Иногда он испытывал чувство вины, что он так думает о человеческом
существе, и решил, что неудача в их общении связана с его собственными
промахами и недостатками, а не с тем, что он приписывает Мэй. Но это
прозрение (если это было прозрением) не оказывало никакого воздействия на
их отношения или их отсутствие. Казалось, что Мэй готова иметь с ним дело
только на ее собственных условиях, а эти условия были неприемлемы для
Хэссона, отчасти из-за чувства долга по отношению к Элу Уэрри, отчасти из
чувства гордости, которое не позволяло ему встать в очередь за Баком
Морлачером.
этом случае Хэссон точно знал, в чем дело. Паренек питал вполне
естественное в подрастающем мужчине уважение к силе и мужеству, а его
физический недостаток, возможно, еще усиливал это уважение. Было легко
догадаться, какое мнение у него сложилось о Хэссоне. Кроме того, между
ними зияла пропасть поколений, особенно с того момента, как Хэссон
высказал свою точку зрения на ангелов. Их общие интересы в музыке и
литературе не перекрывали этой пропасти.
появится ли какой-то обнадеживающий признак, но мальчишка по-прежнему
держался отстраненно, проводя большую часть свободного времени в своей
спальне. Несколько раз, проходя по полутемному коридору, Хэссон видел, как
дверь Тео высвечивалась короткими вспышками света, но каждый раз он
проходил мимо, заставляя себя игнорировать сигнал бедствия. Хэссон знал,
что любая его попытка ответить на этот сигнал будет воспринята как
вмешательство. Один раз, далеко за полночь, ему показалось, что в комнате
Тео кто-то говорит, и он задержался у двери, думая, не снится ли Тео
кошмар. Голос затих почти сразу же, и Хэссон вернулся к своему телевизору,
опечаленный мыслью, что слепой человек может быть рад даже фальшивым
видениям дурных снов.
радостью приветствовал притупившееся восприятие. Монотонность стала
иссушающим мозг наркотиком, к которому он быстро пристрастился. Его
утешала все усиливающаяся уверенность в том, что с ним больше никогда не
случится ничего заметного, что ночь и день будут по-прежнему сливаться в
нетребовательную серость вечности.
произошли с ним с интервалом всего в несколько дней.
течение приблизительно недели он смутно ощущал, что на улице происходят
крупные перемены свет смягчается, воздух теплеет, а ночную тишину сменяют
звуки журчащей воды. По телевизору передавали сообщения о разливах рек в
других частях страны, а один раз, выглянув в окно, Хэссон увидел, что в
саду поблизости взрослые и дети играют в снежки. Это указывало на то, что
изменилась природа самого снега: он перестал быть легким сухим порошком и
превратился в тяжелую, пропитанную влагой массу.
длинное лето Альберта.
западноевропейского побережья, к неохотному неровному отступлению зимы и
не менее нерешительному наступлению более мягкой погоды. Поэтому поначалу
Хэссон едва мог понять, что случилось. Он долго стоял у окна и смотрел на
преобразившийся мир, преобладающими красками в котором стали зеленые и
желтые, и вдруг осознал, что произошло второе чудо.
инстинктивно и бездумно, как дикое существо, зашевелившееся с наступлением
рассвета. Хэссон отвернулся от окна и взглянул на себя в зеркало. По его
обнаженной спине скользнули теплые лучи утреннего солнца. Хэссон сделал
несколько осторожных движений, как гимнаст, разминающийся перед
выступлением. Боли не было. Он вернулся к кровати, лег и снова встал,
доказывая себе, что он - здоровый человек. Боли не было! Хэссон дотянулся
руками до носков, потом повернул туловище так, что смог дотронуться до
пятки противоположной рукой. Боли не было!
обладателем несказанных сокровищ, и сделал новое открытие. Комната
казалась более приветливой, ее фотографии в рамочках - всего лишь знаками
семейной жизни, но она к тому же сделалась слишком мала. Это было
подходящее место, чтобы спать ночью, но за ее стенами был гигантский мир,
неизведанный и неизвестный, полный незнакомых мест, где можно побывать,
увидеть-что-то новое, встретиться с людьми, насладиться едой и питьем,
вдыхать свежий воздух...
может без страха смотреть в будущее и у него не мрачнеет душа. Он мог
предвкушать чтение, музыку, купание, хождение в гости, встречи с
девушками, походы в театр, может, даже пристегнутый АГ-ранец, так что...
слишком далеко. На мгновение он разрешил себе полностью вспомнить, каково
это: стоять на невидимой вершине пустоты, смотреть на свои обутые в
ботинки ноги и видеть, как они четко и резко рисуются на фоне размытой
пастельной геометрии земли, а потом поменять фокус зрения и превратить
этот фон в головокружительную карту городских кварталов и площадей,
раскинувшуюся на много километров внизу, со свинцовыми изгибами рек,
расколотых мостами, машин, уменьшенных до пылинок и остановленных
расстоянием на белых ниточках бетона. Он потряс головой, прогоняя видение,
и начал строить планы, масштабы которых не выходили за пределы его
собственных возможностей простого смертного.
позиции, всегда оставаясь готовым к моральному или физическому ухудшению.
Спальня, которая когда-то была безопасным прибежищем, стала вызывать в нем
некоторую клаустрофобию. Он свел проводимое у телевизора время до пары
часов перед сном, а вместо этого начал совершать прогулки, которые
поначалу были короткими, а потом растянулись на три часа и больше.
Фан кинул на него оценивающий взгляд и, не дав ему заговорить, сказал:
последствиях правильного питания, я могу начать как следует на вас
зарабатывать.
улучшающееся состояние заметно, - я признаю, что чувствую себя лучше, но
почему вы так уверены, что ваши штуки имели к этому какое-то отношение?
Откуда мне знать, может, я уже был на пути к улучшению?
к...
говорите, мистер Холдейн, называется гомеостазисом. Это мощная сила, но мы
можем ей помогать или мешать, как в случае тех неприятных лунных кратеров
у вас во рту, которые беспокоили вас несколько месяцев и которых у вас
больше нет. - Оливер выразительно пожал плечами. - Но если, по-вашему, вы
не получили за ваши деньги достаточно...
не боитесь.
свете, включая меня. Пожалуйста, постарайтесь запомнить это, мистер
Холдейн, потому что когда совершаешь путешествие, очень важно знать,
откуда его начал.
протянул ему руку. Оливер молча обменялся с ним рукопожатием.
Оливер обслуживал других покупателей. Он был зачарован его лекциями по
альтернативному лечению. Правда, Хэссон все еще не был окончательно
убежден в компетентности Оливера и в его сокровищнице случаев из
всевозможных историй болезни, но унес с собой пакет с новыми добавками к
ежедневному рациону, главными из которых был йогурт и проросшее зерно
пшеницы. А еще он унес с собой уверенность в том, что нашел нового друга,
и в последующие дни начал регулярно появляться в магазинчике, часто просто
для того, чтобы поговорить. Несмотря на то, что Оливер не скрывал своих
коммерческих интересов, торговец казался вполне довольным такими визитами,
и Хэссон заподозрил, что на его примере готовится еще одно досье по
правильному питанию. Он не возражал, ему даже приходилось бороться с
синдромом "осуществленного предсказания", преувеличивая в рассказах
Оливеру свои успехи.
время от времени психологические спады, напоминая о том, что радостный
подъем - это не нормальное состояние сознания, но (как и предсказывал
доктор Коулбрук) Хэссон обнаружил, что может справляться с ними со все
большей уверенностью и легкостью. Он расширил свою программу физической
подготовки, включив в нее пешие прогулки, длившиеся по шесть-восемь часов
и уводившие его далеко в холмистую местность к северу и западу от города.
В такие дни Хэссон брал с собой еду, которую сам готовил, и во время
привалов читал и перечитывал "Литературные кляксы" Ликока, которые отыскал
в книжном магазине Триплтри.
Аникина Наталья
Самойлова Елена
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Вронский Константин
Плотников Александр