явлением: занавес сине-белого света, словно веко, падал вниз, на западную
сторону горизонта, будто спускался затвор, изгоняющий мрак и дающий дорогу
ледяному свету кодиронского дня. Эффект приписывался флюоресцирующей
компоненте воздуха, которая активизировалась радиацией Минтаки Суб-30, а
резкая линия раздела объяснялась маленькими угловыми размерами диска
Минтаки Суб-30 - почти что точечного источника света.
представлению. Длинная и пустынная Мейн стрит потонула в синей тьме. Ветер
ударил Джин в лицо. Она сердито облизнула губы и задумалась о том, где
позавтракать. Когда-то припозднившихся пьяниц, игроков и пресытившихся
клиентов обоих городских борделей обслуживали неряшливые кофейни на
Райской Аллее. Возможно, они еще существовали.
подтянула свой темно-синий жакет на шее. Девушка ощущала, что кожа ее
стала грязной, липкой, но в ранний час в ванных отеля горячей воды не было
- при помощи таких вот экономических мер "Сунхауз" достигал показного
великолепия фасада. Поверхностный блеск и внутренние пороки, точно так же,
как у некоторых людей. Джин припомнила Гема Моралеса. Рот ее растянулся в
ледяной улыбке. Самонадеянное своевольное существо. Он так важно удалился
от "Сунхауза", так собой доволен... Джин выбросила его из головы. В
огромной Вселенной он был атомом, пусть наслаждается собой, продвигая ее
расследование.
каких-либо дел. Чердак, наверное, все еще в клубах свежего табачного дыма,
в запахе пива и парах виски. Под ее пальцами въевшаяся грязь, многолетняя
пыль будут казаться липкими, но она и не ожидала, что поиск окажется
сплошным наслаждением. Сортировать старые вещи Джо Парле будет куда менее
хлопотно без Гема Моралеса.
впереди желтые огоньки кафе "Нью-Йорк". Она скользнула внутрь и села у
стойки рядом с сопящим рабочим фермы, все еще тупым после ночной пирушки.
Она тихо пила кофе и ела торт, поглядывая на себя в зеркало за стойкой -
очень красивая девушка с коротко остриженными густыми черными волосами,
кожей как матовое оконное стекло с желтой подсветкой, широким
бледно-розовым ртом и изящным подбородком, черными глазами, которые могли
становиться огромными от возбуждения, а могли быть длинными и узкими под
густыми ресницами... "Я буду красивой очень долго, - подумала Джин, - если
не позволю себе выдохнуться. Мне очень много дает моя жизненная сила. Я
надеюсь на это не потому, что мне только семнадцать, девичий возраст, так
сказать. Это больше".
сияли бело-голубые утренние лучи, все углы, все выступы ловили свет и
светились сами, словно в огнях Святого Эльма.
Таверны Джо Парле, первого дома в ее памяти.
на крышу сарайчика-пристройки для продуктов, затем дернуть за жалюзи,
казавшиеся вроде бы прочными - и открывался проход внутрь.
перевести дыхание и, царапаясь о стены, по узеньким ступенькам взобраться
на чердак.
толкнула запыленную дверь. Остановилась в проеме, и воспоминания одолели
ее, перехватывая дыхание и переполняя жалостью к черноглазой маленькой
негоднице, которая когда-то спала здесь. Девушка заморгала, затем
отодвинула эмоции в сторону. Огляделась. Сквозь грязное окно сочился свет.
Груда грязных коробок - вот что осталось от злобного Джо Парле.
эманациями бара. В первой коробке она нашла счета, расписки, оплаченные
чеки. Во второй лежал фотоальбом, который она отложила в сторону, а также
множество магнитофонных лент. Третий хранил... Она подняла голову в
тревоге. Вкрадчивый скрип пола. Джин набрала воздуха и повернулась. В
дверях, глядя на нее, стоял Гем Моралес. Он слегка улыбался, скаля зубы.
Очень неприятное выражение.
прошлой ночи. Она напряглась. Еще минуту...
сказала:
потянулся к ней.
более спичечного коробка. Из крошечной дырочки в передней грани вылетала
игла, способная вонзиться на шесть дюймов в человеческую плоть, где
тончайшая нить из митрокса взрывалась. Гем замер.
может существовать без него, Гема Моралеса. Дернув плечами, он шагнул
вперед. Игла щелкнула в воздухе, всколыхнула материю рубашки. Джин
услышала, как внутри его тела что-то глухо хлопнуло, затем оно шлепнулось
на пол, который от удара слегка задрожал.
Потом вернулась к коробкам. Возможно, ей не следовало подстрекать Гема
болтовней о спрятанном богатстве, искушать того, кто так пуст, так слаб,
не было честным поступком.
лежали календари. Джо Парле хранил календари, отмечая красным карандашом
день за днем. Джин видела, как он покрывал каракулями пустые места.
Памятные записки, что ли - Джин тогда не умела читать. Она перелистала
назад семнадцать лет, затем стала отмеривать цепочку дней. Январь,
февраль, март - ее глаз поймал каракули, выцветшие черные чернила:
"Сказать Молли в последний раз, чтобы забрала свое чертово отродье".
Молли. Имя ее матери было неизвестно. А кто такая Молли? Любовница Джо?
Возможно ли, что сам Джо Парле был ее отцом? Джин подумала и решила, что
нет. Слишком много раз Джо поносил судьбу, которая заставила его
заботиться о девочке. И еще она вспомнила, как однажды Джо напился до
белой горячки, до кошмаров. Она тогда уронила на пол кастрюлю, звон
заставил нестройно зазвучать диссонирующую паутину его нервов. Джо
закричал голосом тонким, как корнет-а-пистон. Он проклинал то, что она
здесь, ее лицо, зубы, сам воздух, которым она дышала. Он безрассудно и
дико кричал, что скорее убьет эту девчонку, чем посмотрит на нее, что он
будет держать ее только до тех пор, пока не подрастет, а потом продаст.
Это разрешало вопрос. Если она частица его тела, он бы нянчился с ней,
показывал бы самое лучшее, что в нем было. Она могла бы стать для него
началом новой жизни. Джо не был ее отцом.
Шаги на улице затихли. Она услышала, как загремела входная дверь, как
позвали кого-то, но не поняла кого. Затем снова дребезжание, шаги
удалились. Тишина. Джин села на коробку и открыла альбом.
венерианского дома на сваях, очевидно на Бренди-Бич. Маленький мальчик в
рваных розовых шортах, в котором она узнала Джо, стоял рядом с пышногрудой
женщиной с суровым лицом. Через несколько страниц Джо стал молодым
человеком. Он позировал у старого воздушного вагона "Дюрафлайт". На заднем
плане виднелись корявые коричнево-белые кисточные деревья, местом действия
все еще была Венера. На следующей странице только одна картинка:
миловидная девушка с пустоватым выражением лица. Зелеными чернилами было
накарябано: "Слишком плохо, Джо".
снимок, где Джо, безмятежный и помпезный, стоял среди дюжины мужчин и
женщин, явно его служащих. Дальше в альбоме было только несколько
фотографий. Очевидно, по мере того, как таяло состояние Джо, он лишался
энтузиазма сниматься. На двух фотографиях, профессионально выполненных,
была женщина, блондинка с медным отливом, явно хозяйка приема. Подпись
гласила: "Славному малому. Вирли."
давности, - так рассудила Джин по облику Джо. Он стоял в дверях, с одной
стороны от него были два бармена в безрукавках и швейцар, человек,
которого Джин помнила как азартного игрока, а с другой - четыре нахальных
женщины в вызывающих позах. Подписано было: "Джо и компания". Под каждой
фигурой стояло имя: "Вирли, Мей, Тата, Молли, Джо, Батч, Карл, Хофам".
женщина с грубым обликом. Черты лица мелкие, рыхлые, словно тесто, словно
трепетная свинячья нога.
значит, мало надежды на то, что она все еще живет по соседству.
Самойлова Елена
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Андреев Николай
Шилова Юлия
Шилова Юлия