Чтение 21–й страницы книги ~Тигана~

что он отражает много разных чувств, и все они давние, и все полны печали.

- На берегу реки Дейзы, - продолжал Баэрд, - почти на полпути между
Чертандо и морем у Корте, Стиван столкнулся с самым яростным
сопротивлением, с каким не встречались прежде на Ладони армии захватчиков.
Жители последней провинции во главе с принцем - эти гордые люди всегда
называли так своего правителя - встретили игратян, и остановили их, и
отогнали от реки назад с тяжелыми потерями для обеих сторон.

И принц Валентин, принц той провинции, которую ты знаешь под именем
Нижний Корте, сразил Стивана Игратского, любимого сына Брандина, на берегу
реки, на закате, после страшного дня, полного смертей.

Дэвин почти ощущал в его словах горький привкус этой старой боли. Он
увидел, как Баэрд в первый раз бросил взгляд туда, где стоял Алессан.
Никто из них не сказал ни слова. Дэвин неотрывно смотрел на Баэрда. Он
сосредоточился так, словно от этого зависела вся его жизнь, ловил каждое
слово, словно оно было кусочком драгоценной мозаики, занимающей свое место
в памяти, которой он так гордился.

И именно в тот момент Дэвину показалось, что где-то в отдаленном уголке
его памяти зазвонил колокол. Колокол тревоги. Будто колокол деревенского
храма Адаона, который срочно созывает крестьян с полей. Далекий звон
колокола, слабый, но ясно слышный, несущийся утром над полями колышущейся
желтой пшеницы.

- Брандин сразу же узнал о случившемся при помощи своих чар, -
продолжал Баэрд хриплым, словно скрип мельничного жернова, голосом. - Он
бросился обратно на юго-запад, оставив Альберико Феррат и Чертандо. Он
обрушился на противника всей мощью своей армии и своей магической силы, с
яростью отца, у которого убили сына, и встретился с остатками сил своих
последних врагов там, где они его ждали, у Дейзы.

Баэрд снова взглянул на Алессана. Его лицо в лунном свете было бледным,
как у призрака.

- Брандин их уничтожил. Он разбил их наголову, не ведая пощады и
милосердия. Погнал их, беспомощных, перед собой обратно в собственную
страну к югу от Дейзы, сжигая по дороге каждое поле, каждую деревню.
Пленных он не брал. Во время того первого похода он убивал женщин и детей,
чего не делал ни в одном другом месте. Но больше нигде не погиб его
собственный ребенок. Так много душ перешло в царство Мориан в отместку за
душу Стивана Игратского. Его отец прошел по этой провинции огнем и мечом.
Не успело закончиться лето, как он сровнял с землей великолепные башни
города у подножия гор, который теперь называется Стиванбург. Он превратил
в щебень и песок стены и портовые сооружения королевского города у моря. А
в битве у реки он взял в плен принца, который убил его сына, и в тот же
год подверг его пыткам, изувечил и предал казни в Кьяре.

Голос Баэрда стал сухим шепотом при свете звезд и единственной луны. И
вместе с ним в голове Дэвина все громче звучал тревожный колокол,
предупреждая о грядущих бедах. Баэрд продолжал:

- Брандин Игратский сделал еще больше. Он собрал все свои чары, всю
волшебную силу, которой обладал, и наложил на эту землю такое заклятие,
какого никто до него не мог придумать. И этим заклятием он отобрал у нее
имя. Он совершенно стер это имя из памяти каждого мужчины и каждой
женщины, которые родились за пределами этой провинции. Это было его самое
страшное проклятие, самая страшная месть. Он сделал так, словно этой
провинции никогда и не существовало. Наши дела, наша история, само наше
имя исчезли. А потом он назвал ее Нижний Корте, в честь одной из
провинций, которая прежде была нашим самым древним и заклятым врагом.

Дэвин услышал какие-то звуки за спиной и понял, что это плачет
Катриана.

- Брандин сделал так, что никто из живых людей не может услышать и
запомнить название этой страны и королевского города у моря, и даже тех
высоких золотистых башен на старой дороге, ведущей в горы. Он нас сломил и
уничтожил. Он убил целое поколение, а потом лишил нас имени.

Эти последние слова не были шепотом или хрипом, посланным в осеннюю
тьму Астибара. Они были брошены как обвинение, как приговор самой ночи,
деревьям и звездам, которые наблюдали за всем происходящим.

Горе, звучащее в этом обвинении, стиснуло сердце Дэвина, как стальной
кулак, Баэрд даже не подозревал, как сильно. И никто не подозревал. Потому
что никто после смерти Марры не знал, что значит память для Дэвина
д'Азоли, как она превратилась в оселок для его души.

Память была его талисманом и оберегом, вратами и очагом. Она была
гордостью и любовью, защитой от потерь: ведь нельзя потерять навсегда то,
что можно запомнить. И поэтому, потому что она была сущностью Дэвина,
старая месть Брандина Игратского в ту ночь ударила по нему так, словно ее
только что выковали, пробила уязвимую броню отношений Дэвина с миром у
самого сердца и нанесла ему новую, смертельную рану.

Он усилием воли заставил себя успокоиться, приказав себе
сосредоточиться на том, чтобы запомнить. Все запомнить. Теперь это имело
еще большее значение, чем раньше. Особенно сейчас, когда эхо последних,
ужасных слов Баэрда затихало в ночи. Дэвин смотрел на русоволосого
человека с кожаным ремешком на лбу и на шее и ждал. Он был сообразительным
мальчиком; теперь стал умным мужчиной. Он понимал, что сейчас произойдет;
все кусочки мозаики встали на свои места.

Теперь Дэвин стал гораздо старше, чем час тому назад. Он услышал шепот
Алессана у себя за спиной:

- Та колыбельная, которую ты играл тогда, родилась в этой провинции,
Дэвин. Песнь о городе башен. Только человек из этого города мог узнать эту
мелодию так, как узнал ее ты. Вот как я понял, что ты один из нас. Вот
почему я не остановил тебя, когда ты последовал за Катрианой. Я
предоставил Мориан решать, что может лежать за тем порогом.

Дэвин кивнул, осмысливая услышанное. Через мгновение он сказал, как
можно тщательнее подбирая слова:

- Если это так, если я тебя правильно понял, тогда я должен быть одним
из тех, кто может услышать и запомнить то, прежнее имя, отнятое у всех
остальных.

- Это так, - ответил Алессан.

Дэвин почувствовал, что у него дрожат руки. Он опустил на них глаза,
сосредоточился, но не смог унять дрожь.

- Значит, это нечто такое, что было отнято у меня всю жизнь. Вы мне его
отдадите? Назовете мне имя той земли, где я родился?

Он смотрел на Баэрда при свете звезд, так как Иларион теперь тоже
скрылась за деревьями. Алессан говорил, что сказать должен Баэрд. Дэвин не
знал почему. В темноте они еще раз услышали триалу, длинную, замирающую
ноту, а затем заговорил Баэрд, и впервые в жизни Дэвин услышал
произнесенное слово "Тигана".

Колокол, до сих пор звучавший в нем, смолк. И в этой внезапно
наступившей, абсолютной, внутренней тишине на него нахлынуло ощущение
потери, подобно океанской волне. А после этой волны нахлынула другая, а
потом третья - одна несла любовь, а другая огромную гордость. Он ощутил
странное головокружение, словно услышал призыв, разнесшийся по телу с
потоком крови.

Потом он увидел, как смотрит на него Баэрд. Увидел его застывшее, белое
лицо, при свете звезд на нем отражался страх и еще что-то: горькая жажда,
боль, неутоленный голод души. А затем Дэвин понял и дал этому человеку то
освобождение, которого он ждал.

- Спасибо, - сказал Дэвин. Он больше не дрожал. Преодолевая комок в
горле, он продолжал, потому что теперь настала его очередь, его испытание.
- Тигана. Тигана. Я родился в провинции Тигана. Мое имя, мое настоящее имя
- Дэвин ди Тигана бар Гэрин.

Он еще не кончил говорить, а в глазах Баэрда блеснуло чувство, похожее
на торжество. Светловолосый человек крепко зажмурился, словно хотел
удержать внутри это торжество, не дать ему вырваться в рассеивающуюся
тьму, крепко зажать его в себе. Дэвин услышал, как Алессан прерывисто
вздохнул, а потом с удивлением почувствовал, как Катриана коснулась его
плеча и отдернула руку.

Баэрд был далеко, он не мог говорить. Но Алессан произнес:

- Это одно из двух отобранных имен, самое главное. Тигана была нашей
провинцией и городом принца у моря. Тогда ее называли самым прекрасным
городом под светом звезд Эанны. Или, может быть, вторым по красоте.

В его голосе прозвучало нечто, напоминающее смех. Смех и любовь
одновременно. В первый раз Дэвин обернулся и посмотрел на него.

- Если бы ты поговорил с жителями внутренних земель, расположенных
южнее, из того города, где река Сперион начинает свой бег на запад, к
морю, ты бы услышал другое мнение. Потому что мы всегда были горды и
всегда между этими двумя городами существовало соперничество.

В конце, как он ни старался скрыть это, в его голосе звучала только
горечь утраты.

- Ты родился в этом городе вдали от моря, Дэвин, и я тоже. Мы - дети
этой долины в горах и серебристого бега этой горной реки. Мы родились в
Авалле. В Авалле, городе Башен.

В голове у Дэвина снова зазвучала музыка при этом имени, но на этот раз
она не была похожа на звон колоколов, который он слышал раньше. На этот
раз музыка унесла его далеко назад, к отцу, в детство.

- Значит, ты знаешь слова той песни? - спросил он.

- Конечно, - мягко ответил Алессан.

- Прошу тебя, - сказал Дэвин.

Но ответила ему Катриана, голосом той молодой матери, которая баюкала
своего ребенка далеким вечером, много лет назад:

Весеннее утро в Авалле.

Что бы мне жрец ни предрекал,

Спущусь я туда, где сияет река,

Весенним утром в Авалле.