Чтение 21–й страницы книги ~Темнее дня~

Милли Ву помедлила перед закрытой дверью, перевела дыхание и выпрямила спину. "Это главный момент, леди, - сказала она себе. - Смотри его не загуби. Не мямли, не заикайся, сопли не распускай".

Внутри этого помещения, впервые собранные вместе, должны были находиться самые хитрые и изощренные умы Солнечной системы. Здесь были самые сливки, избранные Мастера Сети Головоломок.

Милли была допущена в эту элитную группу только благодаря тому, что Хапуга особо об этом распорядился в обмен на специально не оговоренные будущие услуги. Однако он недвусмысленно дал Милли понять, что она станет бесспорно младшей фигурой, скорее наблюдателем, чем участником. "Сиди, наблюдай, учись - и держись тихо".

Неожиданно для себя Милли пожелала, чтобы Джек Бестон был с ней здесь, обеспечивая свою грубоватую форму поддержки. Людоед пообещал прибыть на Ганимед, как только собственная интерпретационная работа станции "Аргус" будет поставлена на нужные рельсы, но это было слабым утешением. Милли нуждалась в нем прямо сейчас, пока она готовилась открыть дверь и встретиться лицом к лицу с легендами своего отрочества. Хапуга назвал некоторых людей, собравшихся для работы над интерпретацией сигнала СЕТИ: Клавдий, Джокер, Врасплох, Торквемада, Аттобой, Дух - и Мегахиропс, сам Великая Сова. Милли в свое время тщетно сражалась с проблемами, поставленными каждым из них. Ее же собственные лучшие загадки, введенные в Сеть под псевдонимом Атропос, никогда не оставались нерешенными долее суток.

"Наплевать, - сказала себе Милли. - Мяч круглый, поле ровное. Я нашла сигнал и ни о чем другом не думала с того дня, как его нашла. А ну входи".

Толкнув дверь, она проскользнула внутрь. Милли не была уверена, чего ей следует ожидать. Кучку уродов, которые только потому таились в Сети Головоломок, что для нормальной жизни не были приспособлены? Она достаточно часто слышала эту точку зрения - в основном от членов собственной семьи, когда они поняли, что абстрактные проблемы слишком ее завораживают. "Зачем забивать себе голову такой чепухой? Тебе вовсе незачем думать. Ты привлекательная девушка. Ты запросто себе приятелей и мужа найдешь".

Единственное исключение составлял дядя Эдгар, который нежно убеждал Милли в ее талантах и уговаривал напрягаться до предела.

Или выше предела.

Как сейчас.

Милли оказалась в конце узкого коридора двадцати-тридцати шагов в длину. На полу лежал впитывавший все звуки толстый ковер, тогда как звукопоглощающий кафель покрывал стены и потолок. В стенах по обе стороны, в трех метрах друг от друга, имелись выкрашенные в синий цвет двери. Все они, кроме одной, были закрыты. Перед самой первой, рядом с правым плечом Милли, красовалась светящаяся табличка.

В самом ее верху Милли прочла мигающие красным слова: ТИШЕ, ПОЖАЛУЙСТА.

Ниже более мелкими буквами шел перечень имен и соответствующие номера комнат. Милли увидела там АТРОПОС: КОМНАТА 12, в двух третях пути по коридору. Она узнала примерно половину имен из списка. Рядом с каждым имелась мигающая иконка, где значилось ПРИСУТСТВУЕТ или ОТСУТСТВУЕТ. Почти все были здесь. В самом конце списка находилась еще одна ярко-красная мигающая надпись: УВАЖАЙТЕ ЧУЖОЕ УЕДИНЕНИЕ. ПРИСУТСТВИЕ ДРУГОГО ЧЛЕНА СЕТИ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПРИГЛАШЕНИЕМ ДЛЯ ВТОРЖЕНИЯ. НЕ ПОСЯГАЙТЕ НА ЧУЖОЕ РАБОЧЕЕ ПРОСТРАНСТВО. РАБОЧИЕ СОВЕЩАНИЯ ПРОВОДЯТСЯ В КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛЕ, 7.00-7.50.

Получив такое в качестве приветствия, Милли совершенно не удивилась, никого в поле зрения не обнаружив. Тогда она стала красться по коридору к комнате 12. По пути ей пришлось миновать открытую дверь комнаты 7. Пугающие надписи у главного входа недвусмысленно сказали Милли о том, что она должна проигнорировать того, кто находится внутри, но любопытство было так велико, что она не смогла удержаться от косого взгляда.

Обстановка в маленькой комнатке оказалась до боли знакомой. Стол, пульт, терминал и многочисленные блоки дисплеев очень напоминали аналогичные в кабинках для анализа на станции "Аргус". Дополнительный предмет, столик, груженый едой и питьем, несомненно, имел смысл. Милли часто так увлекалась, что работала еще долгое время после того, как ей следовало сделать перерыв, что не шло на благо ни физическому здоровью, ни умственной эффективности.

Обстановка, однако, была не самой главной характерной чертой комнаты. Ею был мужчина, развалившийся в отвернутом от стола кресле и глазеющий в открытую дверь.

Несмотря на инструкции у входа, Милли не смогла этого мужчину проигнорировать. Он смотрел прямо на нее и улыбался.

- Идите дальше, если желаете, - сказал мужчина. - Или заходите.

Милли, смутившись, не сделала ни того, ни другого. Она просто остановилась и повернулась к нему. Мужчина был лет пятидесяти с хвостиком, широкоплечий, крепкого телосложения. Хотя его бледные глаза казались невыразительными под выдающимися надбровными дугами, весь его облик словно бы излучал теплоту и сочувствие.

- Вы из Сети Головоломок? - наконец спросила Милли.

- Да.

- На табличке указано, что это комната Торквемады. - Милли остановилась в одном шаге от утверждения, что это не может быть правдой. В прошлом она неделями боролась с умопомрачительными, издевательскими проблемами Торквемады, и в ее воображении мучитель представал изможденной фигурой в черной мантии, с длинными паучьими пальцами, что стояла в залитой огнем факелов темнице и пристально вглядывалась во вздернутую на дыбу жертву.

В голосе Милли, должно быть, прозвучали ее сомнения, но мужчина лишь ухмыльнулся.

- Это верно. Я Торквемада. На самом деле мне вообще не следовало сюда являться - я занят десятком других проблем, и у меня нет времени разбрасываться. Но я не смог удержаться от того, чтобы ненадолго сюда со своими советами заглянуть. Такой проблемы еще никогда не вставало. А вы? Вы тоже из Сети Головоломок?

- Полагаю, да. - Милли ответила неуверенно, тихим голосом. Дальше она, несмотря на ярко-красное предупреждение у входа, стала говорить громче. - Моя сетевое имя - Атропос. Хотя я еще юниорка и совсем неизвестна.

- Только не для меня. Атропос трижды была чемпионкой среди юниоров. И вы также Милли Ву?

- Да. Откуда вы знаете?

- Потому что я не слеп и не глух. Ваши портреты несколько недель в выпусках всех ганимедских инфостудий красовались. Вы аномалию Ву-Бестона обнаружили. Именно по этой причине все сегодня здесь и собрались.

Милли взглянула влево-вправо по коридору.

- Больно уж эти все невидимые.

- А вы чего ожидали?

- Ну-у...

Чего она ожидала? Милли могла сказать, что она надеялась обнаружить - в точности то, о чем она дяде Эдгару написала.

- Я полагала, что в этом помещении будет находиться пылающая энтузиазмом группа людей, что объединили силы своих блестящих умов для извлечения смысла из загадочного сигнала, посланного внеземным разумом за многие световые годы другим разумным существам.

Вышло куда более помпезно, чем она рассчитывала, но Торквемада оставил это без внимания. Он лишь пожал плечами.

- Тогда вы наверняка сильно обрадованы. Вы нашли именно то, что ожидали. - А затем, когда Милли недоуменно на него уставилась, он продолжил: - Ну-ну, Милли Ву. Это вам Сеть Головоломок, а не съезд политической партии. Сколько лет вы были фанаткой Сети?

- Девять.

- И со сколькими другими членами Сети вы встречались?

- Ни с одним. - У Милли возникли внезапные воспоминания о давнишнем дне рождения и застенчивом тринадцатилетнем мальчике. - Или, быть может, с одним. У меня были подозрения, и у него, по-моему, тоже. Но мы никогда друг друга не спрашивали.

- Весьма характерно. Я в этом месте белая ворона. Большинство членов Сети Головоломок не пчелки и не овечки. Они не роятся и стадами не пасутся. Просто маленькое чудо, что они собрались в пределах километра друг от друга, пусть даже за закрытыми дверями и пусть даже происходит это только потому, что здесь центральный пункт приема данных и проведения анализа. Все так боятся что-то пропустить, что решительно со всем смирились - даже с близостью друг друга. Но не с личным присутствием, если не считать рабочих совещаний. Я тридцать лет был членом Сети. Но, пока сюда не пришел, виделся только еще с одним таким же.

- С кем?

- Милли очень заинтересовало, кто еще мог быть так дружелюбен.

- С Мегахиропсом, иначе Великой Совой. Но я подозреваю, что из всей этой массы он самый антисоциальный. - Торквемада махнул рукой. - Сова здесь, в самом конце коридора. Попробуйте его навестить - и вы сильно об этом пожалеете. Но если вы подождете, то, быть может, увидите его ближе к вечеру на рабочем совещании в конференц-зале, опять же в самом конце коридора. А быть может, и не увидите.

- Не понимаю. Какой был смысл собираться здесь, если никто ни с кем разговаривать не хочет?

- Вы увидите, как они это делают, как только в свою комнату попадете. Но если у вас возникнут вопросы, и если я по-прежнему буду здесь, смело заходите и спрашивайте.

Торквемада снова улыбнулся, и Милли еще раз ощутила всю силу его обаяния. Она направилась было к своей комнате, но затем поняла, что он так естественно закончил их встречу, что она забыла задать один важный вопрос. Пока они разговаривали, Милли все больше убеждалась, что должна знать, кто он такой. Она уже где-то его видела.

Тогда Милли сделала два шага назад и снова заглянула в открытую дверь его комнаты.

- А можно, я вам прямо сейчас один из таких вопросов задам?

- Очень даже можно.

- Как вас зовут? Я имею в виду ваше настоящее имя, а не псевдоним в Сети Головоломок.

- Этот вопрос кажется вполне справедливым, поскольку я ваше имя знаю. Меня зовут Сайрус Мобилиус.

- Благодарю вас. - Милли тут же пошла дальше по коридору, что показалось ей гораздо лучшим решением, чем стоять с разинутым ртом. Ничего удивительного, что его лицо показалось ей знакомым. Ведь она разговаривала со знаменитым Солнечным Королем, изобретателем термоядерных установок типа "мобиль" и одним из самых богатых и влиятельных людей в Солнечной системе. Но здесь он был просто Торквемада. Для иерархии Сети Головоломок деньги, происхождение и влияние ничего не значили. Здесь ценились изобретательность, воображение - и больше, пожалуй, ничего. От этой мысли Милли прониклась новым уважением к незримым лицам за закрытыми дверями в коридоре.

Войдя в комнату 12, она уселась в единственное кресло. Тут Милли заметила, что столик слева совершенно пуст. Вкусы у всех были разные, а потому, надо полагать, каждая персона сама приносила сюда предпочтительные для нее еду и питье. Будет о чем подумать, прежде чем Милли придет сюда завтра, но сегодня она вполне сможет перебиться. Много чему следовало научиться, много чего предстояло проделать. Она не могла позволять себе тратить время на спешные поиски пищи.

Оборудование казалось знакомым, и для начала Милли включила пульт и дюжину дисплеев. На каждом из них тут же появилось простое и ясное сообщение: НАПОМИНАНИЕ О РАБОЧЕМ ПРАВИЛЕ: НИЧТО ИЗ ТОГО, ЧТО МЫ ПОЛУЧАЕМ СО СТАНЦИИ "ЦЕРБЕР", НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОСЛАНО КУДА-ТО ЕЩЕ. ЭТО МОЖЕТ ИМЕТЬ ВНУТРЕННЕЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ, НО ДОЛЖНО РАСЦЕНИВАТЬСЯ КАК СЕКРЕТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ.

Джек Бестон ее насчет чего-то подобного предупреждал. При этом он утверждал, что выводы, извлеченные из данных, представляют собой совсем другое дело и могут быть переданы. Милли на этот счет сомневалась. Не входя в согласие с Джеком, она для себя решила, что будет рассматривать каждый отдельный случай по мере его поступления.

Когда дисплеи начали заполняться информацией, Милли поняла, что Сайрус Мобилиус - вернее, Торквемада, как следовало о нем думать в этой среде - был прав. Среди членов группы шел свободный обмен мыслями, выводами, гипотезами и результатами как положительными, так и отрицательными. Порой можно было распознать автора сообщения, порой нет. Вопросы заслуг и личного самолюбия здесь, судя по всему, не стояли.

Вскоре Милли уяснила для себя кое-что еще. Члены группы уже занимались, когда она только еще находилась в транзите от юпитерианской точки Л-4 до Ганимеда, и уже успели проделать невероятный объем работы. Целые дни могли уйти на одно только знакомство с их достижениями.

Милли очистила свой разум от всех посторонних мыслей, уселась поудобнее и сосредоточилась на дисплеях. Поначалу она не стала заботиться об отдельных подробностях. По пути к Ганимеду Милли без конца преследовали всякие неотвязные мысли, и в конце концов она решила, что сигнал, весь двадцать один миллиард его цифр, слишком велик для восприятия его любым человеческим разумом, если не считать общего характера. Ей требовалось выработать ощущение общей структуры, прежде чем набрасываться на детали.

Исследуя смесь фактов, гипотез и статистики на дисплеях, нетрудно было заметить, что и "Аргус", и "Цербер", и Сеть Головоломок следовали примерно одной и той же первоначальной программе. Сигнал прибыл в форме одной колоссальной и неструктурированной цепочки бинарных цифр. Без исследования и выявления порядка никаких шансов расшифровать сообщение попросту не было. Следовательно, требовалось искать рациональные способы подразделить целое на меньшие секции.

Можно было попробовать добрую дюжину разных способов. К примеру, изучить статистику локально, где "локальный" регион содержал от тысячи до миллиона цифр. Все инструменты обработки сигнала были доступны для этого анализа. Следуя одной общепринятой процедуре, можно было найти и пометить регионы аномально низкой энтропии - где следующая цифра могла с определенной уверенностью быть предсказана из группы цифр, непосредственно ей предшествующих. Эти регионы могли оказаться указателями "начало сообщения" и "конец сообщения", ибо казалось в высшей степени невероятным, чтобы весь сигнал СЕТИ содержал в себе одно-единственное сообщение. Следовало помнить, сколько информации могло содержаться в двадцати одном миллиарде бинарных цифр. Это было пять тысяч солидных томов.

Могло, однако, так получиться, что регионы низкой энтропии служили всего лишь намеком на какой-то другой вид информации. Энтропийный анализ уже был проведен, но тот, кто его проделал, не выдвинул никаких предположений касательно его значения. Милли увидела целую библиотеку возможных карт, показывающую сигнал разделенным на кусочки и доступным для критического рассмотрения или дальнейшего анализа.

Разумеется, изучать статистическое поведение секций сигнала было не единственным способом искать структуру - и даже, возможно, не самым лучшим. В порядке вполне надежного, но совершенно иного подхода можно было просканировать весь сигнал на предмет пробных последовательностей, которые повторялись снова и снова по всей его длине. Естественно, пробная последовательность должна была быть достаточно длинной, чтобы ее присутствие в сигнале давало какую-то информацию. Если весь сигнал был полностью случайным, то такая короткая последовательность, как, скажем, 1-0-0-1, могла обнаружиться в нем миллиард раз по одной лишь чистой случайности. С другой стороны, если выбрать пробную последовательность из тридцати цифр, можно было ожидать найти ее всего лишь пару десятков раз в случайной цепочке из двадцати одного миллиарда цифр. Присутствие такой тридцатицифровой последовательности пятьдесят или шестьдесят раз оказывалось событием столь невероятным, что тогда с уверенностью можно было заключить, что вы на что-то такое наткнулись.

Впрочем, легко было сказать: "Изучить сигнал на предмет пробных последовательностей достаточно длинных, чтобы являться существенными". Реальная же задача представлялась чудовищной. Существовал миллиард разных последовательностей с тридцатью бинарными цифрами. И просмотреть требовалось все до единой. Эта работа по-прежнему продолжалась.

А когда вы обнаруживали конкретную последовательность слишком часто, чтобы поверить в то, что это просто игра случайности, что шло дальше? Возникал другой, еще более сложный вопрос. Возможно, присутствие цепочки из тридцати цифр указывало на начальную или конечную точку действительного сообщения. Далее, между каждыми двумя цепочками из тридцати цифр, которые вы обнаруживали, наверняка имелись более короткие цепочки из, скажем, шести или двенадцати цифр. Эти цепочки, в особенности если целые их группы оказывались в непосредственной близости, должны были образовывать само сообщение. В человеческих понятиях шести бинарных цифр было достаточно, чтобы закодировать все буквы алфавита, тогда как двенадцати букв хватало для большинства слов. Пусть даже там безусловно не было никакой надежды найти буквы или слова любого человеческого языка, математические универсалии поискать определенно следовало. Самым простым представлялись целые числа. Как только удавалось узнать, где каждая бинарная цепочка начинается и заканчивается, ее численное значение становилось уникальным числом в пределах зеркального отражения (следовало ли читать число слева направо или справа налево). Далее можно было приступать к отысканию символов, которые означали равенство, меньше, больше, возведение в степень и другие обычные арифметические операции.

Но это ставило группы по интерпретации лицом к лицу с самым волнующим вопросом из всех: до какой степени можно было или должно было допускать, что человеческое мышление, человеческое поведение и человеческая наука неким образом приложимы к сообщению СЕТИ?

Насколько чуждое было чуждым? Этот вопрос железно обеспечивал Милли ночные кошмары. Даже в пределах ограниченной группы сотрудников станции "Аргус" она нашла две разные школы мысли. Одни - назовем их оптимистами - полагали, что любые инопланетяне, которые развились достаточно, чтобы посылать сигналы в другие звездные системы, должны были находиться впереди человечества во всех областях науки. Более того, оптимисты были убеждены, что инопланетяне сделают все от них зависящее, чтобы сделать свои сообщения легко читаемыми. Они не прибегнут ни к каким фокусам, таким как полномасштабное кодирование, чтобы снизить объем передаваемых и принимаемых данных.

Пессимисты говорили: да-да, но погодите минутку. Ведь это же инопланетяне, полные чужаки. Технические открытия на протяжении всей человеческой истории вовсе не происходили в самом удобном и логичном порядке. Архимеду страшно не повезло. Интегральное счисление находилось прямо у него под рукой, и, будь ему доступно понятие об арабских цифрах, он бы почти на два тысячелетия опередил Ньютона и Лейбница. Кеплеру же, напротив, повезло. Древние греки, от Евклида до Аполлония, напридумывали сотни разных теорем касательно конических сечений. Когда Кеплеру они потребовались, чтобы заменить старые системы собственными законами, эти теоремы уже лежали наготове.

Чужакам, скорее всего, известны были другие вещи, ибо не существовало фиксированного порядка открытий. Возможно, мы смогли бы предложить им не меньше, чем они нам. Что, если они никогда не изобретали алфавита или позиционной системы счисления в математике? Тогда их сообщения могли сплошь стать идеограммами, а их числа - подобием римских цифр. Но куда более вероятно они стали бы использовать что-то еще менее понятное и постижимое, нежели и то, и другое.

Милли на сей счет давным-давно приняла собственное решение. Нельзя было позволять себе впадать и в крайний оптимизм, и в крайний пессимизм. На стороне пессимизма было то, что любые инопланетяне, безусловно, умственно и физически отличались от людей. В конце концов, на то они были и чужаки. Их языки, системы счисления и порядок эволюции идей должны были быть совершенно другими. С другой стороны, на стороне оптимизма было то, что мыслительные процессы инопланетян с необходимостью должны были следовать универсальным законам логики. Любому, кто озадачивался отправкой сообщений далеко через космос, следовало заботиться о том, чтобы его послания не только приняли, но и поняли.

Как только вы принимали два этих допущения, у вас появлялись определенные гарантии. Если взять простой пример, ни один разумный инопланетянин никогда не послал бы сообщение 2? 2=4, если только там не имелось другого независимого свидетельства, как следует интерпретировать символ"?". Такое сообщение стало бы слишком двусмысленным. Адресат не смог бы понять, стоит ли знак вопроса вместо плюса (2+2=4), знака умножения (2*2=4) или значка возведения в степень (22=4).

Если уж речь шла о Милли, то она точно знала, как она составила бы и послала сообщение СЕТИ. Прежде всего требовалось определить специальные символы, которые обеспечивали обозначение начала и конца значимого сегмента; затем надо было продемонстрировать положительные целые числа, снабдив их достаточными примерами, такими как последовательность простых чисел, чтобы адресат мог быть абсолютно уверен в том, что здесь нет никакого неправильного истолкования.

Далее шли символы обычной арифметики с примерами, показывающими, как складывать, вычитать, умножать и делить. Отсюда был короткий шажок к отрицательным числам, дробям, степеням и иррациональным числам. Мнимые числа следовало вводить, используя дробные степени отрицательных чисел. Затем можно было переходить к рядам степеней и таким элементарным трансцендентным функциям, как синусы, косинусы, логарифмы и экспоненты. В каждом случае следовало давать достаточное количество примеров, чтобы позаботиться об отсутствии недопонимания. Обеспечив ряды выражений для таких универсальных трансцендентов, как"р" или "e", вы обеспечивали подтверждение того, что все это прочитывается верно, приводя одно из долговременных чудес математики, формулу, которая загадочным образом связывала трансцендентные и мнимые числа с базовыми цифровыми строительными блоками из единиц и нулей:

eiр+1=0

Математика представляла собой простой и очевидный способ, чтобы начать. После этого Милли перешла бы к астрономии, физике, химии и наконец к самому сложному - языку.

Проблема, разумеется, заключалась в том, что от Милли в данном случае ничего не зависело. Она не посылала сообщение. Она его принимала. Разница, в терминах самомнения, равнялась разнице между врачом и пациентом.

Хорошие новости заключались в том, что Милли работала не одна. Люди столь же умные, что и она, а возможно, неизмеримо умнее, были ее союзниками. Расставленные перед Милли дисплеи давали ей общий вид всего сигнала в схематической форме, подразделенного на двадцать один регион.

Пользуясь пультом, чтобы контролировать скорость продвижения, Милли принялась сканировать всю длину сигнала. Группа Сети Головоломок работала совместно, прикрепляя свои анализы к соответствующим регионам. Результат всего этого был подобен гигантской змее, узкий хребет которой образовывали цепочки цифр самого сигнала. Тут и там, в тех местах, где было обнаружено что-то особенно интересное и важное, змея вспучивалась как питон, только что проглотивший свинью.

Милли остановила сканирование, чтобы изучить секцию 7, четвертую выпуклость, которая на первый взгляд казалась больше остальных. В специальных рамочках были предложены комментарии:

Аттобой: Структура здесь странная. В высокоэнтропийные последовательности средней длины в 106 цифр регулярно вкраплены низкоэнтропийные регионы постоянной длины в 3,3554*107 цифр. Есть мнения?

Врасплох: Да. Мы здесь можем наблюдать фрагменты "текста" (переменные, но примерно равных длин), которые вводят или описывают "картинку" (что-то в формате изображения, с постоянным размером блока). Возможно, квадратные матрицы черно-белых изображений, в каждой по 6.000*6.000 элементов?

Клавдий: Более вероятно, изображение серой гаммы 4.096*4.096 (212*212 - это соответствует понятию о бинарных репрезентациях), с 2 битами (4 уровня) для каждой единицы. Это согласуется с точным размером низкоэнтропийных регионов, 33.554.432 бита.

Врасплох: С таким же успехом может быть 2.048*2.048, с 256 серыми уровнями (8-битовыми).

Клавдий: Должно быть достаточно просто выяснить, что именно. Если допустить конкретную длину строки и сделать перекрестные корреляции успешных строк, точная длина строки выпрыгнет прямо под нос, когда мы до нее доберемся, поскольку корреляция будет гораздо выше. Дайте я посмотрю.

Данная кучка комментариев на этом заканчивалась. Предположительно Клавдий еще не получила ответа на свой вопрос, или таковой не "выпрыгнул прямо под нос". Милли двинулась дальше.

Седьмая выпуклость на хребте сигнала, в секции 12, содержала в себе ремарки, схожие с предыдущими, если не считать трех дополнительных комментариев:

Мегахиропс: В данном случае низкоэнтропийные регионы имеют постоянную длину в 4.194.304 бита, что составляет ровно одну восьмую длины регионов в секции 7. Никто не находит это достаточно удивительным?

Дух: Мы, вероятно, сделали бы все регионы одного и того же размера. Различие может быть частью сообщения, пытающейся что-то нам передать.

Клавдий: А не могут это быть линейные рисунки - бинарные изображения, черно-белые без всяких серых оттенков?

Девятая выпуклость поддерживала гипотезу, уже выдвигавшуюся в ранней истории СЕТИ:

Джокер: Частотный анализ данной секции предполагает, что мы здесь имеем дело с основанием-4 арифметическим скорее, чем с основанием-2 бинарным, которое мы видим везде. Возникает сильное искушение интерпретировать это как биологическое описание в терминах цепочки из четырех нуклеотидов.

Аттобой: Остерегайтесь антропоморфизма. Впрочем, я согласен - искушение очень сильное. Я попытаюсь скоррелировать эту секцию со всем, что имеется в геномной библиотеке.

Не было ничего удивительного в том, что Аттобой до сих пор не сообщил о результатах своих усилий. Задача представлялась просто чудовищной. Упомянутая библиотека содержала в себе полные геномы для двух с лишним миллионов видов - от людей, дубов и грибов до самых мельчайших и простейших вирусов. Причем даже самый дикий оптимист не мог надеяться на точное совпадение. Было бы настоящим чудом (причем чудом, в высшей степени соответствующим универсальной природе жизни), если бы хоть что-то там скоррелировало с каким-либо живым существом с Земли. Но Аттобой был прав - нельзя было позволить себе это не проверить.

Милли прокладывала себе дорогу по всему сигналу, секция за секцией. Эта процедура развивала у нее сильный комплекс неполноценности. Результаты, которые она видела, были получены так быстро и предлагали такое зримое доказательство предельной изобретательности, что впору было задуматься о том, что она вообще может сюда присовокупить. Группа Сети Головоломок уже установила существование уникальных последовательностей начала и конца, каждая в четырнадцать битов длиной. Цифровое основание и порядок чтения были совершенно определенно известны: целые числа имели основание-2 и основание-4 с самой значимой цифрой справа. Последовательности простых чисел, степеней, квадратов и кубов были обнаружены, достаточно длинные, чтобы предстать абсолютно недвусмысленными.

Как только Милли дошла до самого конца сигнала с его завершением в виде повторяющегося образа из четырнадцатибитовой последовательности конца, она сразу же вернулась к самому началу и приступила к настоящей работе. Легкая часть, следование по пути, размеченному остальными, закончилась. Теперь Милли должна была сделать что-нибудь, чтобы оправдать свое присутствие в группе. "Сиди, наблюдай, учись, держись тихо" - все это было хорошо только для первой половины дня. А в дальнейшем Милли рассчитывала употребить на пользу дела все свое уникальное знание и опыт. Она отправилась к секции примерно в середине сигнала, где анализ и комментарии членов Сети Головоломок были скудными и пробными на вид. Это место имело для Милли особую важность. Именно здесь она впервые подметила странность, которая впоследствии развилась в аномалию Ву-Бестона, и теперь она энергично принялась эту секцию изучать.

Со станции "Аргус" Милли захватила с собой нечто куда более важное, чем одежда или личные вещи - свой собственный пакет обрабатывающих программ. Она не испытывала иллюзии, что они лучше чьих-то еще; просто она была уверена, что они другие. Кроме того, они были ее, и она их вдоль и поперек знала.

Милли приступила к анализу. Он был схож с тем, который она проделывала несколько месяцев тому назад, но имел одно существенное отличие: теперь Милли могла основываться на всем, точно установленном или выдвинутом в порядке гипотезы группой Сети Головоломок. Кодовая последовательность конец-начало была известна. В целых числах Милли не сомневалась. А самое важное, она теперь точно знала, что имеет дело с настоящим сигналом. Головоломки всегда становились проще, когда ты была уверена, что решение существует.

Секция, которую Милли вырезала для исследования, составляла всего лишь малую долю целого, примерно сотню миллионов цифр из двадцати одного миллиарда. Весь этот объем можно было очень быстро съесть картинками, но Милли намеренно избегала низкоэнтропийных участков. Она надеялась найти "текст" - что бы этот термин ни значил для внеземного разума. Шла еще слишком ранняя фаза этой игры, чтобы можно было надеяться найти ключи к реальному языку.

После нескольких первых минут Милли вошла в некое полудремотное состояние. Мозг ее сделался местом, где символы обретали собственную жизнь и формировали собственные взаимоотношения. Сигнал содержал многие их десятки, короткие и четко оформленные цепочки, уже идентифицированные другими членами группы как общие повторяющиеся образы, но пока еще не понятые в плане смысла. Порой неизвестные цепочки казались близки к известным целым числам, порой они ассоциировались лишь с другими неизвестными. Впрочем, на данной стадии понимания почти все "известное" лежало в пределах громадной трясины неуверенности. Весь фокус - если только этот фокус существовал - заключался в том, чтобы встать на твердую начальную точку, опереться на что-то достаточно определенное, а затем обнаружить последовательность, которая позволила бы пробраться вдоль нее до другой точки понимания.

Милли все работала и работала, начисто забыв о том, где она и сколько уже там находится, пока внимание ее снова и снова не стало возвращаться к последовательности, содержащей всего лишь несколько десятков тысяч цифр. Она кусок на куском выудила эту последовательность из моря в сотни миллионов битов, на сознательном уровне совершенно не разбирая, почему это она принимает, а это отбрасывает.

Что делало эти образцы отличными от любых других случайных выборок? Внешне они напоминали бессмысленную смесь. Данный образ, если его можно было так назвать, представлял собой наборы небольших целых чисел, неизменно отделенные друг от друга повторяющейся цепочкой. Эта цепочка всегда содержала одни и те же двадцать бинарных цифр и могла указывать на реальное число, но скорее всего заменяла определенного рода символ. Милли назвала ее "соединителем". Каждый блок соединитель-число-соединитель имел свои собственные индикаторы начала и конца, отделявшие его от других блоков.

Милли подставила слово "соединитель" в набор данных на место 20-битовых цепочек, а десятичные числа - на место их бинарных цифровых эквивалентов и ознакомилась с результатом.

С первого взгляда она ничего особенного для себя не усвоила. Вот шел блок восемь-соединитель-шесть-соединитель-восемь, за которым следовал индикатор "конец блока". А вот - восемь-соединитель-семь-соединитель-восемь, который в цифровом смысле представлял собой то же самое, а за ним опять индикатор конца. Но дальше располагался блок один-соединитель-восемь-соединитель-один, после чего более загадочный один-один-соединитель-соединитель-шесть-соединитель-соединитель-один-один.

На что бы это могло указывать?

Милли упорно сосредоточивалась, пока числа и слова не стали плавать, блуждать и покачиваться у нее перед глазами. Распознавание образов оставалось той процедурой, которую люди выполняли лучше любого компьютера из доселе построенных.

Это должен быть образ, верно?

Верно! Так распознай его!

Дисплей оскалился на нее в ответ:

"Валяй! Если сможешь!"

Милли закрыла глаза, перевела дух и долго-долго сидела в неподвижности. На сознательном уровне она словно бы дрейфовала от одной случайной мысли к другой. Но когда Милли открыла глаза, она тут же сменила слово "соединитель" на дисплее на символ "-".

Секция, на которую она смотрела, приняла следующий вид: 8-6-8, 8-7-8, 1-8-1, 1, 1--6--1, 1. Сперва Милли показалось, что так ровным счетом ничего не прояснялось.

А затем, совершенно внезапно, все стало ясно как день. Милли вздрогнула и потерла глаза. Какой же она была идиоткой! Ведь она в самом начале установила для себя порядок, в котором разумное существо станет пытаться конструировать значимое сообщение: математика, затем физика, затем химия. Закончив с этим, можно было пытаться интерпретировать биологию и язык.

Математику они уже имели - по крайней мере, на уровне целых чисел. Могли пройти месяцы или годы, прежде чем они продвинулись бы к комплексным переменным, алгебраической топологии и теории непрерывных групп. Этого, однако, вовсе не требовалось, чтобы приступить к разработке других тем.

Если брать физику и химию, какую самую очевидную и фундаментальную информацию могло предложить сообщение? Базовым строительным блоком, инвариантным по всей вселенной, являлась периодическая система. Водород в ней шел первым, гелий вторым, литий третьим и так далее по всем стабильным элементам. Углерод шел шестым, азот седьмым, кислород восьмым, и никаким иным их положение быть не могло.

Итак:

8-6-8: двуокись углерода, где тире служило символом химической связи.

8-7-8: двуокись азота.

1-8-1: водород-кислород-водород - вода. Будь автор сообщения человеком, он бы поставил это на первое место. Не встречалась ли вода чаще других символов? Милли необходимо было это проверить.

А 1, 1--6--1, 1? Такое тире в принципе неуклюже указывало на двух - или трехмерную связь, однако при этом предполагалось, что читатель наделен интеллектом. Конечно, это был метан, це-аш-четыре, углерод, образовавший одинарные связи с четырьмя водородными атомами. Вполне возможно, двумерная или трехмерная репрезентация могла обнаружиться где-то еще в сигнале, но на данный момент этого было вполне достаточно. Просматривая всю последовательность, Милли смогла увидеть более сложные образы. Сейчас она читала не что иное, как введение в элементарную химию, в то же самое время подтверждавшее, что обычные числа служили здесь обозначением химических элементов.

Разумеется, это не являлось великим открытием. Скорее всего, это просто был один маленький шажок вверх по горе понимания, необходимого для расшифровки послания внеземного разума. Но это был ее шажок - тот, которого пока еще никто не сделал. Милли не хотелось просто обозначить его на дисплеях Сети Головоломок. Ей хотелось поскорей с кем-то поделиться, выкрикнуть об этом всему свету, прежде чем ее мозг лопнет, и информация будет потеряна.

Милли быстро встала, покачнулась и ухватилась за край пульта. Близкая к обмороку, она была вынуждена плюхнуться обратно в свое кресло.

Когда головокружение отступило, Милли решила посмотреть, сколько сейчас времени. Уже далеко за полночь. Это была ее старая беда. Она более половины суток просидела одна в этой комнате, позабыв обо всем, кроме дисплеев и собственных мыслей. Теперь, снова осознав у себя наличие тела, Милли поняла, что во рту у нее сущая пустыня, а в горле такое ощущение, точно оно навеки потеряло способность глотать. Ей срочно требовалось попить и сходить в туалет - и обе эти потребности взяли верх над периодической системой элементов.

Милли встала, на сей раз более аккуратно, добралась до двери и вышла в коридор. Она не знала, где здесь туалет, но интуиция подсказывала ей, что он должен быть рядом с конференц-залом. Тогда Милли двинулась в самый конец коридора, опираясь рукой о стену и радуясь тому, что все двери теперь закрыты.

В туалете она пописала, затем попила из крана и ополоснула холодной водой руки и лицо.

Затем Милли вернулась обратно в пустынный коридор. Пребывая в довольно бестолковом состоянии, она поначалу не заметила, какой он темный и тихий. Все остальные члены группы Сети Головоломок, наверняка давным-давно разбрелись по койкам, и Милли следовало сделать то же самое. Ее мозг определенно лопаться не собирался. А значит, свое открытие она смогла бы обнародовать завтра.

Медленно и утомленно Милли поплелась ко входной двери. На полпути туда ее нос вдруг различил слабый, но бесконечно привлекательный запах. Кто-то что-то приготовил, и до смерти изголодавшейся Милли этот аромат показался сущей амброзией.

Проследив запах пищи до конкретной двери, Милли в задумчивости перед ней встала. Все ткани ее тела требовали немедленного подкрепления. Если там случится быть объедкам, надо думать, персона, которая приготовила еду, их для Милли не пожалеет? Она непременно оставит записку с объяснением случившегося и обещанием возместить все съеденное.

Рот Милли, пять минут тому назад совершенно сухой, теперь обильно сочился слюной. Она приоткрыла дверь в комнату. Внутри царил полумрак, но голодающая сразу же сумела разглядеть столик с едой и большую фаянсовую кастрюлю в самом его центре. Ручка черпака была соблазнительно обращена к Милли.

Она сделала два быстрых шага и уже готова была схватить черпак, когда вдруг поняла, что в комнате все-таки есть кто-то еще. Громадный человек, достаточно большой, чтобы затмить половину всех дисплеев, восседал в грандиозном мягком кресле. Когда Милли отступила на шаг, затянутая в черное туша развернулась к ней.

28.

- Это то, что надо? - Дядюшка Каролюс положил на стол закрытый прозрачный контейнер, формой и размером напоминавший небольшой наперсток. - Я хотел убедиться, что мы об одном и том же говорим, прежде чем я пойду дальше и эту ерунду исследовательской команде отдам.

Была самая середина ночи. Каролюс, в черном плаще с капюшоном, без предупреждения пришел к Алексу в квартиру, где его встретила сонная и обалделая Кейт в одной лишь короткой ночной рубашке. Дядюшка оценивающе на нее пялился, прежде чем Алекс появился из спальни, и Кейт смогла туда удалиться.

Поморгав от яркого света в гостиной, Алекс взял в руку миниатюрную склянку. Он поднес ее к самым глазам, вглядываясь в содержимое. Внутри находилась темно-серая жидкость, которая лениво покачивалась, когда он наклонял пузырек.

- На вид что-то не то, - наконец сказал Алекс. - Как мне это описали, там должно быть множество маленьких шариков.

- Они там есть. По крайней мере, один из наших спецов быстро глянул под микроскопом и сказал, что они на месте. Шарики совсем крошечные, и движутся так, будто они жидкость.

- Тогда, полагаю, это именно то, что нам нужно. А что, вам обязательно было глухой ночью сюда приходить?

- Мне казалось, мы сошлись на том, что всю эту ерунду надо как можно скорее проделать. Твой жирный дружок по-прежнему готов нам Пандору отдать?

- На целый год, как только тесты будут закончены, и мы передадим результаты. Сова без конца ворчит, но Пандору он уже освободил и прибыл на Ганимед. Он хочет, чтобы операционный центр был закончен, прежде чем он вернется.

- Тогда давай проделаем тесты и закончим с этим, пока он не передумал. У кого есть список?

- Ни у кого. Сова описал ряд экспериментов, который я уже передал Бенгту Суоми, но он хочет, чтобы наши люди пофантазировали и добавили туда любые физические тесты, какие им только в голову придут. Он убежден, что когда нужный эксперимент будет выполнен, мы сразу об этом узнаем. Я сказал Бенгту Суоми, что Сова ожидает какого-то эффектного результата, а вы знаете Бенгта. Он уже ждет не дождется, когда можно будет приступить.

- Охотно верю. - Каролюс фыркнул. - Сегодня ночью я для Суоми из стартового пистолета пальну. Потом будет проблема с тем, чтобы его остановить. Я еще не встречал ученого, которому бы так хотелось всего лишь еще один экспериментик проделать.