубивший
всех этих людей. На дальнем конце мертвецкой был выход, но сколько Мур с
Кипом ни светили туда, они видели лишь плотную стену черноты.
это - первые слова, произнесенные здесь за полвека. Может быть, когда эта
сволочь пошла ко дну, они застряли в кормовой части и никто не сумел
выбраться...
Страшные иссохшие лица, неподвижные, как будто следящие за пришельцами
взгляды. Единственным оружием защиты был конус света, который Мур держал в
руке. На переборке блеснула бронзовая табличка: "КИЛЬ - 1941". Пока он
разбирал надпись, буквы вдруг расплылись у него перед глазами, и ему
почудилось, что с каждым вдохом гнилостная вонь все глубже проникает в
него. Он вытер лицо, холодное, липкое и противно скользкое на ощупь, и с
трудом отнял руку от лица, словно скованный параличом.
голос доходил до него словно сквозь толстый слой ваты. Кип страшно
закашлялся, прикрывая рот рукой, и вынужден был схватиться за край люка,
чтобы не упасть.