проснулся.
она обычно аккуратненько раскладывает по шкатулкам, в
беспорядке валялись на столе, словно кости, брошенные гадалкой.
Кисточки из тонкого волоса, большие для напудривания лица,
маленькие, которыми она накладывала помаду на губы, и совсем
малюсенькие для краски, которой она чернила брови и ресницы.
Мелки и стерженьки для век и бровей. Щипчики и серебряные
ложечки. Баночки и скляночки из фарфора и молочно-белого
стекла, содержащие, как он знал, эликсиры и мази с такими
банальными ингредиентами, как сажа, гусиный жир и морковный
сок, и такими грозными, таинственными, как мандрагора, которую
еще именуют поскрипом, антимоний, красавка, конопля, драконья
кровь и концентрированный яд гигантских скорпионов. А надо всем
этим, вокруг, в воздухе витали ароматы сирени и крыжовника -
благовоний, которые она употребляла всегда.
раздражение. На все.
на мгновение с трудом оторвавшись от девочки, которую тискал в
подсобке. Раздражало, что девочке было, самое большее,
двенадцать лет и в глазах у нее стояли слезы.
улицы не исправили Геральтова настроения. Все не нравилось ему
а Аэдд Гинваэль, городке, который, по его мнению, был скверной
пародией на все известные ему городки - преувеличенно шумным,
душным, грязным и нервирующим.
волосах. Решил пойти в баню.
медальон и на меч, лежавший на краю кадки. Нервировало, что
банщик не предложил ему девки. Он не думал воспользоваться
девкой, но в банях их предлагали всем, поэтому его злило
сделанное для него исключение.
не улучшилось, а Аэдд Гинваэль ничуточки не стал красивее.
По-прежнему в нем не было ничего такого, что могло бы
нравиться. Ведьмаку не нравились кучи навоза, покрывающие
улочки. Не нравились бродяги, сидевшие на корточках у стены
храма. Не нравились каракули, выведенные на стене и вопиющие:
ЭЛЬФЫ - В РЕЗЕРВАЦИИ!
гильдию. Это его расстроило. Расстроило также, когда старшина
цеха, эльф, велел искать войта на рынке и при этом глядел на
него с презрением и превосходством, странным для того, кому
вот-вот предстоит убраться в резервацию.
лошадей, волов и мух. На возвышении стоял позорный столб с
правонарушителем, которого чернь забрасывала грязью и дерьмом.
Правонарушитель с достойным удивления спокойствием всячески
поносил своих мучителей самыми грязными словами, не очень-то
возвышая голос.
пребывания войта в этом бедламе была абсолютно ясна. У приезжих
купцов взятки были предусмотрительно заложены в ценах, стало
быть, им надо было кому-то эти взятки сунуть. Войт, также
знакомый с обычаем, явился, дабы купцы не страдали напрасно.
балдахином, растянутым на шестах. Там стоял стол, окруженный
галдящими "клиентами". За столом сидел войт Гербольт,
демонстрируя всем и вся пренебрежение и презрение, нарисованные
на поблекшей физиономии.
себе злость, взял себя в руки, превратился в твердый, холодный
осколок льда. Он уже не мог позволить себе какиелибо эмоции. У
мужчины, заступившего дорогу, были желтоватые, как перья
иволги, волосы, такие же брови над светлыми пустыми глазами.
Тонкие кисти рук с длинными пальцами лежали на поясе из
массивных латунных пластин, отягощенном мечом, булавой и двумя
кинжалами.
Гербольту?
Он знал, что их опасно было упускать из виду.
внимательно глядя на руки Геральта. - Хотя, сдается, мы никогда
не встречались, думаю, ты тоже обо мне слышал. Я Иво Мирс. Но
все называют меня Цикада.
которую за голову Цикады давали в Вызиме, Каэльфе и Ваттвейре.
слишком мала. Но его мнением не интересовались.
тебя. Можешь идти. Но меч, дружок, оставь. Мне тут, понимаешь,
платят за то, чтобы я придерживался такого церемониала. Никто с
оружием не должен подходить к Гербольту. Понятно?
обмотал им ножны и передал меч Цикаде. Цикада усмехнулся
уголком рта.
знал, что сплетни о тебе преувеличены. Хотелось бы, чтобы ты
как-нибудь попросил меч у меня. Увидел бы ответ.
живо, господин Геральт. Здрасьте, здрасьте. Уйдите, господа
купцы, оставьте нас вдвоем. Ваши дела должны уступить проблемам
гораздо более важным для города. Петиции оставьте моему
секретарю!
что это просто элемент торга. Купцы получили время на
обдумывание, достаточно ли велики взятки.
Гербольт небрежно махнул рукой в ответ на столь же небрежный
поклон ведьмака. - Пусть тебя это не волнует. Цикада хватается
за оружие исключительно по приказу. Правда, это ему не очень-то
нравится, но пока я плачу, он вынужден слушаться, иначе - долой
со двора на большак. Не волнуйся.
опасно?
- Его слава идет далеко, и это мне на руку. Видишь ли, Аэдд
Гинваэль и другие города в долине Тоины подчиняются наместнику
из Рикверелина. А наместники последнее время сменяются каждый
сезон. Впрочем, не понятно, зачем их менять, ведь каждый второй
все равно или полу-, или четверть-эльф, проклятая кровь и
порода. Все скверное - от эльфов. Каждый новый наместник, -
продолжал напыжившийся Гербольт, - начинает с того, что убирает
ипатов, войтов и солтысов старого режима и сажает в кресла
своих родичей и знакомых. А после того, что Цикада когда-то
сделал со ставленником очередного наместника, меня уже никто не
пытается согнать с должности, и я теперь самый старый войт
самого старого, уж и не помню, которого по счету, режима. Ну мы
тут болтаем, а хрен упал, как любила говаривать моя первая
жена, да будет ей земля прахом, в смысле - пухом. Перейдем к
делу. Так что за гадина устроилась на нашей свалке?
семьдесят?
Сто марок за убитого червяка, поселившегося в куче дерьма?
вы сами утверждаете.
старого Закорка, известного тем, что никогда не трезвел, одну
старуху из пригорода и нескольких детишек перевозчика Сулирада,
что обнаружилось не прытко, потому как Сулирад и сам не знает,
сколько у него детей, он их строгает в таком темпе, что
сосчитать не успевает. Люди! Человеки! Восемьдесят!
позначительнее. Допустим, аптекаря. И откуда бы вы тогда брали
мазь от шанкра? Сто.
девятиголовую гидру. Восемьдесят пять.
девятиголовая гидра, никто из местных, не исключая славного