самых поздних ее часов, и самое лучшее, если ты в это время
один. В эти часы, когда слышишь снующих своими путями
обитателей дикой природы, коров, начинающих вдруг жевать в
аккурат перед тем, как на них натыкаешься, и тайную жизнь
листвы, и звуки, издаваемые травой, которую кто-то тянет и
дергает, и прилив крови в твоих собственных венах; когда видишь
в глубокой тьме очертания холмов и деревьев и звезды,
вращающиеся сами собой в своих на славу смазанных лунках; когда
лишь один огонек виднеется в дальнем домишке, обозначая чью-то
болезнь или раннее пробуждение для какой-то таинственной
поездки; когда тяжело ухают подковы лошадей и поскрипывает
следом телега, везущая на неведомый рынок спящих среди кулей
мужчин; когда собаки звякают цепями на фермах, и тявкает и
затихает лиса, и умолкают совы; -- как чудесно в эти часы
ощущать себя живым и сознающим все вокруг, пока все остальные
люди, вытянувшись в постелях, лежат по домам, бессознательные,
отдавшие себя на милость полуночного разума.
расширялись и съеживались, образуя картину, которая звенела бы,
если б могла звучать. Огромный скалистый холм, на который
взбирались двое, величественный, хоть и грязный, громоздился на
фоне неба, словно заострившийся горизонт.
валился в тинистые лужицы, пыхтел, карабкаясь на крохотные
обрывы. В самых трудных местах утомленный Король подавал ему
руку, поднимая его туда, где почва была потверже, подсаживал,
каждый раз замечая, как трогательно и беззащитно выглядят сзади
его голые ножки.
обязаны, будьте уверены.
на землю, и Король сел рядом с ним, чтобы полюбоваться
открывшимся видом.
Англия -- его королевство, Страна Волшебства. Распростертая у
его ног, она тянулась к далекому северу, немного кренясь к
воображаемым Гебридам. Это была его родная земля. Луна, от
которой древесные тени казались значительнее, чем сами деревья,
ртутью наливала молчаливые реки, разглаживала игрушечные
пастбища, подергивая все вокруг легким маревом. Но Король
чувствовал, что узнал бы свою страну и без света. Он знал, где
должен быть Северн, где Даунс, где Скалистый край, -- незримые,
но неотъемлемые от его дома. Вон на том поле должна пастись
белая лошадь, а там -- сушиться на изгороди стиранное белье.
Только так это и могло быть.
существования, просто существования, вне любых представлений о
правом и неправом, он ощутил, что сам по себе факт
существования в мире и есть конечная истина. Он ощутил прилив
жгучей любви к стране, лежащей у его ног, не потому, что она
хороша или дурна, но потому, что она существует, потому что
золотыми вечерами по ней тянутся тени пшеничных копен; потому
что гремят хвосты у бегущих овец, а хвосты сосущих ягнят
вращаются, словно маленькие вихри; потому что наплывают волнами
света и тени чудесные облака; потому что по выпасам ищут червей
стайки золотисто- зеленых ржанок, коротко перепархивая с места
на место навстречу ветру; потому что похожие на старых дев
цапли, которые, согласно Дэвиду Гарнетту, закалывают рыбьими
костями свои волоски, чтобы те стояли торчком, падают в
обморок, если мальчишке удается незаметно подкрасться к ним и
гаркнуть во все горло; потому что дымы от жилищ синими бородами
блуждают по небу; потому что в лужах звезды ярче, чем в
небесах; потому что существуют лужи, и протекающие водосточные
желобы, и покрытые маками кучи навоза; потому что выскакивает
вдруг из реки и падает обратно лосось; потому что свечи
каштанов выпархивают из ветвей в ароматном весеннем воздухе,
словно чертики из табакерок или малютки- призраки, топырящие
кверху зеленые лапки, чтобы тебя напугать; потому что вьющие
гнезда галки вдруг повисают в воздухе с ветками в клювах,
превосходя красотою любого голубя, возвращающегося в ковчег;
потому что в свете луны под ним простиралось величайшее из
благ, дарованных Господом миру, -- серебристый дар мирного сна.
Гвиневеру, сильнее, чем Ланселота, сильнее, чем Ле-лек. Она
была и матерью его, и дочерью. Он знал наречия ее народа, он
ощутил бы, как она преображается под ним, если бы смог, словно
гусь, которым он был когда-то, промчаться над ней по воздуху от
"Зомерзета" до Озерного края. Он мог бы сказать, что думают
простые люди о том, об этом, -- да о чем угодно, -- даже не
спрашивая их. Он был их Королем.
stultus или ferox, -- как тот старый гусиный адмирал отвечал за
обитателей крестьянского подворья. Сейчас-то они свирепыми не
были, потому что спали.
Проснувшись, он примется топать ногами, хвататься за что
попало, все ломать, убивать бабочек, таскать кошку за хвост, --
вообще взращивать свое эго с аморальной и жестокой сноровкой.
Но во сне эта мужская склонность к насилию оставляла его.
Сейчас мальчик лежал беззащитным, уязвимым, походя на младенца,
уверенного, что мир позволит ему спокойно поспать.
напротив, -- прекрасные качества человека. Он увидел огромную
армию свидетельствующих в пользу человечества мучеников:
молодых мужчин, многие из которых отказались даже от первых
семейных радостей и ушли, чтобы пасть на грязных полях
сражений, подобных полю под Бедегрейном, пасть за то, во что
верят другие, но ушли-то они по собственному свободному выбору,
ушли, уверенные, что это необходимо, ушли, хотя им вовсе этого
не хотелось. Возможно, они были попросту невежественными
юнцами, умиравшими за бессмыслицу. Но невежество их было
невинным. И они, в своей невежественной невинности, сделали
нечто немыслимо трудное и сделали не для себя.
жертву: ученых, голодавших во имя истины, поэтов, не принявших
сулившего им успех компромисса, родителей, задушивших свою
любовь, чтобы дать детям достойную жизнь, врачей и священников,
умиравших, чтобы помочь людям, миллионы крестоносцев, в массе
своей глуповатых и за эту глупость убитых, -- но желавших
добра.
этой необычайной особенности человека, это странное,
альтруистичное, редкостное и упрямое благородство, заставляющее
писателей и ученых отстаивать свои истины даже под угрозою
смерти. Eppur si muove, -- как еще предстояло сказать Галилею,
-- а все-таки она вертится. Его вполне могли сжечь, если бы он
продолжал держаться за столь несообразный вздор -- за
утверждение, что Земля будто бы вращается вокруг Солнца, но он
все-таки вынужден был упорствовать в своих высокомерных
притязаниях, поскольку существовало нечто, ценимое им превыше
себя самого. Истина. Осознанное понимание Того, Что Есть. Вот
на что способен человек, на что способны англичане, любимые им,
спящие, беззащитные в этот миг англичане. Быть может, они и
тупы, и свирепы, и аполитичны, и вообще почти безнадежны. Но
время от времени, -- так нечасто, так редко, так величественно,
-- а все равно появляются люди, готовые взойти на плаху и
отдать себя палачу, готовые даже сгинуть, ничего по себе не
оставив, ради дела, которое больше их самих. Истина, эта
странная штука, посмешище Пилата. Сколько глуповатых юнцов
полагало, что они умирают ради нее, и сколькие еще умрут за
тысячи, может быть, лет. Их истина необязательно будет такой же
бесспорной, как та, что еще откроется Галилею. Довольно и того,
что они, немногочисленные и замученные, явят пример величия,
нечто даже большее суммы всего того, чем они в невежестве своем
обладали.
станет мальчик, едва лишь проснется, мысль об этом жестоком и
скотоподобном большинстве, среди которого мученики -- столь
редкое исключение. А она тем не менее вертится. Как мало, как
до ничтожности мало тех, кто готов эту мысль отстаивать!
да еще и такой ничтожной.
могу.
ощутил, как зажегший его человек, -- браконьер, скорее всего,
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Перумов Ник
Лукин Евгений
Фазиль Искандер
Шилова Юлия