множество ловушек; отдавая дань традиции, мы держим их хорошо смазанными и
заряженными. А теперь, если вы соизволите проследовать за мной... Омнианцы
кучкой следовали по дворцу за Аристократесом. Тут были фонтаны. Тут были
сады. Там и сям сидели группы людей, болтавших и не больше ровным счетом
ничего не делавших. Казалось, эфебцы весьма смутно различали понятия
"снаружи" и "внутри"- кроме, разве что, опоясывавшего дворец лабиринта,
совершенно недвусмысленного по сути своей. - Опасности подстерегают нас на
каждом углу, тихо сказал Ворбис. - Любой, нарушивший строй, или вступивший в
какого-либо рода сношения, будет объяснять свой проступок инквизиторам.
Подробно. Брута взглянул на женщину, наполнявшую у колодца кувшин. Это
выглядело не слишком воинственно. Он снова ощущал это странное чувство
раздвоенности. На поверхности находились мысли Бруты, именно те мысли,
которые одобрялись Цитаделью: это гнездилище неверных и неверующих, сама его
обыденность является лишь искусной маскировкой ловушек ереси и неправильного
мышления. Оно может быть залито солнцем, но на самом деле, это обиталище
тьмы. Но глубоко внизу притаились мысли Бруты, наблюдавшего за Брутой
изнутри... Оттуда Ворбис выглядел несправедливым. Злым и неприятным. А
города, где горшечников совершенно не волнует, что мокрые голые старики
прибегают и рисуют треугольники на стенах их домов, были местом, о котором
Брута хотел бы разузнать побольше. Он чувствовал себя большим пустым
кувшином. А пустое следует наполнять. - Ты что-нибудь делаешь со мной? -
прошептал он. Ом взглянул из своей коробки на форму мыслей в Брутиной
голове. Потом постарался думать быстро. - Нет, сказал он, и это было, по
крайней мере, правдой. Случалось ли такое прежде?
расплывчато. Он не мог вспомнить своих тогдашних мыслей, лишь их форму. Все
сияло в те дни, все разрасталось день ото дня - он разрастался день ото дня.
Мысли и их мыслящий мозг развивались с той же скоростью. Это легко забыть.
Словно огню пытаться вспомнить форму своего пламени. Но ощущения помнились.
Он ничего не делал с Брутой. Брута делал это сам. Брута начинал думать
богоугодным образом. Брута начинал становиться пророком. И как же хотелось
Ому, чтобы было с кому рассказать! Кому-нибудь, кто понял бы. Это ведь
Эфеба, верно. Где люди живут тем, что пытаются понять?
***
двора. Посреди него, в крошечных зарослях сладковато пахнущих хвойных
деревьев был фонтан. Солдаты кивнули друг другу. Люди считают, что
профессиональные солдаты много думают о войнах, но настоящие
профессиональные солдаты куда больше думают о еде и теплом месте для сна,
ибо с этим, обычно, бывает сложно, в то время как случай повоевать склонен
подворачиваться постоянно. В келье Бруты стояла ваза с фруктами и тарелка
холодного мяса. Но, в первую очередь, главное. Он выудил Бога из коробки. -
Вот фрукты. - сказал он. - А это что за ягоды?
упоминал это слово. Что оно означает?
ты что-нибудь? - спросил он. . - Нет, господин. - Фрукты и мясо, Брута.
сказал он, - А сейчас - постный день. Они пытаются оскорбить нас!
сказать Брута. - Незнание - само по себе грех. - сказал Ворбис. - Оссори,
книга 7, стих4. - автоматически сказал Брута. Ворбис улыбнулся и похлопал
плече Бруты. - Ты - ходячая книга, Брута. Septateuch perambulatus. Брута
посмотрел вниз, на свои сандалии. "Он прав." - подумал он. - "И я забыл.
Или, по крайней мере, не захотел помнить". А потом он услышал, как эхом
возвращаются к нему его собственные мысли: это фрукты, хлеб, и мясо. Вот,
что это такое. Постные дни, пиршественные дни, дни Пророков и Хлебные дни...
Кому это важно? Богу, чья единственная забота относительно пищи состоит в
том, достаточно ли она низко, чтобы ее достать?
отвернулся. - Мне напомнить остальным? - сказал Брута. - Нет. Нашим
рукоположенным братьям, конечно, не требуется напоминание. А солдатам...
возможно, допустимы небольшие поблажки так далеко от дома. Брута удалился
обратно в свою келью. Ом все еще был на столе, вперившись в дыню. - Я почти
совершил ужасный грех. - сказал Брута. - Я почти съел фрукт в безфруктовый
день. - Ужасно, ужасно, сказал Ом. - А теперь разрежь эту дыню. - Но это -
поедание фруктов, вызывающее жажду владычества над миром. - сказал Брута. -
Оно вызывает лишь скопление газов. - сказал Ом. - Режь дыню!
остановился. Ом глядел на него. - Да. Именно. сказал он. -А теперь режь. -
его тон стал чуть мягче. -Если это заставит тебя чувствовать себя лучше, я
провозглашу это хлебом. Мне тут случилось быть богом в непосредственной
близости. Я могу называть это чем мне, ко всем чертям, будет угодно. Это
хлеб. Идет? А теперь режь эту проклятую дыню. - Буханку. - поправил Брута. -
Верно. И дай мне ломоть без семечек. Брута так и поступил, с определенной
осторожностью. - И съешь это по-быстрому. - сказал Ом. - Что бы Ворбис не
застал?
Тот факт, что его рот был битком набит не сказывался на голосе в голове
Бруты. - Знаешь, в пустынях встречаются дикорастущие дыни. Не такие большие,
как эти. Маленькие зеленые штучки. Кожура, как кожа. Не прокусишь. Я тратил
годы на поедание мертвых листьев, выплюнутых какой-нибудь козой возле самых
дынных плодов. У дынь должна быть более тонкая кожица. Запомни это. - Найти
философа?
перестать быть черепахой. - Но... Я могу понадобиться Ворбису. - Ты просто
пойдешь на прогулку. Нет проблем. И бегом. В Эфебе есть другие боги. Мне не
хотелось бы встретиться с ними прямо сейчас. И не смотри так. Брута выглядел
паникующим. - Как мне найти философа? - сказал он. - Здесь? Кинь камень,
по-моему.
***
приспособлений, какие только можно сделать с потайными пружинами, острыми,
как бритва ножами и падающими камнями. Тут был не один гид. Их было шесть, и
каждый знал свой участок пути, через одну шестую лабиринта. Каждый год они
устраивали свои соревнования, во время которых делалась небольшая
перестройка. Они состязались между собой, кто сделает свою секцию наиболее
смертоносной для случайного прохожего. Был список экспертов и небольшой
приз. Максимум, сколько удалось одному человеку пройти по лабиринту без
гида, было 19 шагов. Ну, около того. Его голова прокатилась вперед еще 7
шагов. Но это, пожалуй, уже не в счет. На каждом пункте передачи имеется
крошечная комнатка безо всяких ловушек. В ней находится маленький бронзовых
колокольчик. Это небольшие комнаты ожидания, где посетители предаются
следующему гиду. Тут и там, высоко в потолке лабиринта, над наиболее
опасными ловушками находятся обзорные оконца, ибо стражники любят хорошо
посмеяться ни чуть не меньше всех остальных. Все это пропало втуне. Брута
простодушно протопал по тоннелям и коридорам, даже, в сущности, не
задумываясь об этом, и в конце открыл выход на поздний вечерний воздух. Он
благоухал цветами. Во мгле вились ночные бабочки. - На что похожи философы?
- сказал Брута. - В смысле, когда они не принимают ванну?
выражением лица. - Это может означать запор. - Ну, пока они философски
относятся к нему... Их окружала Эфеба. Лаяли собаки. Где-то вопил кот. Стоял
тот обычный шум, создаваемый негромкими уютными звуками, который
свидетельствует, что тут, вокруг, живут своей жизнью множество людей. Потом
ниже по улице дверь распахнулась настежь и раздался треск весьма солидной
винной амфоры, разбиваемой о чью-то голову. Тощий пожилой человек в тоге
подобрал себя с булыжников, куда он приземлился, и взглянул на дверной
проем. - Слушай, говорю тебе, ограниченный разум, конечно, не способен
методом сравнения постичь абсолютную истину хода вещей, потому что, будучи
по природе своей неделима, истина охватывает концепции "больше" и "меньше",
потому ничто кроме самой истины не может быть верным мерилом истинности, ты,
ублюдок. - сказал он. Кто-то изнутри здания сказал: "Ах вот как? Ну и хрен с
тобой." Старик, не обращая внимания на Бруту, с огромными усилиями вытащил
из мостовой булыжник и взвесил его в руке. Потом он нырнул обратно в дверной
проем. Раздался приглушенный вопль ярости. - Ага. Философия. - сказал Ом.
Брута осторожно заглянул за дверь. Внутри комнаты две группы почти
неотличимых людей в тогах пытались удержать двоих коллег. Подобные сцены
повторяются по миллиону раз на дню в барах мультиверсума: оба потенциальных
драчуна рычат и строят друг другу рожи и вырываются из рук удерживающий
друзей, только, конечно, не слишком сильно, потому что нет ничего хуже, чем
действительно преуспеть освобождаясь и вдруг оказаться одному в центре круга
с сумасшедшим, готовым врезать тебе камнем промеж глаз. - Дасс...-сказал Ом.
- Это философы, совершенно верно. - Но они дерутся. - Да, свободный и
полноценный обмен мнениями. Теперь, когда Брута смог лучше рассмотреть
имеющуюся картину, он увидел, что между мужчинами имелась пара различий. У
одного была покороче борода, он был очень красен и обвиняюще размахивал
пальцем. - Он дьявольски хорошо обвинил меня в клевете! - кричал он. - Нет!
- кричал другой. - Да! Да! Повтори, что ты говорил!
парадокса, да, что если Ксено Эфебец скажет: "Все эфебцы лжецы"... - Видите?
Видите? Он опять!
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Белов Вольф
Браун Дэн