собранный урожай.
человеком и с более открытым мозгом, чем у привязанных к планете, он
добавил:
мне надо было сказать ему об этом раньше. Теперь же я сказала потому, что
это могло понадобиться: вполне может случиться, что опасения Оркамура
сбудутся. Но Крип Ворланд не должен знать сейчас, что случилось с
Маквэдом, не должен видеть его.
своему хилому телу. Он сидел здесь в кресле из дерева храта, глубоко
врытом в землю, чтобы дерево снова ожило и пустило ветви, защищающие
сидевшего от ветра. Этот садик был местом глубокого мира и покоя, в чем
нуждался тот, кто его создал. Оркамур приходил сюда не только для
обновления духа, но и для приема тех, для кого свет померк с тех пор, как
любимые ими попали под покров Умфры. Здесь присутствовала сила, которую мы
все называем по-разному и которая на расстоянии внушает страх, даже ужас,
так как очень редко она поднимается утешающей рукой над страдающими. А тут
было именно так, и всем, кто входил сюда, становилось легче.
слова, сказала, что он рад нам. Мы подошли и остановились рядом с ним.
он сентенцию из вероучения Умфры. - Справедливая запись извлечет из нас
лучшее, - он повернулся к Крипу Ворланду: - Брат, Йиктор дает тебе
большее, чем записано на эти дни.
был.
Но он может отказаться от знания и тем отрезать себя от многого. Я никогда
не разговаривал с инопланетником.
закону или нарушаем его. Мы истекаем кровью от ран, смеемся шуткам, кричим
от боли - не так ли ведут себя люди во всех мирах?
как ты, повидал много миров и имеет возможность сравнивать. Не согласишься
ли ты поговорить с привязанным к планете стариком и рассказать ему
что-нибудь о том, что лежит над нашим небом и граничит со звездами?
Почему он хотел остаться наедине с инопланетником, я не знала, и это меня
смущало. Но я вышла, так как не могла подумать, что в Оркамуре есть хоть
что-то вредное. Вполне возможно, что им действительно руководило только
любопытство. Он был далек от мира в своем призвании и временами забывал,
что он тоже человек, с человеческими интересами.
прошлой ночью: повидала Маквэда. Говорить об этом мне не хочется.
Возобновлять в памяти печали прошлого и переживать их снова - тяжелое и
бесполезное дело. И я снова удивлялась, сколько делается здесь для
безнадежных.
народ дремал в тени, но тут же вскочил и подбежал ко мне. Крипа Ворланда с
ними не было. Я удивилась: неужели Оркамур разговаривал с ним все утро?
Ведь у него были срочные и нелегкие обязанности. Я подозвала одного из
жрецов, которые приносили нам пищу, но он не видел барска и сказал, что
Оркамур в комнате для медитации, где его нельзя беспокоить. Я
встревожилась. Хотя жрецы Умфры не поднимут руку ни на одно живое
существо, но здесь были и другие люди, которые могли, не подумав,
отреагировать на неожиданное появление животного. Я вернулась в фургон,
когда подошел второй жрец и хмуро сказал:
кого ты ищешь, не проходили в городские ворота.
отреагировала на его слова. Все мои мысли были заняты исчезновением
барска.
материальными делами храма, может знать о моих животных?
обратил на это внимание, потому что никогда не думал, что барск может идти
с человеком.
тебя.
она коротко лайнула и бросилась к воротам.
найти.
ловушках, в которые может попасть тот, кто не знает местности или
останавливается на открытых местах. Я никак не могла догадаться, почему он
ушел из храма. Сомнительно, чтобы он решился на такую глупость в
результате разговора с Оркамуром. Симла легко могла бы найти его по следу,
но барск мог уйти за это время далеко, конечно, если не попадет ни в какую
западню на пути.
повернулась и увидела молодого жреца с гостевого двора.
Странное дело... - он замялся. - Можно подумать, что барск слушал наш
разговор. Когда я это заметил, он залаял, а когда я снова обернулся, его
уже не было.
языке, в основном, ментообменном. В их разговоре иногда бывает два-три
слова, в все остальное мысленно.
немного поговорили о нашем пациенте. Затем Старший Брат сказал, что ты
ждешь тех, кто должен принести пораженного ударом, но они так и не
появились.
Запах был густой, навязчивый. Не знаю, далеко ли я отошел от Долины. Я
лежал и лизал израненные лапы. Сейчас я был больше Джортом, чем Крипом
Ворландом.
Жрецы Умфры сказали, что с территории Осколда не выходил отряд с пустой
скорлупкой от человека. Зачем же тогда меня привезли в Долину? Какой цели
должен был я служить, каким желаниям - Майлин или моим? Когда я услышал, о
чем говорили между собой жрецы, во мне взметнулось подозрение, и я
по-новому взглянул на беседу с Оркамуром в саду. Мы говорили о внешних
мирах, но, в основном, он хотел знать о людях, вышедших из этих миров, о
том, что они делали до того, как стали звездными скитальцами. Мне
казалось, что он пытается понять, как я рискнул превратиться в барска ради
спасения своей жизни - вроде бы я сделал шаг туда, откуда мог не
вернуться, вроде бы я принял такую судьбу на веки вечные.
опасность, ох, она прекрасно знала ее, ведь жрецы, которых я подслушал,
говорили не только о моем без вести пропавшем теле, но также рассуждали о
Майлин и о том, что неоднократно приводило ее в Долину. Был другой,
который бегал в зверином теле - возможно, по ее приказу. И обратного
обмена сделано не было. И человеческая оболочка жила теперь в Долине, а о
теле животного жрецы не упоминали. Может этот несчастный сидит теперь в
клетке среди ее маленького народа? Эта удивительно дрессированная труппа -
может все они или большая часть их были мужчинами и женщинами, а не
животными? Не таким ли способом Тэсса набирали животных? Возможно, и то
название, которое они давали своим превращенным - маленький народ -
полностью соответствовало истине? Ей давно хотелось присоединить барска к
труппе, она сама признавалась. И я попался в ее ловушку с наивной
доверчивостью ребенка. Может, она подействовала на меня какой-то силой,
когда мой мозг был смущен и растерян? Но сейчас важно не то, что случилось
и чего нельзя изменить, а то, что еще можно сделать. Где мое тело, мое
человеческое тело? Живо ли оно вообще? Я должен найти его, обыскав земли
Осколда. Правда, я не имел никакого представления о том, что я буду с ним
делать, если найду, но горячее желание найти его захватило меня вопреки
разуму и логике. Возможно, я был уже не в своем уме.
встал, вздрогнул от боли в лапах и стал продираться между кустами.
Наверное, теперь во мне было больше от животного: человеческое знание было
бы помехой в моем охотничьем мастерстве. В тусклом двойном свете я
скользил от тени к тени вдоль стены из небрежно сложенных камней, мои
ноздри улавливали и классифицировали сведения.